Татьяна Устинова - Подруга особого назначения
Прямо на тротуаре начиналась зеленая лужайка. Варвара потрясла головой, эта зелень в глазах замучила ее, но лужайка никуда не делась, она на самом деле была, по ней шли Варварины ноги. Три широкие ступени с круглыми краями, чистое стекло раздвижных дверей, в которое Варвара чуть было не бахнулась лбом, светлый бежевый пол, и посреди пола почему-то люстра. Варвара закрыла глаза, открыла и поняла, что люстра просто отражается в сверкающей плитке.
— Иван Александрович?!
— Все в порядке. Вызовите лифт.
— Вам помочь? — Голос в меру встревоженный и нарочито нелюбопытный.
— Сам справлюсь, спасибо.
— Может быть, пригласить врача?
— Я оценю ситуацию и позвоню. Может быть, придется вызвать.
— Мне не надо врача, — пробормотала Варвара.
— Ну конечно, — быстро согласился Иван, — тебе не надо, а мне надо. У меня мигрень.
— У тебя аллергия, — вдруг сказала Варвара, — на кошек.
Он, кажется, засмеялся и осторожно подтолкнул ее в лифт.
— Сейчас будем дома, потерпи еще.
Странное дело, но Варваре стало легче, как будто ожидание неминуемой смерти отпустило ее. По сравнению с этим ожиданием все остальное казалось ерундой, даже ребра, которые не давали ей дышать, и она все время боялась, что их осколки проткнут ей легкие.
— Так. Теперь стой смирно.
Через голову, потому что «молнию» заело и она не открывалась, он стянул с нее бывшую куртку, которая так ей нравилась, что она все время придумывала, как бы намекнуть Димке, чтобы он подарил куртку ей. Теперь это была уже не куртка. Впрочем, может, ее еще можно спасти?
— Шагай.
Она покорно пошла куда-то и шла довольно долго, а потом он остановил ее. Здесь свет был ярким, как в операционной, и Варваре пришлось прикрыть слезящиеся глаза. Кругом был свет и блестящая плитка — где-то она слышала, что это называется стиль «Домино», белое на белом, черное на черном.
Когда он стал стаскивать с нее колготки, она внезапно пришла в себя и стала размахивать руками, отпихивая его.
— Ты что? — спросил он. — Сдурела совсем? Я уже видел твою задницу, успокойся.
— Я сама, — пропищала Варвара.
— Хорошо, — согласился он, — давай сама.
И продолжал стаскивать колготки. Стащив, он выбросил их в какую-то корзину — Варвара проводила их полет глазами — и стал щупать ей ноги, больно сжимая с разных сторон.
— За… зачем? Не надо! Мне больно!!
— Конечно, больно, — злобно согласился он, — кости целы. Ложись, я посмотрю твои ребра.
— Куда ложиться?
Он осторожно подвинул ее, она переступила голыми ногами, и за спиной у нее оказалась низкая лежанка, собранная из деревянных плашек. Варвара легла.
Большие руки въедливо и как-то очень профессионально понажимали на все ребра по очереди, дошли до шеи, пощупали какие-то набухшие связки, потрогали челюсть — она клацнула зубами, — большие пальцы сдавили шейные позвонки.
Варвара открыла глаза.
— Ты врач?
— Когда-то был врач, — сказал он. — Так, вроде ничего, на первый взгляд… Конечно, лучше бы сделать рентген! Ушибов много и почему-то больше с правой стороны. Ребра целы. Зубы целы. Глаз заплывет, конечно. На губе кожа порвана, но можно не зашивать. Ты полежишь в ванне, а я найду какое-нибудь обезболивающее. Тебя сейчас отпустило, но потом станет хуже, когда схлынет адреналин.
Тут Варвара неожиданно увидела, что лежит совершенно голая на низкой деревянной лежанке, а почти незнакомый молодой мужик стоит перед этой лежанкой на коленях, в джинсах и распахнутой длинной куртке, и деловито щупает ей шею и ключицы. Все остальное он уже ощупал.
— Тихо, тихо, — велел он, когда она приподнялась, отбросив его руки, и стала в панике оглядываться по сторонам, пытаясь спастись или хоть чем-нибудь прикрыться. — Все в порядке.
Он дотянулся до какого-то шкафа и кинул ей громадную махровую простыню.
— Можешь замотаться, если тебе надо.
Варвара торопливо обмотала простыню вокруг себя, радуясь тому, что она большая и ее хватило, чтобы закрыть всю Варвару, с синяками, ссадинами и порванной кожей.
— Пошли в воду. Вставай и держись за меня.
Охая, как больная старушка, Варвара подняла себя с лежанки и заковыляла «в воду». Воды оказалось много. Ванна была таких размеров, что входить в нее следовало по ступенькам. Вода кипела и булькала.
— Можно уменьшить давление, чтобы тебе не попадало по ребрам, — сказал Иван, — садись.
И отвернулся. Видно, понял, что Варвара при нем ни за что не станет разворачивать простыню, хоть это и было глупо.
Через десять минут лежания в этой удивительной ванне у Варвары не стало тела. И боли не стало, и мыслей, и страха, и стыда. Остались только умиротворение, усталость, шорох и движение теплой воды.
Потом пришел Иван, уже без куртки, принес ей какого-то питья в стакане — на вкус питье было отвратительным — и вытащил ее из воды. Почему-то она опять забыла, что должна стесняться и прикрываться, поэтому он вытащил ее, вытер и сунул в халат.
— Пойдем, я сделаю тебе укол, и ты мне расскажешь, где ты так весело проводила время.
— Мне не надо укола.
— Тебе ничего не надо, — сказал он с раздражением, — лучше всего тебе было в луже со скотчем на губах.
Ее вдруг чуть не вырвало. Она глубоко и сильно задышала и взялась руками за край раковины. На лбу выступил пот.
Он стоял у нее за спиной и смотрел без всякого сочувствия.
Все же пришлось пережить и унижение укола — задранный халат, нелепая поза, запах спирта, звяканье склянки с лекарством, ожидание боли с зажмуренными глазами, торопливое одергивание полы, когда экзекуция кончилась.
— Лежи.
— Я лучше… посижу, Иван.
— Ну, посиди. Сейчас я приготовлю еду.
— Я не…
— Знаю, знаю. Ты не хочешь есть. Все равно придется. Тебя раньше когда-нибудь били?
— Н-нет, — запнувшись, сказала Варвара.
— А меня били, — объявил он, — поэтому я лучше, чем ты, разбираюсь в ситуации. Ты сейчас поешь и ляжешь. На ночь я еще вколю тебе снотворного.
— А сейчас разве не ночь?
Он глянул на часы.
— Без десяти десять. Это ночь или не ночь?
— Мне надо домой. Мне надо Таню предупредить. Он… говорил, что всех убьет, а у Тани Вася.
Иван посмотрел на нее, оглянувшись от плиты, но ничего не сказал.
— Можно, я позвоню?
Он принес ей трубку.
— Слушай, Варвара, — сказал он, близко ее рассматривая. Она видела синюю от темной щетины кожу, морщины у глаз, очень густые прямые ресницы. — Давай договоримся сразу, чтобы потом мы… не ссорились. Домой ты не поедешь, останешься здесь. Предупреждать никого не надо. Все равно на ночь глядя никто ничего предпринимать не станет. Вряд ли он нападет еще раз сегодня же. Ты заставишь людей нервничать, только и всего.
