Лариса Чурикова - Никогда не говори мне «нет». Книга 3
Он сидит на том же месте, словно никуда ехать не собирается. С недоумение смотрю на него:
– Что ты сидишь? Поехали!
– Куда? – невозмутимо спрашивает он.
– Домой, – смотрю на него, как на ненормального.
– Зачем?
– Искать Мишу.
– Ты думаешь, мы с Артёмом это не делали? Ты думаешь, мы не обошли все подворотни, не объехали всех его друзей?
– Тогда поедем вывешивать флаг!
– Это мы тоже сделали. Но создаётся впечатление, что этот гадёныш где-то недалеко, и усмехается, посматривая на нас.
– Но надо же что-то делать! – говорю я в панике.
– Да, надо. Белый флаг.
– Что? – не понимаю я.
– Ты читала его письмо? Он хочет, чтобы мы помирились. Я тоже. Белый флаг нужен мне. Ты готова его мне дать? Иначе нет смысла ехать домой. Я же сказал, он где-то недалеко и имеет возможность наблюдать за нами.
Я смотрю, растерянно моргая. Это что, манипуляция ребёнком, чтобы я простила его?
– Если это нужно ради Миши, я всё сделаю. Поедем, – быстро проговариваю я.
– Это не только ради Миши. Это ради нас. И пока ты не докажешь, что у нас всё по-прежнему, я не сделаю отсюда ни шагу. Точнее, сделаю, но без тебя. А ты посидишь здесь и ещё подумаешь о разводе, или о чём ты тут думаешь.
– Это угроза? – спрашиваю я, а губы расплываются в глупой улыбке.
– Можешь воспринимать и так, – я чувствую, что его покидает напряжение, ответная усмешка ослепительна.
– И что я должна сделать?
– У тебя только один способ убедить меня, что у нас всё в порядке, думаю, ты его знаешь, – его глаза коварно поблёскивают.
Я нарочно медленно снимаю пальто. Он в расслабленной позе сидит на стуле посреди кухни. Очень медленно подхожу к нему. Я чувствую, как напрягаются его мышцы, но он не шевелится. Ах, да! Он же обещал не касаться меня! Хорошо! Я подхожу совсем близко, стою между его раздвинутых ног. Я выше, кладу руки на плечи, чувствую, как перекатываются под пальцами его стальные мышцы, вижу, как его губы раскрываются от прерывистого вдоха. Я ощущаю себя сильной, властной и желанной этим очаровательным сложным мужчиной. Запускаю пальцы в его шевелюру, с нежностью смотрю в глаза, легко целую лоб, морщинки у глаз, скулы.
– Прикоснись ко мне, – тихо произношу я и тянусь к губам.
Он порывисто обнимает меня, губы яростно впиваются, в какой-то момент зубы лязгают друг о друга, его язык проникает в мой рот. Желание взрывается в моём теле, я целую его с такой же страстью, цепляюсь за плечи. Он стонет. Этот низкий звук отражается во мне, заставляет дрожать. Его руки сползают на мои бёдра, впиваются в тело. Я вливаю в наш поцелуй всю боль последних дней. Он целует меня страстно, с каким-то отчаяньем. Внезапно осознаю: он делает то же самое, что и я – прогоняет боль, привязывает к себе, доказывает необходимость во мне. В доли секунд наш поцелуй становится мягче, нежнее, и мне кажется, я на вкус ощущаю облегчение, остатки боли и желание.
Наконец, наши губы разъединяются, но его руки крепче охватывают меня. Наслаждаюсь его прикосновениями, я так соскучилась без них.
– Мне понравился твой флаг, – говорит он тихо.
– Неужели ты не понял, он уже давно висел. Я не могу без тебя.
– Я тоже. Прости. Я постараюсь больше не причинять тебе боль. Твоя боль отражается во мне. Мне не по себе от этого.
– Почему ты не скажешь: я не буду тебе изменять?
