Елена Арсеньева - Отражение в мутной воде
Да, все-таки возбуждающий!
Тина торопливо закрутила воду и начала вытираться. Мелькнула мысль – выйти, обернувшись в махровое полотенце, чтобы оно внезапно упало к ее ногам, открыв взволнованному Георгию… ну, и так далее.
Она надела гостиничный махровый халат, до самого пола, и вышла, не способная в таком виде соблазнить даже сексуального маньяка.
И правильно сделала.
Георгий стоял у окна, засунув руки в карманы, и с мрачным видом смотрел на Париж. Буркнул: «С легким паром!» – и проследовал в душ, не удостоив Тину и взглядом.
А ей, идиотке, оказалось мало! Надев трусики и свой «символический» халатик, Тина тщательно подкрашивалась и причесывалась, ожидая, что сейчас утихнет плеск воды за стенкой и Георгий войдет с махровым полотенцем на бедрах, а полотенце вдруг…
Рукав махрового гостиничного халата высунулся из коридора – и дверь в комнату закрылась. Итак, Георгий выбрал себе в качестве гардеробной прихожую.
Тина еще раз взглянула в зеркало и усмехнулась – неужели ей совсем не стыдно? На плечиках висел светло-серый хабаровский костюмчик, уже отглаженный. Господи, какой сервис! Она вдруг возненавидела этот костюм, а еще больше – тот, другой, в котором сейчас появится Георгий, появится с высокомерным выражением – готова, мол? Можем идти?
И, конечно, опять не скажет, куда, зачем и почему. И Тина опять потащится за ним как пришитая. Если же ему вдруг взбредет в голову немедленно, прямо от моста Неф, погрузиться на подводную лодку и отправиться на Северный полюс (а оттуда, без передышки, на Южный), она последует за ним с той же покорностью. Однако сколько же продлится ее такое послушание? Не пора ли наконец спросить у этого странного человека, спросить напрямик: что все это значит, почему он спас ей жизнь?..
Тина с такой яростью принялась вдевать в уши тяжелые золотые серьги, что укололась острым замочком.
Вот именно – почему?! Он явился из ниоткуда, явился в ту самую минуту, когда казалось, что Тине приходит конец и настает-таки время ответить за те смерти, которые случились по ее вине – пусть и вопреки ее воле. Он просто… возник – и вернул Тину к жизни, не спросив у нее разрешения. Вот грех-то, а? Разве не оскорбительно, что она оказалась не центром Вселенной, а так… мимолетным осколочком астероида, чье беспорядочное движение на миг пересеклось с орбитой настоящей планеты и подчинилось ее притяжению?
А ты взгляни на ситуацию с другой стороны, дорогая. Подумай, охота ли этому человеку, у которого какие-то свои проблемы, тратить время и силы на докучливую, истеричную спутницу? Ведь не похож Георгий на веселого путешественника! Явно ведь скрывается от кого-то, более того: возможно, речь идет о жизни и смерти. Вот именно: о жизни и смерти, это видно по всему, хотя бы по его взгляду, устремленному в какие-то неведомые Тине дали. А если так, если его обременяют такие проблемы, не захочет ли он в один прекрасный день избавиться от ноши, которую сам же на себя взвалил? Не исчезнет ли он из жизни Тины столь же внезапно, как ворвался в нее? И снова она поплывет в одиночестве по бурной реке своей судьбы…
Тина опустила голову, чуть ли не со страхом прислушиваясь к шорохам за дверью. Ну вот… Опять то же ощущение, которое пронзило ее в аэропорту в Артеме. Только тогда она была слишком напугана и измучена, чтобы правильно истолковать его.
Страшно не просто остаться одной. Страшно остаться без него.
Вот так как-то получилось…
Послышался негромкий стук, и дверь приоткрылась:
– Ты готова? Можем идти?
Они, впрочем, больше ездили, чем ходили. Тина совершенно измаялась, выбирая момент поудобнее – сказать Георгию о своей благодарности, а потом, может быть, предложить ему помощь. Ужасно хотелось, чтобы рухнули эти незримые стены, которыми он, чудилось, отгородился от нее. Однако Георгий все глубже погружался в молчание, и на лице его застыло такое задумчиво-отчужденное выражение, что Тина не осмеливалась слова сказать.
В молчании, прерванном двумя-тремя словами, пообедали они в каком-то бистро на Елисейских Полях. Чтобы не чувствовать себя чем-то вроде косточек от рыбы, которые Георгий вилкой сдвинул на край тарелки, она изо всех сил пыталась получать удовольствие от еды, от Парижа, в конце концов! Но у незнакомой рыбешки против жареной кеты или, к примеру, карася в сметане не было никаких шансов. Париж тоже… как-то так… не блистал.
После обеда поехали к Триумфальной арке и Эйфелевой башне. Зачем ездили – Тина не поняла. Отметиться в самых «туристических» точках, что ли? Следующая «отметка» состоялась в Лувре.
К стеклянной пирамиде входа тянулась длиннейшая очередь, и Тина вдруг почувствовала смертную тоску оттого, что Георгий встанет сейчас в эту очередь, а потом они спустятся вниз, в кассы, и побредут по залам великого дворца-музея…
Не то чтобы она испытывала такое отвращение к искусству вообще, а к луврскому собранию – в частности. Конечно, Музей имени Пушкина ближе сердцу, что и говорить, но это еще не повод… Но этот дворец… Слишком уж чужим он казался. Даже Людовик ХIV, восседавший на задумчивом коне, казалось, смотрит как-то ехидно, словно суля всевозможные беды.
…Юные нахимовцы тебе шлют привет!
В мире нет другой
Родины такой,
Пусть нас озаряет, словно утренний свет,
Знамя твоих побед!
Тина вздрогнула, обернулась.
Возле монумента стоял невысокий человечек в бескозырке, в клешах и фланельке. В вырезе, конечно, маячила «морская душа». Бляха ремня сверкала на солнце.
Простор голубой,
Земля за кормой,
Гордо реет над нами
Флаг отчизны родной!
Туристы, стайками слетавшиеся к ногам Короля-Солнце, поглядывали не то с восхищением, не то с возмущением на эту диковинную фигуру. Однако ажан,[2] переминавшийся с пятки на носок неподалеку, только хмыкнул:
– Эй, Рок, тэ туа!
– Сам заткнись! – огрызнулся певец.
Ажан c солидным видом кивнул, выражая полное удовлетворение, и больше уже никак не реагировал на певца. Туристы же мгновенно смирились: если разрешено, значит, необходимо!
Ловким движением моряк сорвал с головы бескозырку, заорал:
– Раскошельтесь, бывшие товарищи! Помогите до России добраться! Посудину арестовали в Марселе, команда подалась кто куда. Собираю на билет до дому, до хаты!
Тина поджала губы. Этот «юный нахимовец» врал как сивый мерин. Да, конечно, российские суда арестовывают в иностранных портах, арестовывают все, кому не лень, от греков до норвежцев, это общеизвестно. Однако, даже на непрофессиональный Тинин взгляд, «мореман» отстал от времени лет на двадцать. Да и в ту пору моряки торгового флота в такой форме не ходили.