Татьяна Устинова - Олигарх с Большой Медведицы
Белоключевский вышел в просторный холл, из окон которого тоже открывался сказочный вид на вечернюю Москву, утопающую в огнях и снегу, закурил и сунул пачку сигарет в карман.
Надо подумать. Надо подумать.
Думал он очень недолго, потому что информации было мало, но он уже не сомневался, что прав. Прав!
Он достал мобильный – не сразу, потому что попадались все время сигареты, а телефон куда-то запропал, – помедлил и набрал номер. Он помнил его наизусть.
– Привет, – сказал он, как только ему ответили.
– Привет, – отозвались в трубку. – Смотри-ка, даже телефон все тот же. Ты номер так и не сменил?
– Зачем?
– А и правда, – отозвались из трубки. – Незачем. Я уже три часа жду, когда ты позвонишь. Что не сразу?
– Сразу я не мог. Ты видел, какой у меня эскорт? Его собеседник засмеялся.
– Видел. Только я не понял, ты жалуешься или хвалишься?
– Хвалюсь, – признался Белоключевский.
Они помолчали.
– У меня проблемы, – продолжил он наконец, – мне нужна твоя помощь.
– Помо-ощь? – протянули в трубке насмешливо. – А что, больше не осталось помощников? И какой из меня помощник?! Где ты и где я?! И потом, у меня теперь другая работа.
– Я понял, что у тебя работа, но один я не справлюсь. В другое время мне было бы наплевать, а сейчас…
– А сейчас помирать не хочется, – констатировали в трубке. – Все ясно.
– Ты мне поможешь? Собеседник помолчал. – Как?
– Приезжай ко мне на дачу, я все тебе объясню.
Опять молчание.
В «прошлой жизни» они никогда не дружили, слегка недолюбливали и опасались друг друга, а теперь вот так получилось, что Белоключевскому без него не обойтись.
– Ты слышишь меня?
– Слышу.
– Ну? Приедешь?
– Ты лишил меня работы и репутации. Тогда, помнишь? Я не хочу сейчас начинать все сначала.
Белоключевский сильно затянулся.
Черная и густая грязь, лежавшая на дне души, вдруг всколыхнулась и плеснула прямо на его оголенные нервы. Внутри все зашипело и скорчилось.
Ожог.
Белоключевский был уверен, что там уже все сожжено. Нечему больше гореть.
– У меня тоже нет ни работы, ни репутации, – проскрежетал он. – И больше никогда не будет, в отличие от тебя.
– Это точно, – согласились в трубке. – Я приеду, Дима, что ты меня уговариваешь! На какую дачу?
– У меня одна осталась.
– Бабушкина?
– Ну, конечно. Какая же еще?
– Я приеду, – повторили в трубке. – Мне надо торопиться, правильно я понимаю?
– Да. Ты должен приехать раньше меня, иначе это никакого смысла не имеет. Нам надо поговорить. И мне нужна информация.
– Какого рода?
Белоключевский быстро объяснил – какого именно.
– Хорошо, – сказал собеседник. – Постараюсь, хотя времени мало.
И в пластмассовом устройстве наступила тишина, и Белоключевский остался один.
Он быстро докурил свою сигарету, кинул ее в пепельницу и еще раз глянул на распростертую за окнами Москву.
Черт побери все на свете!
И почему?! Зачем?!
В коридоре по-прежнему никого не было, лишь только пробежал шустрый мальчишка в наушниках и нелепом розовом свитере с задранными до локтей рукавами.
– Эй, парень! – окликнул его Белоключевский и побежал за ним. – Слышишь?! Остановись!
– А? – Парень притормозил и вынул из уха блестящую пипочку наушника. – Вы к кому?
– Я ни к кому, – буркнул Белоключевский поспешно. – Мне нужен Громов. Как мне его найти?
– А во-он его кабинет, видите, дверь приоткрыта. Если он не ушел еще. Хотя, если б ушел, он бы дверь запер!
– Спасибо.
Белоключевский и сам не знал, что именно станет делать в кабинете у Громова, что ему там понадобилось, но был совершенно убежден, что должен зайти. Оглянувшись по сторонам, как жулик, замышляющий ограбление, он подошел к двери и постучал.
Дверь качнулась, подалась, он вытянул руку и поднажал посильнее. Створка отворилась. Белоключевский почему-то был уверен, что в кабинете темно, и страшно изумился, когда оказалось, что там горит яркий офисный свет – цепь маленьких лампочек на потолке, и настольная лампа, и приемник мурлычет французскую песню. Белоключевский, как все хорошие мальчики, с детства выученный французскому языку, разобрал что-то про шоколад и еще про вкус поцелуя.
Его поцелуи никогда не имели вкуса шоколада, с кем бы он ни целовался. Должно быть, это что-то очень французское, русскому мироощущению недоступное.
Шоколад. Поцелуй. Победа.
Хорошо бы остаться в живых.
На столе лежали какие-то бумаги, довольно беспорядочно, и сверху детективчик Антона Леонтьева, страницами вниз, и стояла кружка с холодным кофе, и пепельница с окурками «Данхилла».
Телефон. Шнур. Ну да, все правильно. Белоключевский сверху посмотрел на окурки.
Ну что?.. Вытащить один и спрятать в пузырек из-под но-шпы?!
Он не знал, сколько у него времени, как скоро те трое хватятся его и поймут, что он давно уже выкурил все свои сигареты и теперь болтается неизвестно где.
Нужно спешить.
Хуже всего было то, что он по-прежнему ничего не понимал, потому что у него не имелось почти никакой информации, кроме проклятого телефонного шнура!
Ну, хорошо. Окурки.
Он достал из кармана пластмассовый пузырек, где уже болтался один окурок, торопливо открыл – он, конечно, никак не хотел открываться! – уронил, крышка покатилась. Прислушиваясь так, что больно стало в затылке, он полез под стол, стул откатился в сторону, стукнулся в перегородку. Белоключевскому показалось, что обрушилась стена, такой был шум!
Быстрее. Быстрее, черт тебя побери совсем!
Он нашарил пластмассовый кружок, который закатился довольно далеко, и начал, пятясь, выбираться, и шее стало жарко в вороте черного свитера.
Что он будет делать, если его здесь застукают?! Кому и что он станет объяснять?!
Все чувства обострились так, что их острые пики лезли наружу, кололи глаза и горло.
Еще несколько дней назад он знал совершенно точно – у него нет больше никаких чувств. Нечему обостряться.
Тяжело дыша, Белоключевский выбрался из-под стола, неловкими пальцами сунул окурок в пластмассовый пузырек, придвинул стул и оглядел столешницу – не осталось ли там каких-нибудь следов его присутствия.
Ничего не было, по крайней мере на первый взгляд.
Пот тонкой струйкой потек между лопаток.
Он два раза чуть не погиб, и в третий раз не дастся. Хватит. Ему есть зачем жить.
Телефон на столе зазвонил так неожиданно и так громко, что Белоключевский сильно вздрогнул, и рука, уже потянувшаяся к двери, промахнулась мимо ручки.
Нужно уходить. Прямо сейчас.
Телефон звонил.
За дверью был холл, безопасный, по крайней мере в данную минуту, полный приоткрытых дверей и Москвы, которая мирно текла за окнами в реках и водоворотах метели. Нужно немедленно выйти, сесть в кресло и закурить. Он же пошел курить, черт возьми!
