Энн Стюарт - Чужие грехи
— Джеймс! — кричала Энни, вцепившись в руку с ножом, занесенную для повторного удара. — На помощь!
Она даже не почувствовала боли, а лишь ощутила, как по руке потекло что-то горячее, и поняла, что ранена. Теперь она даже не сможет отбиваться. Джеймс, вернувшись, застанет ее труп в луже крови… Будет ли он горевать по ней? Или, может, он сам уже мертв?
— Стерва! — прорычал густой бас с ирландским акцентом. — Янки чертова!
Лезвие ножа блеснуло в темноте, устремляясь к ее лицу.
Энни в ужасе зажмурилась…
Она не слышала, как появился Джеймс. Не слышал его и враг. Внезапно Энни почувствовала, что ее больше никто не держит, и открыла глаза. Посреди тьмы и кошмара, словно из небытия, возникла высокая и стройная тень, а в следующее мгновение коренастый ирландец взмыл в воздух и со страшной силой врезался в стену. Послышался жутковатый хруст, и он мешком осел на пол, а нож выпал из бесчувственных пальцев.
Энни с немым ужасом следила, как Джеймс, подобрав нож, надвинулся на поверженного врага.
— Нет! — выдохнула она.
Однако если Джеймс и расслышал ее, то виду не подал. Он склонился над ее недавним врагом, на мгновение заслонив его от глаз Энни. Когда же Джеймс встал, тот лежал лицом вниз, а под ним расплывалась лужа крови.
— Вы убили его… — еле слышно прошептала Энни.
— И в придачу еще его дружка за дверью, — процедил Джеймс. — А чего ты ожидала? Что я приглашу их на чай?
Энни хотелось кричать от ужаса. Какой там техасский акцент? В голосе Джеймса не было вообще ничего от американца. Только сейчас она внезапно осознала, что Джеймс — ирландец. Ирландец до мозга костей. Точно такой же, как и человек, которого он только что убил у нее на глазах…
Джеймс протянул к ней руку, но Энни отпрянула: ей показалось, что его рука обагрена кровью.
— Как знаешь, — холодно произнес Джеймс. — Тогда иди на кухню сама, а я наведу тут порядок.
Он отвернулся, а Энни с трудом, опираясь на стену, встала и, обхватив обеими руками живот, согнувшись в три погибели, направилась в кухню. Она едва успела склониться над раковиной, как ее жестоко вырвало — пивом, рыбой, чипсами и желчью.
Энни услышала, как Джеймс пустил воду в ванной. Она понимала, что должна помочь ему — ведь он только что спас ей жизнь, убил человека, который собирался убить ее. Ей следует не воротить от него нос, а быть благодарной по гроб жизни. И все-таки Энни ничего не могла с собой поделать.
«Доктор Смерть», — так назвал его Мартин. «Я быстро откликаюсь на вызов, скрупулезен и не причиняю боли. Вдобавок посещаю больных на дому», — сказал Джеймс. Энни поежилась и только тогда заметила кровь, которая обагрила ее одежду.
Порез на предплечье выглядел довольно зловеще, но рана была неглубокая, и кровь уже едва сочилась. Воспользоваться грязным полотенцем для посуды Энни не рискнула, а ничего похожего на стерильные салфетки здесь не было и в помине. Поэтому она быстро стащила с себя футболку и, надеясь, что вода относительно чистая, обмыла рану под краном.
Порез был довольно длинный. Энни понимала: если не зашить рану сейчас, то шрам останется навсегда, но было ясно, что Джеймс едва ли повезет ее в ближайшую больницу. «А вот Уин был бы потрясен», — подумала она. Ее отец даже мысли не допускал, чтобы гармонию его самого совершенного творения нарушил какой-нибудь изъян…
Внезапно у нее закружилась голова, и Энни, присев на стул, обвязала рану все той же футболкой. Руку начало неприятно жечь, и Энни вдруг стало очень жаль себя.
Она старалась не прислушиваться к звукам, доносящимся из прихожей. Пыталась не думать о том, чем занят сейчас Джеймс. Ей отчаянно хотелось отключиться, выкинуть из головы мрачные мысли, забыться сном. Но она все равно все слышала и все понимала…
Джеймс быстро покончил с уборкой, ни на мгновение не переставая бранить себя последними словами за то, что перерезал мерзавцу глотку и перепачкал весь пол. Нужно было просто свернуть ему шею. Однако враг уже потянулся за пистолетом, и времени на раздумья у него не оставалось.
Джеймс прекрасно знал, какие мысли витают сейчас в голове Энни: он видел, каким диким, почти животным ужасом были полны ее глаза, когда он отослал ее в кухню. Скорее всего она так и не поняла, что горло нападавшему он перерезал по необходимости, а не поддавшись собственной прихоти.
Но объяснять ей Джеймс ничего не собирался. Ему не раз приходилось убивать по причинам куда менее серьезным, чем эта. Если на сей раз поступок его был вполне оправдан, то многие другие убийства объяснять было нечем. И ему оставалось только положиться на благоразумие Энни.
Да, конечно, о смерти она знала не понаслышке: видела труп Клэнси, не говоря уж о том, что сама первой обнаружила бездыханное тело своего отца. Но свидетелем убийства — с его неизбежной мерзостью и кровью — Энни стала впервые.
И лишь теперь по-настоящему поняла, кто такой Джеймс. Безжалостный убийца.
«Что ж, пожалуй, это даже к лучшему, — сказал он себе, выволакивая труп в крохотный садик и затаскивая в сарайчик, где уже покоилось тело напарника убитого, — Энни теперь перестанет витать в облаках, у нее наконец откроются глаза. Она окончательно поймет, с кем связалась. Узнает суровую правду. Давно пора».
Энни сидела в самом темном уголке кухни, и Джеймс, не позволяя себе даже взглянуть в ее сторону, прямиком направился к плите.
— Как насчет чая? — сухо поинтересовался он, наполняя облезлый чайник водой из-под крана. — Англичане считают его панацеей от всех бед.
— А ирландцы?
Голос ее был едва слышен, но обвинительные нотки прозвучали вполне отчетливо. Однако Джеймс не без удовлетворения отметил, что Энни, по крайней мере, не бьется в истерике.
— Ирландцы, разумеется, предпочитают виски, — ответил он, пожимая плечами. — Но, к сожалению, сейчас его у нас нет, а потому придется довольствоваться чаем.
Нацепив привычную непроницаемую маску, Джеймс наконец позволил себе посмотреть на Энни и замолчал, потрясенный увиденным. На Энни были лишь джинсы и кружевной лифчик, и на мгновение в мозгу Джеймса промелькнула нелепая мысль, что она пытается его соблазнить. Но почти тут же он разглядел ее руку, завернутую в какую-то окровавленную тряпку, — и остолбенел. Он, повидавший столько крови на своем веку, вдруг превратился в каменное изваяние при виде окровавленной руки девушки!
Именно — девушки. Потому что, хотя ей и было двадцать семь лет и она давно перестала быть девственницей, для него Энни по-прежнему оставалась девушкой. Храброй, отчаянной и разгневанной.
— Этот гад все-таки ранил тебя, — спокойно произнес он, запрещая себе сходить с места.
Джеймс опасался, что кинется к ней слишком быстро и резко, напугает до полусмерти или скажет что-то такое, о чем будет сожалеть до конца своих дней. До конца своей проклятой жизни.
