Ирина Арбенина - За милых дам
«Как незаметно пролетает молодость… По сути дела, это каких-то несколько лет на фоне длинной-длинной жизни», — думала Марина, глядя на темную осеннюю воду Москвы-реки.
Джон подошел и встал рядом.
— Я очень благодарен тебе за то, что ты не отказалась участвовать в этом маленьком празднике… — сказал он, положив руку поверх ее ладони, лежащей на поручне. Марина постаралась незаметно, как бы невзначай, освободить ладонь… Он так же спокойно сделал вид, что ничего не заметил.
Все последнее время их отношения развивались совсем не так, как бы ему хотелось: он приглашал ее поужинать — она отказывалась, придумывая «очень уважительную» причину. Он звонил и предлагал встретиться — она притворялась, что страшно занята…
Теплоход зафрахтовала строительная фирма Джона, чтобы отметить удачную сделку. И отказаться на этот раз ей почему-то не захотелось.
Рано стемнело. За бортом теплохода скользили зажигающиеся огни… Марину удивляло, как красивы были темные берега… Одинокий костер… фонарь на бакене и черная ворона, сидящая рядом с ним, огоньки машин — все казалось с теплохода необычайно таинственным и романтичным.
Мимо проплыл встречный теплоход: на его верхней палубе играл маленький джаз-банд… В ярком круге света ясно было видно, как старается контрабасист… На палубе рядом с джаз-бандом стояли мужчины в белых рубашках… Один из них помахал Марине рукой. Он показался ей похожим на Волкова…
А что, возможно, ее муж сейчас тоже гуляет, плавает на теплоходе и машет приглянувшемуся стройному женскому силуэту… И возможно, это и вправду он… Не узнал — и радостно машет, идиот.
Звуки джаз-банда быстро таяли в воздухе…
«Надежды маленький оркестрик под управлением любви», — прошептала она, провожая взглядом теплоход. Возможно, это последний рейс — навигация заканчивалась… Впереди была зима.
Теплоход с освещенной палубой и «маленьким оркестриком надежды» давно скрылся из виду… Река вокруг была пустынна и темна. Точно так же было у нее на душе.
— Ты скоро уезжаешь?.. — Она повернулась к Джону. Сейчас она испытывала к нему почти нежность за то, что он стоял рядом, просто за то, что она была не одна.
Но Джон молчал и, посвистывая, смотрел на темную воду.
— Джон!
— Видишь ли, Марина…
— Что-то изменилось в твоих планах? Говори…
— Да, собственно, что тут говорить… Я решил остаться — подписал еще один контракт.
— Как это?
— Так… — Джон опять, вроде бы даже, как ей показалось, со скукой в голосе, просвистел свой нехитрый мотивчик…
— Ты же говорил, что «в этой России можно сойти с ума»…
— Я и сошел. Хочу остаться. Разве не сумасшествие?.. — Он засмеялся. — Да нет… Если серьезно, то мне предложили более высокую должность, больше денег… И я отчего-то решил, что это выгодно. Понимаешь?
— Нет…
— А ведь это просто! И странно, что ты не понимаешь…
— Не понимаю я таких расчетов. Если человек хочет уехать, значит, надо уехать.
— Стало быть, не хочет этот человек уезжать…
Джон вдруг резко повернулся и схватил ее в охапку.
Она чувствовала его губы на своих губах — поцелуй получился пополам со слезами, кажется, она плакала.
«Пусть так… пусть Джон… Ей следует быть благодарной ему…» Она понимала, что, если бы он не держал ее так крепко в объятиях, она бы, наверное, бросилась в темную осеннюю воду…
В общем, еще раз подтвердилось Соломоново: «Никто не знает, откуда приходит и куда уходит любовь». О второй, печальной, части этого изречения они с Джоном старались не думать…
Случилось то, что должно было случиться. Есть любовь на свете или нет, бог весть. Но верно, что есть магнетизм — плохо преодолимая сила притяжения, возникающая мгновенно, загадочно и непостижимо… Есть угадывание, начинающееся с первого взгляда: ты мне сужена, милая; ты мне сужен, милый. Надолго ли, не знаю, но что нам не разминуться, это точно.
Марина, чуть улыбаясь, вспомнила то их первое общее утро…
— Хорошо, что ты не храпишь…
— Что, не любишь? — взволновался Джон. Известно, что с возрастом многие мужчины начинают храпеть, а ему, в его сегодняшнем блаженно-счастливом состоянии, хотелось провести с этой женщиной много-много лет.
Слабое полуденное зимнее солнце, пробиваясь сквозь мелкий переплет стильных «турецких» окон, квадратиками ложилось на его красивую в рельефных бугорках мышц спину… Марина по очереди поцеловала все эти солнечные квадраты.
— Я в тебе сейчас люблю все… Но не во мне дело… Здесь же все прослушивается, кругом «жучки»… Думаешь, приятно: храпит человек всю ночь, а им — слушай, слушай, слушай… Вдруг сквозь храп какая ценная информация пробьется! Некоторые ведь выбалтывают во сне свои секреты.
— Заботишься о людях?
— Угу… Я и Лорду всегда говорю: не чавкай во время еды — люди слушают…
— А он?
— Никакого почтения к секретным службам… Чавкает, как лошадь. Я ему говорю: ты ведь все-таки приличная собака…
«Приличная» собака-лошадь, услышав, что о ней сплетничают, поднялась с ковра и предприняла еще одну попытку отодвинуть Джона и внедриться на постель между ним и своей хозяйкой. Это означало: «Я здесь столько времени, и никогда, ни-ни, вся жизнь прошла на полу… А ты какой шустрый, только вчера появился и уже на кровати?!»
Джон не был ни особенно богат, ни исключительно умен, да и не то чтобы престижен… Точнее, Марина об этом даже не задумывалась… Это раньше, закрыв глаза, чтобы ее не обвинили в холодности (а напротив, расценили сомкнутые якобы от страсти веки как доказательство блаженства), и, в общем-то, по большей части очень скучая, она могла думать в постели о том, что следует ценить в мужчине прежде всего: богатство, власть, ум, доброту, преданность?.. Теперь же, лежа в постели с Джоном, она без всяких рассуждений понимала, что следует ценить в мужчине более всего. Увы, это был отнюдь не ум… К черту ум, доброту, преданность, власть и богатство… Их не поцелуешь.
А ей так нравилось целовать его сильное, с чистым и свежим запахом тело, таять от одного прикосновения его ладоней… Ну, в общем, полный крах интеллигентности.
Наконец-то она вняла мудрости Конфуция: человек, достигший высот политического и финансового Олимпа и имеющий в распоряжении личный самолет, не имел ничего общего с ее мужем Лешей Волковым… Этот человек ее не интересовал… Глупо сердиться на того, кого уже нет.
Теперь она только волновалась за будущее своего неверного супруга — ведь Сам тоже очень изменился, и его отношения с прошлым окружением развивались точно по древнекитайским законам… Он тоже то и дело «уходил» от старых друзей.