Татьяна Устинова - Седьмое небо
Снова звонок!
— Мама, подожди, — пролепетала она в трубку, поймав ее под столом. — Кто-то в дверь звонит. Я открою.
Может, притвориться, что никого нет дома? Позвонят-позвонят да и уйдут?
А если не уйдут? Решат, что ее нет, и станут ломать новый замок, ключи от которого у нее еще не успели украсть!
Не зажигая света, понимая, что ей нечего терять, кроме жизни, которая ничего не стоит и которую не спасет ни один замок, она подошла к двери и посмотрела в глазок.
На площадке стоял Егор Шубин.
Она зачем-то подержалась за лоб, помедлила секунду, чтобы успокоить вновь взыгравший адреналин, и распахнула дверь.
— Я знал, что вы дома, — заявил Шубин равнодушно. — Можно войти?
— Как вы сюда попали? — спросила Лидия, стоя у него на пути. — Двадцать минут назад домофон был в полном порядке.
— Он и сейчас в порядке, — уверил ее Шубин, вешая дубленку. — Я, конечно, уже второй день безработный, но я же не полный кретин. Цифры 3, 5 и 9 на вашем домофоне блестят, как начищенные. Все остальные грязные и ржавые. Как вы думаете, что это означает?
Лидия еще секунду стояла, во все глаза глядя на него, потом вспомнила про мать и бросилась в кухню.
— Мам, ты слушаешь?
— Кто к тебе пришел? — спросила мать как ни в чем не бывало. — Начальник?
— Нет, — ответила Лидия, — нен ачальник. Мам, я тебе перезвоню попозже, ладно?
— Ради чужого человека ты обрываешь разговор с матерью?!
— Мам, я не могу сейчас разговаривать…
— Но почему? Что изменилось? Разве человек, который пришел к тебе, важнее, чем я? Почему с ним ты можешь разговаривать, а со мной нет?!
В открытую дверь Лидия видела Шубина, который снимал ботинки.
— Мама, я тебе все потом объясню. У меня очень важный разговор.
Шубин возник на пороге кухни. Он был в синих джинсах и бежевом свитере, с красным от мороза лицом.
— Я подожду, — сказал он одними губами. — Договаривайте спокойно.
Но разве она могла договаривать в его присутствии!
— Мама…
— Мне очень неприятно об этом спрашивать, но я вынуждена это сделать. Я так понимаю, что ты со мной не едешь?
— Нет, — призналась Лидия, села в кресло и нагнулась к коленям. Она часто так делала маленькая, когда волновалась. — У меня сейчас… проблемы на работе.
— У тебя всегда проблемы на работе, — констатировала мать. — У тебя проблемы на работе, проблемы с любовниками, проблемы со всеми, только со мной у тебя нет никаких проблем, а те, которые есть, ты не хочешь замечать!
— Кофе будете? — спросила Лидия у Шубина, зажав микрофон ладонью. Он кивнул. — Я только что сварила. Наливайте. Чашки на полке справа.
Он нашел чашку, налил кофе и быстро ополоснул под краном руки. Поискал, чем бы вытереть, и вытер прямо о свои безупречные джинсы. Этот жест почему-то до глубины души поразил Лидию.
— Ну хочешь, я поговорю с твоим начальником и попрошу, чтобы он отпустил тебя на неделю?
— Нет, мам, лучше не надо…
— Конечно! — сказала мать с торжеством в голосе. — Конечно, не надо. Потому что если я поговорю, он тебя отпустит, и тогда придется ехать со мной, а тебе ведь это так неприятно!
Она опять коротко задышала, подготавливая себя к слезам.
— Это просто непорядочно, Лидия! Ты разрушаешь собственную карму, выстраивая отношения с матерью таким чудовищным образом. Это непорядочно не только по отношению ко мне, но и к твоим будущим детям, которые вынуждены будут расплачиваться за искривления в твоей карме…
— Мам, у меня еще нет детей, — простонала Лидия. — Я не могу сейчас это обсуждать, ко мне пришли… с работы…
Шубин деликатно смотрел в сторону, не обращая на нее никакого внимания, однако в комнату не уходил. Чтоб он провалился, этот Шубин! Принесло еще на ее голову!
— Может быть, я должна нанять переводчика? — осведомилась мать. — Раз моя собственная дочь ни в чем не хочет мне помогать, значит, я должна нанять человека со стороны, который в силу должностных обязанностей, а не по долгу сердца…
— Трудно приходится? — тихо спросил Шубин и неожиданно улыбнулся. В улыбке было сочувствие и, пожалуй, понимание.
— Ужасно, — ответила Лидия. — Самое главное, что сделать ничего невозможно. Если я повешу трубку, она моментально перезвонит. Если не отвечу — вызовет “Скорую” и начнет умирать.
Шубин кивнул.
— Ты не понимаешь, что разрушаешь то единственное, что составляет связь между поколениями и что называется “голосом крови”…
— Мама! — Лидия решила, что дальше продолжать в том же духе невозможно. — Я не могу поехать с тобой в Германию, и изменить ничего нельзя. Я должна сейчас оставаться на работе. Произошел скандал, связанный с моей статьей, и пока он не разрешится, я никуда не могу уехать из Москвы, понимаешь? Если я уеду, меня уволят.
— А твой любовник? — тут же спросила мать. — Разве он тебе не может помочь?
— Мама, он давно уже не мой любовник! — в бешенстве крикнула Лидия и швырнула трубку.
Воцарилось молчание. Не глядя на Шубина, Лидия потерла горящие щеки и прошептала:
— Ужас какой-то.
— Кто давно уже не ваш любовник? — спросил Шубин таким тоном, как будто спрашивал не он, а кто-то другой. — Вы сказали: “Он давно уже не мой любовник”.
— Леонтьев, — ответила Лидия с неожиданной злобой и отняла руки от щек. — Игорь Леонтьев мой бывший любовник. Вам-то что за дело до этого? Или вашу карму я тоже разрушаю?
У него вдруг странно изменилось лицо, стало злым и растерянным, как будто ее признание было последней каплей, переполнившей неведомую чашу. И даже очки не могли этого скрыть.
— Да пропадите вы пропадом вместе с вашим любовником! — заорал он совершенно неожиданно. — Это что, ваш совместный проект? Вы и ваш любовник решили разоблачить меня общими усилиями?! Почему, черт бы вас побрал, вы мне сразу об этом не сказали?!
— О чем?! — тоже заорала Лидия и выскочила из кресла. — Какое вам дело до того, кто именно мой бывший любовник? Вы кто? Что вы о себе воображаете?! Какого рожна вам от меня нужно?!
— Рожна? — переспросил он и сдернул очки. — Рожна?!!
В один шаг он приблизился к ней вплотную, так что она схватилась за его свитер, чтобы не упасть. Его железные пальцы впились в ее плечи, он хорошенько тряхнул ее.
— Вы… вы… — Так и не найдя слов, он снова потряс ее, делая больно.
— Отпустите! — прошипела Лидия, как злобная кошка, которую поймали за хвост, когда она угощалась хозяйской сметаной. — Отпустите сейчас же, мне больно!
Почему-то на этот раз ей совсем не было страшно. Не то что тогда, на лестнице. Как будто она знала, что он не причинит ей никакого вреда. Или на самом деле знала?
— Я бы вас отпустил, — произнес он с отвращением, — если бы мог.
