Лили Феррари - Ангельское личико
— Отец звонит, — сообщил он. — Хочет поговорить с тобой. — Деверь, казалось, был не меньше нее удивлен этим обстоятельством.
— О чем? — Марионетта не смогла скрыть страх.
Для старика Альфонсо Моруцци желание поговорить с ней было необычным. Он, как правило, удовлетворялся еженедельными визитами по воскресеньям, когда пил чай и не отрывал глаз от Марионетты, без сомнения, вспоминая ее давно умершую бабушку.
Единственный глаз Кармело поблескивал. Он не скрывал любопытства.
— Отец не сказал, — объявил он. Когда Марионетта двинулась к двери, он остановил ее. — Нет, не по телефону. Он хочет, чтобы ты приехала к нему домой.
Она остановилась, еще больше испугавшись. Миссис Мак-Куин застыла у раковины, ловя каждое слово.
— Когда… сейчас?
— Так он сказал. Велел мне привезти тебя прямо к нему. — Кармело прислонился к двери, разглядывая жену брата с презрительной улыбкой. — Что ты такое натворила, чтобы расстроить папу, а? — Он призадумался. — Верно, что-нибудь серьезное, раз он потребовал, чтобы тебя доставили к нему.
Марионетта потянулась к сумке, чтобы скрыть все возрастающий ужас.
— Я ничего не сделала, Кармело, — ровным голосом проговорила она. — Как я могу что-то сделать? Я здесь почти что пленница.
Она направилась к нему, собираясь пройти в холл, но он не уступил ей дороги.
— Я же говорил тебе, — спокойно улыбнулся он, — если ты заскучаешь, я всегда под рукой… лишь кивни мне, когда Барти не будет.
Марионетта с отвращением протиснулась мимо него.
— Пойду возьму пальто, — произнесла она.
Миссис Мак-Куин весьма выразительно грохнула ножи и вилки в мойку.
Барти стоял в холле, он как раз вешал трубку.
— Что это за история, зачем отец хочет тебя видеть? — настойчиво выяснял он. — Что ты натворила?
Она надела пальто, стараясь не показать, что дрожит.
— Я ничего не натворила, — оправдывалась женщина. — Может быть, вашему отцу одиноко. Ведь вы все ушли, а сегодня канун Нового года. — Барти запланировал шикарный ужин с братьями в одном из роскошных ресторанов в западной части Лондона.
Кармело стоял за ее спиной с ключами от машины в руке.
— Давай поторапливайся, — приказал он. — Папа велел не задерживаться.
— Тебе надо вернуться к восьми часам, — объявил Барти жене. — Я заказал столик на девять. Хочу, чтобы ты надела самое красивое платье и накрасилась. Поняла, Меченая?
Марионетта повернулась, подавляя гнев. Ее муж — просто жестокий невежественный человек. Бессмысленно заводиться.
— Подожди-ка, — внезапно проговорил он.
Она повернулась, стараясь держать себя в руках, и ей удалось спокойно посмотреть на него.
— Да?
— Почему ты не носишь мой подарок? — спросил он настойчиво. — Зачем мне было раскошеливаться на лучшую в Лондоне ондатру, если тебя в этой шубе никто не видит?
— Я думала… лучше поберечь ее для особого случая… — пробормотала она.
— Особого! — взорвался Барти. — Мой старик и есть особый случай, глупая ты корова! Быстро наверх, надевай шубу и не смей меня позорить своим видом дешевой официантки! Мы и так знаем, кто ты такая!
Марионетта молча побежала наверх. «Я не должна плакать, — говорила она себе, — я не должна плакать?..»