– Оксана, я не могу ни к кому испытывать таких чувств, как к тебе. Поэтому я никогда тебе не изменял… Ну, если не считать меня пятнадцатилетнего, который был уверен, что влюблён в соседку по лестничной площадке, но тебе не нужно к ней ревновать, сейчас ей, наверное, лет семьдесят, – добавляет он с юмором и каким-то мальчишеским шармом.
– Хорошо, говорю прямо: пообещай, что не будешь заниматься сексом ни с кем, кроме меня.
– Милая, к тому, что я никогда не изменял тебе…
– В мужском понимании, – перебиваю я.
– Пусть будет так… я могу добавить, что никогда тебе не врал.
– Саша! – у меня отвисает челюсть от такой наглости, – Ты врал мне всю жизнь! По крайне мере, столько, сколько длилась твоя работа!
– Ты опять путаешь понятия. Врать и не всё говорить – заметь, для твоего же блага – разные вещи. Не знаю, как сложится жизнь, но я повторяю ещё раз: я очень постараюсь не делать тебе больно.
– Ты неисправим!
– Неужели ты так ничего и не поняла за то время, пока мы вместе?
Смотрю на него. Его глаза сияют любовью, и чем-то ещё – тёмным, непонятным, обжигающим и очень притягательным. Я вдруг понимаю, что не хочу, чтобы он менялся, я люблю его таким, какой он есть, со всеми его тёмными сторонами. Для меня главное – чувствовать, что я любима.
Его руки крепче обхватывают меня, я ощущаю себя в безопасности, заботе и любви. Теперь всё будет хорошо.
– Мы едем искать сына? – спрашиваю я.
– Куда же деваться, – недовольно бурчит он, – Конечно, я предпочёл бы зависнуть здесь с тобой на несколько дней, но нужно ехать, неизвестно, где бродит этот юный разведчик. Придёт домой, убью! – эмоционально добавляет муж.
– Эй, Тарас Бульба, по-моему, я это уже слышала, относительно к старшему.
– Не переживай, я его и пальцем не трону,… исключительно ремнём!
Мы выходим на крыльцо. Идёт дождь. Я бегу к машине и резко останавливаюсь. Моя тойота! Чистенькая, блестит под дождём!
– Саша! Это моя машина! Как ты успел! Неужели можно покрасить так быстро?
– При желании всё возможно, – он сдержанно улыбается.
– Я за рулём! – кричу я, чуть не подпрыгивая.
– Стой, ты вино пила!
– Саша, всё вино, которое мне было налито, выпил ты. Так что это тебе нельзя садиться за руль, – Он хмурится, – Ну пожалуйста, я так соскучилась по своей машине! – ною я.
– Хорошо, садись, – машет он рукой.
Я запрыгиваю на водительское кресло, жду, когда он усядется, поворачиваю ключ зажигания, и тут до меня доходит очевидное. Я резко глушу двигатель.
– Что такое? – обеспокоенно спрашивает муж.
– Саша, это новая машина.
– Тебя что-то смущает? Найди десять отличий.
– Но зачем? Неужели с моей ничего нельзя было сделать? – удручённо спрашиваю я.
– Можно, но не нужно, – излишне резко бросает он.
– Ты выяснил, кто это сделал?
– Камеры наблюдения показали каких-то двух подростков. Личности пока не установлены. Не бери в голову, поехали, – произносит он напряжённо.
Да, нужно ехать и думать о сыне, остальное ерунда. Я завожу двигатель и выруливаю из двора. Дождь льёт, не переставая, дворники не успевают. Я медленно двигаюсь по переулку. На перекрёстке, в зеркало заднего вида вдруг на мгновение замечаю тёмный силуэт с вытянутыми вперёд сомкнутыми руками. Удивиться не успеваю. Слышу глухой хлопок. Потрясённо смотрю на дыру в лобовом стекле, прямо перед глазами. Чувствую, как по моему лицу тычет что-то горячее и липкое. Вижу кирпичный забор соседа, стремительно приближающийся к машине. Где-то далеко крик Александра. Чудовищная боль. Темнота.