Екатерина Мурашова - Земля королевы Мод
Интересно, будет ли Вадим, пока меня нет, звонить Алине и предупреждать ее о том, что не придет домой ночевать? Выходить в коридор ему не надо, у него есть мобильный телефон – так что никаких дополнительных неудобств от этого звонка не проистечет. Но все равно интересно было бы знать. Может быть, он предупредил ее заранее, предвидя развитие событий? Ну, это вряд ли…
Вообще, довольно нетривиальная складывается у Вадима ситуация: иметь молодую жену и любовницу на пятнадцать лет старше. Обычно бывает наоборот. Сексопатологи пишут, что пожилых мужчин ровесницы просто не возбуждают… Интересно, как мне следует вести себя, если у него ничего не получится? Обидеться? Утешать? Или просто не обратить внимания?
Близость двоих – интимный процесс. Но, если бы все-таки наблюдатель нашелся, он был бы явно обескуражен происходящим. В полной темноте не слышалось ни одного звука, кроме постепенно изменяющегося ритма дыхания. Да и дышало как будто бы только одно существо.
– Ты хочешь меня о чем-то спросить? – прошептал Вадим. Я молчала и он уточнил. – Про мою теперешнюю жену?
Это было смешно и где-то даже трогательно. Про теперешнюю жену Вадима я знала как бы не больше его самого. «А не убил ли ты моего соседа Федора Кривцова?» – вот это я пожалуй спросила бы. Но что, интересно, я стала бы делать с ответом?
Когда Вадим снова ушел в ванную, а я осталась одна, в дверь постучали.
– Войдите! – не придумав ничего лучшего, сказала я.
На пороге появился Кирилл – босиком и в одних трусах. На руках он держал Флопси.
– Вот! – сказал он. – Она в машкины игрушки забралась и там шебуршится. Машка визжит и боится. Я ее поймал. Хотел в ванной до утра запереть, но там мужик какой-то. Дашкин, Любкин или Аркашкин – я уж не знаю. Возьмите ее теперь.
– Будь так любезен, сам посади ее в клетку к остальным, – сказала я.
– Ладно, – согласился Кирилл и зашлепал в угол. По обратном пути он незаметно прихватил один из двух оставшихся на тарелке пирожков и надкусил его еще до того, как закрыл за собой дверь.
– Спокойной ночи, Кирилл, – сказала я закрывшейся двери. – А как, интересно, ты узнал, что в ванной – мужчина?
– Да он поет чего-то, – снова просунулась в дверь сонно-кудлатая голова. – Мужицким голосом. Спокойной ночи, Анжелика Андреевна…
Моя тахта удобная, но не слишком широкая. Для тех весьма нечастых случаев, когда кто-то остается ночевать, имеется еще раскладное кресло.
– Тебе завтра с утра на работу? – спросила я. – Или ты, как глава фирмы, можешь приходить когда захочешь?
– Вообще-то я обычно подъезжаю к половине десятого, – ответил Вадим. – Но, если ты хочешь, могу отменить все к чертям собачьим.
Это «к чертям собачьим» прозвучало очень по-киношному, как будто он снимался в современном российском боевике, где экономный режиссер желал выразить одной репликой свою озабоченность психологическими мотивировками и одновременно некую бесшабашность героя, исходя из чего и дал актеру соответствующие инструкции.
– Не надо ничего отменять, – сказала я. – Мне самой на службу к девяти. А если тебе надо выспаться, могу постелить на кресле.
– Можно, я лучше тут, с тобой?
Мысленно проанализировав и эту реплику, я весьма неодобрительно подумала о себе самой. Интересно, могу ли я еще воспринимать жизнь и людей как они есть, без всяких вывертов и многосложных аналитических конструкций? Если бы на моем месте оказалась, допустим, Ирка, то она бы просто тихо радовалась жизни. Впрочем, Ирки на моем месте быть не могло, потому что она честная женщина и верна Володе, а он в последнее время, кажется, не очень балует ее этим самым… короче, пить меньше надо… Да что за черт! Могу я хоть на минуту прекратить жевать эту жвачку?!
– Анджа, у тебя в комнате очень тихо, – промолвил Вадим. – Такая большая тишина бывает только в старых домах и просторных комнатах с высокими потолками. В малометражках и тишина как-то масштабом поменьше…
– Правда… – благодарно откликнулась я, легко настраиваясь на предложенную им тему.
– И в этой большой тишине отчетливо слышен скрип твоих мозговых шестеренок, – невозмутимо закончил Вадим.
– Тьфу на тебя! – выругалась я.
– И даже смутно видна в темноте многомерная конструкция, которую ты выстраиваешь. Такая, похожая на школьную модель атома или неполярной ковалентной связи… Ты уже просчитала, можно ли мне сегодня остаться на тахте? Или по результатам твоих расчетов я должен теперь убраться на жесткое, холодное и одинокое ложе?
– По результатам моих расчетов где-то сейчас ты должен спросить что-то вроде: «тебе было хорошо?» – съязвила я. – Или, на крайний случай, сообщить что-нибудь о своих ощущениях.
– Мне хорошо с тобой, – спокойно сказал Вадим. – Несмотря на то, что ты больше всего на свете похожа на старый ершик для мойки бутылок. Помнишь, были такие жесткие, с ручкой из скрученной проволоки?
– Помню, – согласилась я. – В старом дворе-колодце, на дно которого никогда не попадал солнечный свет, в живописной стене с разноцветными потеками было зарешеченное обшарпанное окошко, похожее на окно для тюремных передач из стихов Ахматовой. В нем принимали молочные бутылки толстого голубоватого стекла. Моя бабушка мыла их в раковине помянутым ершиком и складывала в сетчатую авоську. Моей обязанностью было их сдавать. За каждую бутылку давали пятнадцать копеек… А когда состарятся моя дочь Антонина и твой сын, они будут говорить друг другу: «А ты помнишь „Коммет“ (или „Сникерс“), в такой старой желтой упаковке?»
– Разве мы уже состарились? – печально спросил Вадим.
– А ты что, не заметил? – удивилась я.
Все-таки мужчины проживают жизнь совсем в иных ритмах, нежели женщины. Нормальная женщина уже после 25 лет начинает тревожиться о возрасте, мазать кремом под глазами и искать седые волосы. Двадцатипятилетний парень иногда и взрослым-то себя не считает. И при этом женщины в нашей стране в среднем живут почти на двадцать лет дольше мужчин. Оська, герой «Кондуита и „Швамбрании“» говорил про «кошкино время». Я бы, пожалуй, могла многое сказать о времени «мужском» и «женском». Например, о том, что «женское» время растянуто, как резинка. О том, что женщинам отведено гораздо меньше времени на ошибки. О том, что мужское время не только короче, но и гораздо жестче, и на ощупь напоминает наждачную бумагу («женское» время в рамках данной метафоры похоже на рулон бумаги туалетной – мягкой и незаметно разматывающейся). Но кому говорить? Ирке или Светке? Они и сами все это знают. Написать статью в журнал «Вопросы психологии»? Если вставить побольше мутных слов, то ее, наверное, даже напечатали бы. Но зачем мне это надо?
