Владимир Купрашевич - Архивариус, или Игрушка для большой девочки (переиздание)
– Паспорт у меня. Я уже купил билет. Поезд через два часа. Приезжай на Московский вокзал. Жду у памятника Петру.
Ксения не успела толком ничего понять и едва открыла рот, как связь прервалась.
– Черт! – возопила она, швырнув трубку. Ее никак не устраивала такая опека.
В конце концов, она взрослая дееспособная женщина и может сама определить, когда ей уезжать и надо ли ехать вообще. И как паспорт оказался у этого сыщика? Кто просил его об этой услуге? В расстройстве Ксения долго не могла принять никакого решения. Всякое казалось неразумным. Уехать, так ничего и не добившись? Остаться без всякой надежды что-нибудь изменить?
Немного успокоившись, поняла, что не успеет проститься с подругой – они с Василием отправились навестить больную мать Жени. Заодно и познакомить ее с будущим зятем. Они вряд ли вернутся до вечера. Ксения начиркала несколько прощальных слов Жене на приготовленном листе бумаги и, поминая недобрыми словами своего благодетеля, сбросала вещи в дорожную сумку.
Не успела она коснуться дверной ручки, как в замочной скважине, с другой стороны, торопливо зашуршал ключ, и дверь распахнулась. Выражение лица Женьки было настолько необычным, что Ксюша невольно отступила назад. Глаза подруги с размазанной краской были широко раскрыты и неподвижны, как у слепой, губы тряслись, на щеках развезена вся косметика какая была наложена на лицо с утра. Не замечая Ксюши, она бросилась в ванную, но уронила сумочку, споткнулась об нее, ударилась в торец приоткрытой двери и кинулась дальше на кухню. Ксения в полнейшем недоумении отправилась вслед за ней. Женя судорожно выдергивала один за другим ящики стола, нашла сигареты, разорвала трясущимися руками пачку, ухватила одну из них за фильтр, попыталась сунуть в рот, но промахнулась, смяла, отшвырнула в сторону и, завалившись на пол спиной в угол, закрыла лицо руками.
Ксения, перепуганная до предела, не знала как себя вести, наконец, встав перед Женей на колени, потрогала за плечо.
– Женечка, что случилось?
Подруга резко откинула голову, так и не глядя на Ксюшу, раздула ноздри. В беспомощно распахнутых глазах блеснули слезы.
– Что? – повторила Ксения.
– Это мой отец!
– Где? Кто? – вскочила Ксюша, и в этот момент раздался звонок.
– Открой дверь, увидишь, – видимо из последних сил простонала Женя.
Ксюша вышла в прихожую, повернула задвижку. В дверях стоял Василий в полу расстегнутом кителе с бледным лицом. Он ничего не сказал Ксении, отстранил ее, прошел в комнату и упал в кресло. Ксюша прошла следом.
– Налей чего-нибудь выпить. Где-то оставалась водка, – глухо попросил он.
Ксюша вынула из холодильника начатую бутылку водки, плеснула с полстакана в подвернувшуюся посуду и отнесла Василию, потом опять вернулась к Жене, вытащила ее из угла и усадила на табурет. Сама устроилась рядом и протянула подруге стакан воды. Подождав, когда взгляд Жени стал осмысленным, повторила вопрос.
– Мы навестили сегодня в больнице мать. На свою голову. Она опустилась к нам в вестибюль и сразу уставилась на Василия, потом вдруг заявила, что не ожидала, что когда-нибудь увидит отца своей дочери… Я подумала, что она там, в этой клинике, тронулась умом, но она назвала его имя!
У входа на кухню послышался шорох. В дверях нарисовался герой дня.
– Можно я сейчас все обстоятельно тебе расскажу? – устало попросил он.
– Расскажи, – неожиданно согласилась Женя.
– Я, действительно, был знаком с твоей мамашей много лет назад. Она бегала к нам на танцульки…
– Подробности можно опустить, – нервно дернулась Женя.
– Мы встречались с ней неделю, потом, у меня ее увел другой, он уже выпускался…Симпатичный парень…не помню имени. Вот и все. Восстановить какие-то часы и числа, рассчитать математическую версию твоей беспутной мамаши у меня нет возможности.
– Сам то…какой путевый, – взвилась Женя. – Бабник!
Василий развел руками.
Ксюша невольно принялась всматриваться в лица подозреваемых.
– Не впадайте в панику. Вы даже не похожи… -
заключила она.
Женя впервые с момента своего появления вцепилась взглядом в лицо Ксении, словно только что ее увидела.
– Правда?
– Я не вижу никакого сходства.
Женя немного расслабилась.
– Водку то всю вылакал? Налей мне.
Ксения вновь достала бутылку. Женя выпила и закусила корочкой хлеба.
– Вот что, любимый, – подняла она глаза на Василия. – Завтра пойдем сдавать анализы. Проведем экспертизу. Генетическую. И все станет ясно.
