Светлана Демидова - Клубника со сливками
– С чего ты взяла?
– С того, что он умер.
– Тогда его жене. Надеюсь, она в добром здравии?
– В добром. А ты попробуй заложи. Я скажу, что ты сам мне предложил, а это так и есть. Где мне, деревенской девке, додуматься? Евстолия вообще держит меня за умственно отсталую.
– А ты, значит, полноценная?
– Нормальная.
– А если я половину дам?
– Половину не возьму.
– Одну книгу продаешь?
– Нет.
– Сколько?
– Давай сначала договоримся об одной.
– Хорошо. Только деньги завтра.
– Сегодня, или и книга будет завтра.
– Но я сегодня столько не наберу! Я же не ожидал, что ты с ней заявишься!
– Значит, завтра, – сказала Анечка, убрала книгу в сумку и поднялась со стула.
– Где? Может, на даче? Как бывалоча? – спросил Генечка и посмотрел на нее раздевающим взглядом. Анечке тут же захотелось скинуть всю одежду, но она взяла себя в руки. Нельзя ему поддаваться. Нельзя с ним никуда ехать, иначе и книгу отберет, и денег не даст.
– Нет. Здесь, – спокойно ответила она. – Приду, как сегодня. И чтобы за дверью обязательно сидела твоя секретарша.
Генечка расхохотался:
– Ну ты даешь! Прямо Сонька – Золотая Ручка! Да я своей секретарше только подмигну, она мигом свою юбку задерет и в таком виде горло тебе перекусит!
– Дурак ты, Генюра, как я погляжу, – ответила Анечка. – Про Золотую Ручку – это я не понимаю, но за урок – спасибо. Я с верной женщиной приду, понял? Жди!
После нескольких сделок Генечка однажды опять лихо подкатил к ней на своей машине с предложением собственного тела.
– А что ж секретарша с задранной юбкой? – спросила Анечка.
– Ну ее, надоела, – махнул он рукой. – А по тебе я соскучился. Честное слово!
И Анечка не устояла.
На его даче все было как всегда: он будто малыш-несмышленыш, а она – баюкальщица, утешительница, дарительница. И все бы хорошо, если бы Генечка опять не завелся про книжки:
– Ты уж на следующей-то книжонке скостила бы цену! Так сказать, по знакомству, по блату, значит!
– А если не послушаюсь, опять, как чемодан, меня на дорогу выкинешь? – спросила Анечка. – Может, сразу уж и одеться?
– При чем тут чемодан? – удивился он.
– При том! Ты лучше прямо скажи, что тебе от меня надо: любови или снижения цен на книжки?
– Ишь ты какая стала! – восхитился он и одобрительно похлопал ее по голой ноге. – Только ты зря про любовь-то, милая! Какая ж у нас с тобой любовь?
– А что у нас такое? – пришла пора удивиться и Анечке.
– Это, Анна Михайловна, называется сексом, то есть удовлетворением естественных половых потребностей организма.
– Значит, ты, Генечка, меня никогда не любил, а только удовлетворял потребности?
Он скривился:
– Фу-у-у… Аня… Ну зачем это выяснение отношений? Разве тебе плохо со мной? Ты скажи, плохо?
Анечка прикинула. Пожалуй, лучше всего было с Николаем Витальевичем, но выбирать ей теперь не приходилось. И тем не менее этот хлыщ, прикидывающийся младенцем при удовлетворении своих потребностей, начал ее раздражать. Она посмотрела на его бледное, поросшее светлым пухом тело и рассмеялась:
– А чего же в тебе, Генюрочка, хорошего?
– В смысле? – Он еще не понял, что она готовилась ему сказать.
– Да разве ты мужик, Генечка? Я такую соплю, как ты, раньше по груди не размазывала! У меня такие орлы были – не тебе чета! А возюкалась я с тобой, потому что сама вроде полюбила и думала: ты хоть чуть-чуть да любишь меня. А уж раз нет, то этого самого слюнявого секса с тобой мне и на дух не надо! Пусть тебя твоя секретарша прямо на рабочем месте удовлетворяет!
Ошарашенный Генечка машинально прикрыл руками причинное место, будто Анечка его случайно нагишом застукала, а она королевой поднялась с постели, косу свою заплела, быстренько оделась и уехала от него на автобусе, который как по заказу был подан к остановке садоводства.
Генечка обиды не стерпел, и Анечка не смогла больше продать ни одной книжки. Не пойдешь же их прохожим на улице предлагать, которые в них ничего не понимают. Особенно «Часослов» какого-то там века. Генечка про него много чего говорил и очень уж купить хотел, но Анечка на продажу не согласилась. Во-первых, побоялась, что Евстолия заметит пропажу такой ценной книги, а во-вторых, решила оставить ее на черный день. Мало ли что еще с ними случится в отсутствие в доме мужчины. Юрочка был еще слишком молод. Только институт закончил.
В общем, денег Анечка скопила немного. В золото перевести не успела, поскольку вдруг грянула перестройка. Все ее сбережения, хранящиеся в Сбербанке, превратились в пыль. Вроде и не Генечка в государственных заморочках был виноват, но, когда она его вспоминала, такая лютая злоба в сердце поднималась, что, кажется, убила бы при встрече, не пожалела. На фоне этой злобы ненависть к Евстолии как-то потускнела и выцвела, тем более что в хозяйке с возрастом гонору вроде как поубавилось.
А потом Генечка выплыл снова. В новой демократической реальности он расправил крылья и развернулся как никогда. Пост директора петербургского (уже!) «Книжного дома» он оставил и открыл собственный букинистический магазин под названием «Аз-Буки-Веди». Книги Николая Витальевича были бы там очень уместны. Сначала Геннадий Евгеньич Филимонов с официальным предложением о продаже книг магазину явился к Евстолии. Когда она его так же официально выставила из квартиры, возобновил наскоки на Анечку. Даже оскорблением мужского достоинства пренебрег. Книг уж очень хотелось, особенно «Часослов». А она теперь кому угодно продала бы. Только не ему! В разных местах отлавливал Филимонов и Юрочку, но тот продать отцовские книги отказался.
В общем, бывший любовник стал настоящим бедствием для Анечки. Откуда он только не выныривал, чтобы пристать к ней заново то с книгами, то с удовлетворением половых потребностей. Даже уверял, что поднаторел по мужской части, а потому все у них теперь пойдет по-другому, и даже с чувствами, то есть с любовью.
Если бы не вконец опостылевший Филимонов, Анечка смирилась бы с жизнью в доме Евстолии, потому что и Юрочка уже вылетел из гнезда, женившись на красавице Ларисе, а они с хозяйкой обе как-то одновременно постарели. Евстолия совсем ссохлась и исхудала, да и у Анечки тела поубавилось, а коса будто заиндевела вся. От Генечки ей хотелось куда-нибудь скрыться, чтобы он ее никогда больше не нашел, и она опять стала подумывать о продаже егоровского богатства, но уж, конечно, не Филимонову. Шиш он от нее получит!
Найти другой букинистический магазин в обновленном Петербурге труда не составило. Анечка вытащила из шкафа, стоящего в прихожей, еще одну, с ее точки зрения, совершенно незаметную книжку и повезла в магазин «Кириллица» на Загородном проспекте, и даже продала за хорошие деньги. Откуда ей было знать, что эта самая «Кириллица» отпочковалась от «Аз-Буки-Веди» и что хозяином ее был не кто иной, как Геннадий Евгеньич Филимонов.