Она достала роскошное меховое манто из шкафа и завернулась в него. На мгновение она увидела себя в зеркале трюмо: молодая женщина с широко распахнутыми глазами в великолепных мехах и с красной бороздой на одной щеке. Выглядит точно так, как и должна выглядеть жена гангстера. Марионетта машинально взяла щетку и расчесала волосы. Потом слегка попудрила шрам и накрасила бледные губы яркой помадой. Снова оглядела себя в зеркале. Теперь она смотрелась куда более нелепо и еще меньше походила на ту Марионетту, которую привыкла видеть в зеркале. «Я похожа на размалеванную куклу, — удрученно подумала она. — Una marionetta». И криво улыбнулась, вспомнив деревянную куклу, спрятанную в коробке из-под туфель под кроватью, потом повернулась и поспешила вниз.
Альфонсо Моруцци жил один в небольшой, но дорогой квартире в Мейфере. Марионетта бывала там всего несколько раз вместе с Барти и старалась быть как можно незаметнее, вежливо предлагая сделать чай или стоя на балкончике и любуясь прелестным садом внизу. На этот раз, проходя через отделанный мрамором вестибюль, она чувствовала себя униженной этим бесцеремонным вызовом. Они с Кармело молча поднялись в лифте на четвертый этаж. Подошли к двери квартиры Альфонсо, хотя на сверкающей медной табличке значилось вовсе не его имя. Марионетта решила, что задавать по этому поводу вопросы не стоит.
Кармело нажал кнопку, и в квартире раздался громкий звонок.
— Он последнее время глохнет, — объяснил Кармело.
Прошла, казалось, вечность, и дверь медленно открылась. На пороге стоял Альфонсо Моруцци в тапочках и с сигарой.
— Ну, вот и ты, — произнес он вполне миролюбиво. — Давай, заходи. Без тебя, Кармело, — заявил он сыну, переступившему было порог. — Ты лучше пойди и покури в машине, — велел он ему. — Возвращайся через пятнадцать минут. Это много времени не займет.
Кармело послушно ушел. Теперь Марионетта находилась в квартире. Альфонсо закрыл дверь и стоял, разглядывая ее.
— Миленькая шубка, — заметил он.
— Спасибо. — Он что, собирается стоять здесь весь день и пялиться на нее? Она сняла шубу, старик взял ее и положил на ближайший стул.
— Сюда, — наконец пригласил он ее в гостиную, уставленную темными кожаными креслами, вдоль стен — полки с редкими книгами. Несколько настольных ламп по углам мягко освещали комнату, в камине горел огонь. У окна в бликах, отбрасываемых пламенем, поблескивал рояль. Все выглядело, как в голливудской постановке — нарочито и неестественно. Тут Марионетта впервые кое-что поняла: ее свекор играет роль, роль джентльмена из высшего общества?..
Он жестом предложил Марионетте пройти к креслу у камина, а когда она села, протянул ей одну из рюмок с коньяком, стоящих на маленьком столике. Потом сам опустился в кресло напротив, отпил глоток коньяка и вздохнул, глядя на огонь.
— Как провела Рождество, Марионетта?
Почему все, что бы он ни говорил, звучало угрожающе, с подтекстом, заставляя ее думать, что от ответа зависит жизнь?
— Хорошо, — вежливо ответила она. — А вы?
Она заметила, что, когда он ставил рюмку на стол, его рука со вздутыми венами и сведенными артритом пальцами дрожала. Стареет и заметно. Но ее страх от этого не уменьшился.
— Вполне сносное Рождество для одинокого старика, — заявил он, наклоняясь, чтобы стряхнуть пепел с сигары в камин. Его взгляд остановился на фотографии в серебряной рамке, стоящей на камине. Марионетта старалась разобрать, кто на ней изображен. Вроде бы Альфонсо Моруцци и маленький мальчик. Старик какое-то время смотрел, задумавшись, на снимок, потом, видимо, отогнал воспоминания и вздохнул. — Но я беспокоился о тебе, — неожиданно проговорил он, наклонившись вперед и рассматривая ее, полуприкрыв глаза, точь-в-точь, как его сыновья. Женщина удивленно ждала, что он скажет дальше. — Я всегда беспокоюсь о своей семье, — произнес он ласково, — но особенно волнуюсь, когда узнаю, что кто-то тратит деньги не там, где нужно. Ты меня понимаешь?