Василий долго задумчиво смотрел на нее, словно что-то вы-
числял, потом не совсем в тему признался:
– Я люблю тебя.
Глаза у Жени немедленно заполнились слезами.
– Дай ей успокоиться, – вытолкала Ксюша капитана из кухни.
Женя сидела неподвижно и молча лила слезы.
– Иди умойся и успокойся. Может быть, все обойдется.
Женя неожиданно кивнула головой.
– Конечно, все обойдется. Ни на какую экспертизу мы не пойдем. Будем жить вместе. Детей заводить не будем. Все равно не вытянуть… Паспортные данные у нас не совпадают. Маманя, как я знаю, отчество мне придумала с фонаря, а фамилия ее…
– Малыша можно взять и в детдоме. Только свою мамашу надо как – то…
– Утопить такую сучку надо, – зло высказалась Женя. – Рожает, от кого попало, потом разбирайся тут. Трахалась бы с муляжом в униформе. Хоть адмиральской… И гены то, наверное, от нее, потаскухи… – Женя на секунду остановила взгляд на двери и окликнула:
– Василий!
Тот появился сразу же. Женя поднялась и неожиданно обхватила его за шею.
– Послушай, вот здесь, перед Ксюшей, я клянусь, что никогда, никогда кроме тебя у меня не будет другого мужчины. Если я только предам тебя, хоть в мыслях, удавлюсь тут же…
Василий, видимо обалдев от такого монолога долго не мог понять, что ему делать, наконец обнял ее. Уткнувшись в его
плечо она продолжала всхлипывать.
– Ну, ну, успокойся. Я тебе верю, – забормотал Василий.
Ксения взглянула на часы. Пора уходить и в темпе. Иначе опоздает на поезд. Спаянные обрушившейся на них драмой, видимо, так и не поняли, когда она исчезла. В любом случае, на столе осталась ее записка.
Корнеич стоял у бюста Петру в световом зале, как часовой.
– Что случилось?! Когда ты слямзил мой паспорт? Почему я должна ехать?!
Сыщик сдержанно улыбнулся.
– Потому что пора. Через сутки в порт возвращается твой муж. Да ты и сама собиралась.
– Может быть, я не хочу?! Как я могу уехать, если ничего так и не понятно? Если мы не нашли Михаила, даже толком не знаем, что произошло. Ты же мне обещал… Коломбо хренов! Ведь даже мне понятно, что там замешана это стерва Коклюшкина. Почему ты не дал нам ее раскрутить? Мы с Женей клещами бы вытащили правду. Разве у вас, дубоголовых, не вызывает подозрение, что она слишком хорошо знает квартиру и переставлено там все ею.
– Это ее квартира, – нехотя протянул Корнеич.
– Как это ее? – опешила Ксюша.
– По завещанию.
Ксения решила, что у нее слуховые галлюцинации.
– Какому завещанию? В связи с чем?
– В связи с тем, что он когда-то так решил.
Ксения схватила брошенную у ног сумку, затем снова опустила ее.
– Она была его любовницей? Эта то кикимора?!
Корнеич усмехнулся и покровительственно взглянул на взъерошенную собеседницу.
– Не всегда же она была кикиморой. Лет двадцать пять назад могла, наверное, и соблазнить. Он тогда вышел из заключения – отсидел ни за что пять лет. Потом его реабилитировали. Коклюшкина подрабатывала медсестрой в зоне. Согрешили или нет не знаю, но, вернувшись в Питер, родила и быстренько отреклась от него. Хотела выйти за одного высокого чиновника. Когда не получилось, затеяла с тем управляющим тяжбу по установлению отцовства. Года два мутила воду и осталась у корыта…
– Зачем же он завещал ей квартиру?
– Наверное, думал, что это его дочь. А может она и в самом деле его. Экспертизу ведь не проводили. Так что, очень может быть, что медальон, который ты у нее отняла, придется вернуть. Возможно, он принадлежит ей по наследству. Дорогой ведь. Антиквариат. Да еще с бриллиантом.
– Вот уж, черта с два! Разве она не сказала тебе, что когда он совал в карман эту подвеску, называл мое имя. Он перепутал ее со мной, потому что ждал меня…Или она считает, что это плата за ее порванные трусики?
Корнеич задумался и согласился.
– Ну, может быть. Только о каких трусиках ты говоришь? Он никаких насильственных действий не совершал. Может и намеревался – человек был в состоянии аффекта. Но не совершал.
– О каком состоянии аффекта ты говоришь?!
Корнеич долго рассматривал что-то у себя под ногами.
– А ты что, в самом деле, не понимаешь?
Ксюша порозовела и досадливо отмахнулась.
– А если было бы написано новое, оно аннулировало бы предыдущее?
– Да. Тогда бы это меняло дело.
Если Коклюшкина предполагала, что действует прежнее
завещание, она должна была подъезжать к Корнилычу, чтобы чего не вышло. Потому там и ошивалась. И там должны быть ее отпечатки. А, чтобы он не вздумал изменить завещание…
