Дьюи Вард - Замок в лунном свете
— Морин! — послышался окрик из открытых дверей. Незнакомый женский голос. — Что ты сидишь под дождем?
Я быстро поднялась с колен.
— Иду, бабушка.
Превозмогая внезапную робость, я направилась к дверям. Барон бежал следом за мной, тыкался холодным носом в ладонь.
— Дэвид, оставьте чемодан в прихожей и выгоните из дома эту мокрую псину! — застывшая в дверях женщина поморщилась. Обняв меня, она коснулась сухими губами щеки. Отстранившись, обвела меня холодным, оценивающим взглядом.
— Боже мой, ты вся промокла, Морин! Сейчас же раздевайся и снимай туфли, не то запачкаешь весь ковер! — Повернувшись спиной, она равнодушным тоном добавила: — Я жду тебя в библиотеке.
Эндрюс вытолкал упирающегося Барона на улицу и закрыл за ним дверь. Слышно было, как пес скулит и царапается, пытаясь вернуться. Перехватив мой взгляд, Эндрюс извиняюще развел руками.
— Не беспокойтесь, мисс Томас. Обычно он спит у меня вместе с остальными псами.
Он деловито помог мне снять намокшее пальто, открыл платяной шкаф. Я сбросила туфли и смущенно стояла посреди огромной прихожей, не зная, что делать дальше.
— Вещи из вашей нью-йоркской квартиры лежат в спальне наверху, — сообщил Эндрюс.
Я кивнула. В этот момент меня занимали совсем другие проблемы. Белая таблетка? Нет, пока не нужно. Но сигарета не помешала бы…
Я вспомнила про пачку, подаренную в ресторане, украдкой нащупала ее сквозь кожаный бок сумки.
— Спасибо, мистер Эндрюс. Вы были так внимательны.
— Ну, что вы… — теперь он был в смущении. Хотел что-то сказать, но только махнул рукой и пошел к двери. На пороге остановился, помедлил, словно раздумывая, прежде чем выдавить из себя: — С возвращением в «Хогенциннен», мисс Томас!
Вот и приветствие! Правда, слегка запоздалое и из уст слуги.
Я осмотрелась. Доктор Джеймсон был прав, воспоминания возвращались. Постепенно я узнавала комнаты, обстановку, мелкие предметы. До боли знакомые и неприветливые.
В библиотеке ничего не изменилось. Рояль, клавиш которого давно не касалась рука; книжные шкафы с содержимым, погребенным под слоем пыли. Темная обивка стен придавала помещению строгий, почти суровый вид. В огромном камине тлели уголья; лампы под массивными абажурами отбрасывали больше теней, чем света.
Аккуратно расправив юбку, я присела в свободное кресло возле камина. Угасающие угли излучали слабое тепло, от которого становилось неуютно и зябко. Казалось, холодный сумрак проникал в самое сердце. Боясь шелохнуться, я ощущала, как живут и перебегают за спиной тени…
Чопорная пожилая дама, восседавшая напротив, рассматривала меня холодно и пристально, словно приколотую булавкой бабочку.
— Рада тебя видеть… — начала я неуверенно.
— Не стоит обманывать себя, Морин. Мы встретились лишь потому, что у тебя не было другого выбора: «Хогенциннен» или городская клиника. Не знаю, чувствовать ли себя польщенной тем, что ты выбрала «Хогенциннен».
— Это было не только мое решение, — тихо сказала я.
— Доктор Джеймсон решил, что будет лучше, если я вернусь… вернусь домой.
— С каких это пор ты стала считать «Хогенциннен» домом?
— У меня действительно не было выбора.
— Надеюсь, какие-то из детских воспоминаний у тебя сохранились?
— Очень немногие. Помню озеро, сам замок…
— И это всё?
— Все… Доктор Джеймсон говорил, что постепенно все восстановится. Прошлое вернется… Мне жаль, что приходится обременять тебя. Как только я почувствую себя лучше, обязательно найду работу и перееду в город.
