Инна Бачинская - Лев с ножом в сердце
Удивительное дело, она была достаточно изворотливой и могла выйти победителем из любой разборки, не теряя хладнокровия. Она всегда знала, что нужно сказать и как. «Ты что, не веришь мне?» — это жалкий лепет. Она опомнилась. Поднялась с дивана. Не глядя на Кирилла, пошла к двери.
— Погоди! — Он нагнал ее, схватил за руку. — Не сердись! Я думал, у тебя нет тайн от меня. Какое, к черту, свидание ночью? Это Речицкий?
— Нет! — крикнула она, вырывая руку. — Пусти!
— Не пущу! С кем ты собираешься встретиться? Опять за старое? Новый… — Он сумел сдержаться. Но все было ясно и так. Оскорбленная Иллария, раздувая ноздри, дергала ручку двери. Та не открывалась.
— Открой! — заорала она. — Я ни минуты здесь не останусь!
— Дура! — заорал он в ответ. Резко дернул ее к себе, обнял так, что затрещали ребра. — Уйдешь, когда я разрешу, поняла? О твоем романе с Речицким трепался весь город. А в столицах ты чем занималась? И почему оттуда свалила? Думаешь, я не знаю? Я все про тебя знаю!
— Не твое дело! — Она яростно билась в его руках. — Пусти!
— Остынь, дура! Да мне плевать, чем ты там занималась! Мне плевать на Речицкого! Я лжи не терплю! Поняла?
— Пусти! — кричала она вне себя.
— Я сказал, остынь! Никуда ты не пойдешь. Кто?
Иллария смотрела на Кирилла — лицо его побледнело, уголки рта судорожно дергались, он был страшен. И почему, спрашивается? Неужели ревнует? А она тоже хороша со своими истериками. Иллария вдруг затихла в его руках. Положила голову ему на плечо. Погладила рукой по щеке — ей казалось, она укрощает зверя.
— Тебе не стыдно? — прошептала на ухо.
— Кто он? — упрямо спросил Кирилл, но тон сбавил.
— Онопко. Илья Борисович Онопко. Денежный человек, который согласен платить. Не за то, о чем ты подумал.
— Онопко, у которого массажные кабинеты? — Он отодвинул ее от себя, испытующе заглянул в глаза.
— Были. Сейчас он затеял конкурс красоты. Ему нужна моя поддержка.
— Как ты можешь путаться с этим подонком? — Он все еще не верил ей.
— Это бизнес, — ответила она. — Я не путаюсь пока, я просто хочу знать, что ему надо.
— Почему ночью?
— Десять часов не ночь. Я думала, мы поужинаем, и я поеду… А ты начал орать, как ненормальный. Спросить по-человечески трудно?
— Я тебя очень люблю, — сказал Кирилл покаянно. — Мне все равно, что было раньше…
— Раньше ничего не было, — сказала Иллария твердо. — И если ты собираешься…
— Не собираюсь! Я дурак, извини.
Он целовал ей руки, повторяя:
— Я дурак! Не сердись. Не сердишься?
От вспышки ярости не осталось и следа. Кирилл был тих и покорен.
— Я думала, ты меня убьешь, — сказала Иллария.
— И убью! — ответил он вполне мирно. — Иди, позвони, скажи, что приедешь завтра.
— Завтра он уезжает. В Италию, на две недели. Ну и черт с ним! Не судьба.
— Поехали! — вдруг выпалил Кирилл. — Я отвезу тебя сам. Не пущу за руль.
— Я собиралась вызвать такси, — ответила Иллария, колеблясь. — Поздновато для визитов…
— Не поздно. Иди, звони. А потом поужинаем. Где он живет?
— У него свой дом в пригороде, у меня в сумке адрес…
— Дай мне честное слово, что ты не встречаешься с Речицким, — сказал Кирилл уже в машине. — Имей в виду, если узнаю…
— Не надоело? — спросила она резко. — Сколько можно?
Кирилл не ответил, пристально глядя на дорогу.
«Оказывается, Рыжий Лис ревнив, — думала Иллария. — Ревнив до такой степени, что сходит с ума… Кто бы мог подумать? Вечно зубоскалит, прыгает мячиком, а сам… надо же! Неужели он так влюблен?» Кирилл напугал ее своей неожиданной вспышкой. А как же ее независимость? Если он будет требовать отчета за каждый шаг… И откуда он знает о… Какого черта? Он что, детектива нанял? Она взглянула на Кирилла…
— Извини, — он, словно подслушав ее мысли, повернул голову, взял ее руку, прижался горячими губами. Иллария отстраненно отметила, что ничего не почувствовала — не было жаркой волны от макушки до колен. — Я больше не буду. Не сердись. Не сердишься?
— Смотри на дорогу, — сказала она ворчливо. — Кажется, мы приехали. Смотри, какой домина! Целый замок!
— Кстати, у тебя что-то с мотором, — сообщил Кирилл. — Стучит. Я всегда считал, что женщина и автомобиль вещи несовместимые. Завтра заедешь на станцию техобслуживания, скажешь менеджеру, что от меня. Есть там такой жулик, Стас. Поняла?
Она, не ответив, выбралась из машины и бросила:
— Подожди меня, я недолго! — Пошла к калитке в высоком кирпичном заборе. Нажала кнопку домофона.
* * *— Капитан не придет, — сообщил философ Алексеев своему другу Савелию Зотову. — У него неприятности по службе. Скончался Одноглазый. Не то сам, не то помогли. Я думаю, у покойного было много врагов. Его вполне могли убрать как соучастника или свидетеля. — Он помолчал, вздохнул. — Знаешь, Савелий, Одноглазый — это целая эпоха. Зубр! Мамонт! И возраст почтенный, не то семьдесят, не то восемьдесят. Всю жизнь на нервах. Уходит старое поколение…
— Ты думаешь, это… Антиквар? — спросил Савелий. — Убил?
— Я бы не удивился, — кивнул Федор. — Одноглазый был хорошим ювелиром и опытнейшим оценщиком. Его грабили четыре раза, насколько я знаю. Сидел дважды. Остальные против него — мелочь пузатая. Он консультировал не только нашего Николая, как ты понимаешь, и вполне мог пересекаться с Антикваром. На каком-то этапе необходимо избавляться от соучастников.
— У него действительно был один глаз?
— У него было два глаза. А кличку «Одноглазый» ему припаяли из-за привычки щурить левый. Видимо, это профессиональное.
Друзья зашли на минутку в «Тутси». Федор уговорил Савелия составить ему компанию. Ему хотелось еще раз увидеть девушку, которая пела про рыцаря. Савелию он в этом, разумеется, не признался. Но девушки не было. Они сидели уже около часа. Федор посматривал на подиум, ожидая, что она появится.
Савелий прочитал на своем веку сотни дамских романов и был уверен, что, несмотря на оторванность от жизни, эти романы несут в себе известное рациональное зерно в смысле создания поведенческих стереотипов как прекрасного пола, так и сильного. Проследив в очередной раз взгляд Федора на подиум, Савелий сказал:
— Давай спросим у Митрича. Или у Славика. Может, она выступает не каждый день…
— Ты думаешь? — слегка смутился Федор, не ожидавший такой прыти от приятеля.
— Хочешь, я спрошу? — великодушно предложил Зотов.
— Я сам.
— Красивая девушка. И голос… за душу берет. А тебе, Федя, давно пора подумать о создании семьи. Всему свое время… Смотри, упустишь…
