Светлана Бестужева-Лада - Фламенко по-турецки
— Фэриде-ханум, — услышала я голос Исмаил-бея, — где вы тут скрываетесь?
— Я не скрываюсь. Просто захотелось кофе с сигаретой.
— Надеюсь, вам оказали любезный прием?
— Более чем. Как ваши успехи?
— Блистательно. Мне предложили помочь замять дело за бриллиант. Жаль, бриллиант фальшивый. Теперь следователь допрашивает его на предмет спекуляции поддельными драгоценностями, а ваш приятель уже в категорической форме потребовал консула и адвоката.
— Прямо сейчас?
— Вот именно. Только вряд ли раньше утра мы кого-нибудь сможем ему предоставить. Ночь он точно проведет в камере.
— Неужели его могут отпустить?
— Похоже, он так считает. И еще… он не знает, что вы здесь.
— Думаю, об этом ему все-таки нужно рассказать. Только не сегодня. А то получится слишком много острых ощущений.
— Даже больше, чем вы думаете. Когда бригада осматривала труп его дамы, заодно сделали обыск во всей квартире. Просто потому, что так положено. Как я и предполагал, пять оставшихся камней тоже нашли.
— Бриллиантов?
— Точнее, стразов. Законом не запрещено иметь в квартире хоть мешок таких камешков, но он-то считает их бриллиантами и рассчитывает продать. А это уже — афера с драгоценностями.
— Интересно, сколько он получит по совокупности?
— Не знаю, дорогая. Но приложу все усилия к тому, чтобы этот срок он отсидел в Турции, в анатолийской тюрьме. Есть у меня грустное подозрение, что в России он слишком быстро выйдет на свободу, а он этого не заслужил.
— В России, судя по всему, он сидеть в тюрьме вообще не будет. У него достаточно денег, чтобы организовать себе персональную амнистию.
— Скорее всего, так и будет. А сейчас поедем-ка домой. Очную ставку с киллером будут проводить только завтра, сейчас все уже порядком вымотаны.
— Я сейчас прекрасно отдохнула.
— Вот и продолжите это чудесное занятие на вилле. Если не возражаете, я составлю вам компанию. К тому же мы еще не ужинали. Предпочитаете ресторан или поужинаем дома?
— Как скажете, Исмаил-бей, — потупилась я с наигранной скромностью.
— Иногда вы кажетесь такой восточной… — вздохнул Исмаил-бей. — Жаль, что недолго. Что ж, воспользуюсь ситуацией и приму решение сам: поужинаем дома.
Наверное, он действительно был прав. После кофе я почувствовала прилив энергии, но продолжать находиться на людях мне было бы не слишком легко. Так что мы благополучно укатили на виллу, где меня уже ждала чудесная ванна, роскошный домашний костюм и ужин на открытом воздухе. Помимо всего прочего, меня ждал еще и сюрприз.
— Кстати, те бриллианты, которые были в посылке, я продал. Настоящие, естественно. Деньги мои люди положат в Москве в надежный банк, и я буду относительно спокоен за ваше будущее. Впрочем, наверное, разумнее положить деньги где-нибудь за границей: у вас очень странные финансовые правила.
— Да у меня никогда не было счета ни в каком банке. Только неделю назад кредитная карточка появилась.
— Фэриде-ханум, дорогая моя, у вас начинается совершенно новая жизнь. Так что привыкайте к ее реалиям.
— Про добрых фей я слышала… — задумчиво сказала я, отпивая глоток вина. — Но они, как правило, были женского рода. Добрый фей — это что-то новое. И почему деньги за бриллианты, которые мне в общем-то не принадлежат, вы так щедро отдаете мне?
— Причина проста: из элементарного чувства справедливости. Во-первых, вы все-таки рисковали, получая эту посылку: вполне мог найтись кто-то дотошный, кто вскрыл бы ее на почте в поисках контрабанды. Во-вторых, без вас я никогда не разобрался бы в этом клубке русских мафиози, которые прицелились на часть моих владений. Самое интересное, они могли их получить, их бумаги в полном порядке, больше половины акций строящегося отеля, контрольный, так сказать, пакет был у них. Возможно, еще что-то было у жены Алексея, но с этим еще нужно разбираться. Теоретически их часть акций унаследует их сын, который сейчас доучивается в Швейцарии, но права Олега бесповоротно утрачены. Преступники не могут владеть частной собственностью на законных основаниях, государство просто конфискует его пакет.
— И…
— И пустит его в продажу с аукциона. Догадайтесь с трех раз, кто купит.
Я рассмеялась.
— Я могу даже догадаться, кто выкупит оставшиеся акции у сына Алексея и Анны.
Теперь рассмеялся и Исмаил-бей. Что ж, по его логике все выходило только справедливо. Но счет в иностранном банке — на кой он мне сдался?
Наверное, примерно это и было написано у меня на лице, потому что Исмаил-бей сказал уже совершенно серьезно:
— Мы ведь договорились, вы будете работать на меня, но в Москве. Но я не исключаю того, что ваша помощь понадобится мне, скажем, в Париже. Или в Мадриде. В общем, не забивайте себе голову ерундой, просто привыкайте пользоваться пластиковыми карточками, где бы вы ни находились. Вы быстро освоитесь, я уверен.
У меня слегка закружилась голова от открывавшихся передо мной перспектив. Новая работа, новая квартира, новый образ жизни и… полная свобода в личном плане. Конечно, в монастырь уходить я не собиралась, но… случаи-то всякие бывают.
Безнравственно? Безусловно, но повторю в двадцать пятый раз: лучше быть безнравственной, чем несчастной, тем более что мой роман с Олегом тоже вряд ли можно считать образцом высокоморального образа жизни. Связь с женатым мафиози еще никого не украшала.
— Вы еще не хотите спать, дорогая? — спросил Исмаил-бей с легкой улыбкой.
— Хочу, — вернула я ему улыбку.
— Через пятнадцать минут приду пожелать вам спокойной ночи, хорошо?
— Чудесно!
Ну, он и пришел пожелать мне спокойной ночи. Когда какое-то время спустя я сладко засыпала в его объятиях, краем сознания пронеслась мысль, что если уж судьба развязывает мешок с подарками, то иногда они имеют свойство падать все сразу, причем на одного человека. Я, во всяком случае, была счастлива и умиротворена, как никогда в жизни.
Утром я проснулась в том же великолепном настроении, в каком засыпала, хотя Исмаил-бея в непосредственной близости не наблюдалось. Я тронула колокольчик, и появившаяся горничная, которую я уже более или менее понимала, спросила, где я желаю завтракать: одна в спальне или на веранде с Исмаил-беем. Я выбрала последнее и сказала, что буду на веранде через десять минут.
Впопыхах я забыла вставить линзы и появилась на веранде без них. Исмаил-бей, ожидавший меня за столом, отложил газету и, привстав, поцеловал мне руку.
— Я соскучился по вашим настоящим глазам, дорогая. По-моему, маскарад пора кончать. Я ведь влюбился в русоволосую и сероглазую славянку, а обнимаю и целую какую-то восточную гурию…