Сергей Пономаренко - Ведьмин пасьянс
Вдова Шабалкина жила на самом краю села. Была она женщиной неопределенного возраста, с равным успехом ей можно было дать и сорок, и все семьдесят лет. Она закуталась в цветной шерстяной платок мрачной расцветки, он был надвинут на лоб, а снизу прикрывал лицо чуть ли не до носа, острого и длинного. Голос у нее был глухой и дребезжал, как чайный сервиз во время перевозки. Попытка разговорить ее закончилась для Иванны неудачно.
— Тебя определили на ночлег за пятерку? Вот и ночуй себе спокойно, а нечего лясы точить, — мгновенно ополчилась на нее вдова. — От слов денег не прибавится, а нервы сильно попортются.
— Вы не волнуйтесь — если что-нибудь интересное расскажете про оборотней, я вам заплачу. Мне редакция на это выделила деньги. — Здесь Иванна покривила душой: никаких денег ей не выделили, даже командировочные пообещали выдать лишь в невообразимом будущем, о не объяснили, как она узнает, что оно настало.
— Про оборотней? Что я, дура какая? — взвизгнула вдова, оборотилась спиной к постоялице и стала молчаливой, как стена.
Не отвечая на расспросы Иванны, зародила у той подозрение — почему вдруг она так отреагировала? Может, его боится? Интересно узнать — чего именно?
Укутанная во все темное с ног до головы, с бледным, пергаментным лицом, вдова Шабалкина походила на монашку. Была она не высокая и не низкая, не толстая и не худая, и невозможно было определить возраст по ее облику.
Все зависело от того, что она в данный момент делала: занималась хозяйством — движения ловкие, сильные, уверенной в себе женщины; начинала говорить — слышался глухой дребезжащий старческий голос, с одышкой, ахами и вздохами, да и сама она сразу принимала позу смертельно уставшей от всего — от жизни — женщины. Двойственным было ее поведение, двойственность ощущалась и в ее словах.
Когда Николай Николаевич, посчитав, что его миссия а сегодня выполнена, покинул дом вдовы, Иванна вновь принялась расспрашивать хозяйку.
— Прошу прощения, а как вас по имени-отчеству называть? Меня зовут Иванна.
— Ась? Не расслышала я. Чего ты говоришь?
— Меня зовут Иванна. А вас как зовут?
— Ой, лишенько… Вдовой — так люди кличут.
— Это же не имя. Фамилию я знаю — Шабалкина. А имя-отчество как?
— Шабалкина — это не фамилия. Люди придумали… А мое имя Пелагея, только отвыкла я от него. Называй меня как все — вдовой.
— Неудобно как-то… Давно вы… одна живете?
— Да почитай десять лет скоро будет.
— Муж, прошу прошения, от чего скончался?
— Не знаю я… Может, и жив еще. Вышел он как-то за ворота и больше не вернулся. С тех пор одна… Мужа нет, неведомо, что с ним, где он, так что я вдова — не вдова. — Она тяжело вздохнула.
— В милицию заявляли?
— А как же! На третий день, как не появился он. Там сначала посмеялись надо мной, что мужика не удержала, потом обыск в хате устроили, огород перекопали, в выгребной яме, прости Господи, и то поковырялись. В лесу искали, с собаками. Затем успокоились и больше не тревожили.
— А сами вы что про это думаете?
— А кто его знает? Они напоследок сказали: нет тела — нет дела. Мужик-то твой, наверное, загулял. Видно, плохо кормила, вот и сбежал…
— Ну, это они зря… Знаю я статистику — много люду пропадает, в городах даже больше. Не все находятся…
— Вот и он не нашелся и о себе знать не дает.
— Пани Пелагея, давайте я вас так буду называть…
— Какая я пани? Посмотри на мою обстановку. Называй просто — баба Пелагея.
— Николай Николаевич вам уже рассказал, что я журналистка. Приехала собирать материал об оборотнях. Может, что припомните? Наверное, давно здесь живете?
— С самого рождения… В этой самой хате родители мои жили, рано померли. Одна осталась, пока Никодим не засватал и ко мне не перешел жить.
— Неужели не слышали про странные случаи, связанные с волками, оборотнями?
— Это про вовкулаков, что ли?
— Да.
— Ладно, расскажу тебе. Давно это было, через два года после войны — я совсем маленькая была. Появилось в лесу очень много волков — охотники не справлялись, ведь мужиков из армии мало вернулось. Бывало, нападали звери на людей. На сестренку Дениса волк напал, брат бросился к ней на помощь — ему досталось, хорошо, что дед Иван с топором поспел вовремя. Волк и убежал. А сестренку насмерть загрыз. В больнице Денис лежал, выходили. Только малость свихнулся после того. Странные сны ему стали сниться — будто он с волками по лесу бегает. Народ стал волноваться, так как и без того подозревали, что на него не волк, а вовкулака напал. А есть поверье: если человек после нападения вовкулаки останется живым, то сам становится вовкулакой. Родители его съехали отсюда подальше от греха. Вот и все.
— А после того случая разве не было больше нападений волков? Этот край — сплошные леса, наверное, для волков раздолье.
— Уже не припомню, что было, а чего не было. Дениска-то жил по соседству, через одну хату, на четыре года старше меня был, родственником мне приходился. Поэтому случай этот запомнился. А волки после того нападения исчезли, словно их и не было.
— Так это был один волк или несколько?
2. Россия. Воинская часть. Зима. 1987 год.
— То-товарищ с-старший сержант, рота выстроилась. Вас ждет, — отрапортовал, слегка заикаясь, дневальный Степан.
Привстав с койки, сержант Трофимов отработанным жестом завернул ремень дневальному, указав этим, что ремень надо подтянуть. Степан мгновенно отреагировал, затянув его до невозможности, до осиной талии.
— Иду… А ты слетай вниз, дежурного позови. Только мухой — одна нога здесь, вторая там.
Дневальный бросился бегом исполнять приказ.
— Все, земеля. Иди становись в строй. После отбоя закончишь, — велел Трофимов Антону, вставая с койки и поправляя гимнастерку.
Антон не спеша направился к выходу из казармы.
Вскоре выстроившаяся в колонну рота с песней «Не плачь, девчонка…» стала маршировать по плацу вместе с другими такими же поющими «коробками», тревожа морозный воздух солдатскими песнями.
Дежурный по роте прапорщик Самоедов, которого подчиненные, третий взвод, за глаза называли «Людоедовым» за страсть к муштре, то и дело покрикивал: «Четче шаг! Не слышу! Что вы там возитесь, словно навозные мухи! Гавнюки долбаные!» На этот раз прапор удовлетворился лишь тремя кругами, хотя, бывало, счет переваливал и за десяток.
— Не расходиться, сразу становись на поверку! — скомандовал сержант Трофимов, когда солдаты, довольные непродолжительной прогулкой, поспешили в казарму, на ходу растирая уши, прихваченные усилившимся к вечеру морозом.