— Ну, это мы еще посмотрим, — она улыбнулась, словно мать своему неразумному ребенку.
Сухая рука поглаживала серебряный крестик, глаза пытливо изучали мое лицо, и тем неожиданнее был вопрос, заданный очень дружелюбным тоном:
— Скажи-ка, Морин, ты пробовала что-нибудь писать накануне болезни?
Вопрос застал меня врасплох.
— Не помню, — я беспомощно пожала плечами. — Наверное, писала. Очень хотелось увидеть свое имя в каком-нибудь журнале.
Она улыбнулась — снисходительно или злорадно, я определить не могла.
— К сожалению, наши желания не всегда соответствуют нашим возможностям. Не стоит огорчаться из-за пустяков. Честно говоря, я всегда надеялась, что с возрастом ты забудешь эти детские чудачества и перестанешь тратить на них время…
Дрожащими руками я раскрыла сумочку, достала сигареты.
— Гм, ты куришь. Это, конечно, твое дело, но знай, что в «Хогенциннене» запрещено курить в спальнях. Дом стоит на отшибе, пока сюда доберутся пожарные…
Я молча зажгла спичку, глубоко затянулась.
— Кстати, что за бумаги ты жгла перед тем, как тебя поместили в клинику? — невозмутимо продолжала бабушка. — Я нашла обгорелые клочки в камине.
— Не помню… Нет, не помню, — я провела рукой по лицу. — Впервые слышу, что ты была в моей квартире.
— После тебя остался полный разгром. Пришлось засучить рукава и наводить порядок.
— Я была больна…
— Знаю, знаю. Я разобрала твои вещи и перевезла их сюда. Все лежит наверху, в твоей бывшей комнате. Надеюсь, ты помнишь, где она…
— Постараюсь не заблудиться.
— Тогда спокойной ночи, Морин, — она поднялась с кресла, маленькая, неестественно прямая, в длинном черном платье.
Я осмотрелась по сторонам — в комнате как будто чего-то не хватало. Или кого-то?
— Где отец? — выдавила я.
— У него был тяжелый день. Увидитесь завтра.
С этими словами она вышла из библиотеки. Такой была моя встреча с родным домом. Несмотря на тепло, исходившее от камина, меня знобило. Я взяла сумочку, сигареты, вернулась в прихожую. Сунула ноги в туфли и, набросив пальто, выглянула за дверь. Барон, лежавший на земле, вскочил и с радостным лаем подбежал ко мне.
Зарывшись лицом в длинную шерсть, я гладила его и шептала:
— Барон… старый добрый Барон…
Слезы катились у меня из глаз. Странно, как бабушка разрешила оставить Барона в «Хогенциннене»? Все, что любила я, было ненавистно ей. И так было всегда.
Я резко поднялась с колен. Сама не знаю, откуда взялась эта мысль, но подсознательно я была в ней уверена. Погладив напоследок Барона, я закрыла дверь, взяла чемодан и погасила свет в прихожей. Свою комнату я отыскала без особого груда.
Наверху, разобрав вещи и раздевшись, я подошла к окну. Небо очистилось, из-за облаков показалась луна. Моя комната находилась в задней части дома, и из окна была хорошо видна темная гладь озера, отражавшая лунные блики. Я вспомнила, как теплыми летними вечерами украдкой пробиралась к пристани на берегу. Словно не волны, а мгновения жизни плескали о песчаный берег. Стены комнаты дрогнули, растворились — оставив меня посреди водной глади. Я плыла, выбиваясь из сил, чуть живая от ужаса… исходившего от черного силуэта, скользившего над волнами. Подобно тени из мрака возникла лодка и двое мужчин в ней. Меня настигали, безжалостные руки рвали мою одежду; злой смех отдавался в ушах, когда меня швырнули на дно лодки. Потом в глазах у меня потемнело, луна померкла, и стало слышно, как плещется вода…
