Галина Романова - Завтра не наступит никогда
Кофе оказался горячим, сладким и таким вкусным, что Эмма выпила два стаканчика-крышки. Потом Виктор, так звали водителя, сжалившись над ней окончательно, положил ей на коленки небольшой пластиковый контейнер с бутербродами и тоном, не терпящим возражений, произнес:
– Ешь!
– Спасибо. Не знаю, как благодарить вас.
Эмме даже неловко стало за такую его доброту, в последнее время все больше с монстрами в человечьем обличье приходилось дело иметь.
– А не надо меня благодарить, – улыбнулся ей Виктор, оказавшийся не таким уж грозным и злым. Усталым, может быть, но совсем не злым. – Жизнь, она ведь такая штука, Эмма, что все нам припомнить способна. И в самый неподходящий или, наоборот, подходящий момент все нам наше и подкладывает. Либо доброе, либо злое… А ты ешь, ешь, проголодалась небось, мужика своего по лесам искавши…
По тому, как он ухмыльнулся, глядя ей прямо в глаза, она тут же поняла, что легенда ее не прошла. Он не поверил в то, что она мужа искала. Он просто поверил, что она в беде, потому и помог.
– Спасибо вам, Виктор, – она устыдилась, опуская глаза.
– Ну, заладила. – Он осторожно проехал мимо блокпоста с зевающими гаишниками. – Я же тебе сказал, что все мы под богом ходим. И все еще нам аукнется – и хорошее, и плохое.
– Да… – отозвалась она, задумавшись над его словами, что-то тревожное в них для нее крылось, что-то невероятно важное и тревожное. – Как это вы так правильно подметили… Все нам жизнь…
– Я говорю, все нам наша жизнь припомнит, все! Не сразу, нет, со временем. И потом уж держись от ее сюрпризов.
– Все нам припомнит, – повторила за ним Эмма, уставившись через лобовое стекло на дорогу остановившимися глазами. – Все припомнит… И я все… Все припомню… Господи, Виктор! Вы просто гениальный человек!
– Да ладно тебе, – засмущался он неожиданно и покраснел. – Вот если заместитель генерального директора – женщина – это гениально, пашешь небось за всех. А водила что? Крути себе баранку и крути!
– Да вы что?! – Она мотала головой с зажмуренными глазами, боясь поверить в свое нечаянное воспоминание. – Вы только что своей житейской мудростью, которую вам нашептали километры дорог без конца и без края, только что сотворили такое!..
– Какое? – Он немного обеспокоился, покосившись на растревоженную Эмму. – Что случилось-то, Эмма?
– Я вспомнила то, о чем забыла!
– А, такое бывает, – выдохнул он с облегчением. – Это иногда положишь вещь какую-нибудь на видное место, ищешь, ищешь, мимо нее ходишь, а не видишь. А потом будто кто под локоток толкнет, и бац, глазами прямо в нее упираешься.
– Вот! Именно! Как же я благодарна вам, вы себе не представляете! – Она закрыла рот рукой, боясь заорать во все горло и тем самым выдать себя с головой. Хотя врагов тут не было, бояться некого, а все же. – Вы только что подтолкнули меня именно так, под локоток. Я две недели думала! Исписала гору бумаг, пытаясь вспомнить, а вы бац – и я тут же прямо уперлась глазами, как вы говорите!
– Важное что-нибудь, – не спросил, а с утвердительным кивком проговорил Виктор. – Вижу, что важное. Это хорошо, что я под руку подвернулся. Фирмой управлять – это не баранку крутить, но все равно, вишь, помог. Небось деньгами большими твое думки пахнут?
– Кабы так, кабы так! Тут жизни, жизни человеческие, понимаете?! И я наконец-то вспомнила! Вот почему Марго так сказала… Теперь мне все понятно! На ее месте я бы, наверное, тоже… Но кто мог знать, кто?! Ай да удалец, молодец! И ведь все время перед глазами, все время…
Виктор крякнул, глянув на нее с уважением.
Не из простых дамочка ему попалась, совсем не из простых. Это он после ночной дремоты на обочине спросонья в ней важную персону не разглядел. За шалаву дорожную принял. Потом уже присмотрелся и понял, что не такая она. Хоть джинсы с кофтой и мокрые все, но не затертые они, не застиранные, как у девок рабочих. И волосы, и руки у нее другие, хоть и в грязи. Про мужа загулявшего наврала ему, конечно. Станет птица такого полета по деревням мужика своего искать, как же! Она охрану свою по его следу пустит или детектива наймет. А тут, видать, случилось что-то, раз одна в таком виде на обочине.
Он много чего в своей жизни дорожной повидал, на каких каруселях она его только не крутила – жизнь-то, и ни разу никого не бросал, даже гадов последних в мороз подбирал и до города доставлял. А эту ему сам бог велел довезти до места.
– Успеешь, Эмма? – серьезно спросил он, когда уже въезжали в город.
Спросил так, будто посвящен был во все ее сложные дела. Она поняла его сразу. И что он понял все про нее, и что всей серьезностью проникся, и что помогать ей готов.
– Постараюсь успеть, Виктор. Надо успеть! – Она пожала ему руку чуть выше локтя, ладони плотно лежали на огромном руле. – Ты очень хороший человек, Виктор! Дай бог тебе всего самого доброго!
– И тебе, Эмма, добра, – кивнул он ей, высаживая там, где она попросила. – Может, зря одна идешь, а? Город – он ведь страшнее джунглей, тут за деревом не спрячешься.
– Ничего. Мне есть что сказать кое-кому. И очень хочется посмотреть и послушать, что мне отвечать станут. А ты поезжай, Виктор, поезжай…
Он дождался, пока она скроется в одном из подъездов большого красивого дома почти в самом центре. Одному дорожному богу, покровителю всех водил, было известно, как пришлось ему петлять, чтобы сюда проехать. Посидел, покурил, а потом неожиданно решил позвонить.
– Алле, Витек, ты, что ли? – отозвался сонный и явно не трезвый голос давнего знакомого. – К нам, что ли, прикатил?
– Ну да, здорово, Фролов, прикатил.
– Че, проблемы какие? Че звонишь в такую рань? – Фролов зевнул протяжно прямо ему в ухо. – Ты говори, за мной должок, помогу.
– Слушай, Фролов, дамочку я тут одну подвозил этим утром, – нехотя признался Виктор.
– Ты их сколько подвозишь-то! – присвистнул Фролов с утробным смешком. – Понравилась, что ли?
– Занятная дамочка, Фролов. Весьма занятная. Боюсь я… – он чуть подумал, прежде чем сказать. – Короче, я сейчас к тебе заеду, если ты дома, и обсудим эту тему. Идет?
– Валяй, дома я. Только лучше погуди, не поднимайся, моя после вчерашней моей вечеринки свирепствует. Погудишь?
– Погужу… Влезай в штаны, я еду…
Глава 20
Сегодняшнее утро прошло у Маркова без обычных капризов. Это случилось, наверное, впервые за их долгую совместную жизнь, когда он сам поднялся, сам сварил себе кофе и сел пить его без нее на балконе, пристроив ноги на перекладине высокого табурета.
Его никогда прежде не посещали мысли о самоубийстве, никогда. Людей, сводящих счеты с жизнью, считал безвольными и законченными грешниками. Разве было у них право поступать так? Нет, конечно. Что бы ни случилось, надо жить. А вот теперь…
