Екатерина Мурашова - Детдом
– Большая? – опять удивился Владимир. – Вы хотели сказать: достаточно взрослая?
– Да нет. Мне такие нравятся, чтобы достаточно большие, – Кай слегка смутился и сделал обеими руками недвусмысленный жест, обрисовывая фигуру своего женского идеала. – Чем больше, тем лучше. А тебе разве нет?
Владимир молча пожал плечами. То, что сексуальные предпочтения Кая затормозились на уровне древних богинь плодородия, его не слишком удивило, но слегка успокоило. Несмотря на довольно высокий для девушки рост, Ольга оставалась скорее худощавой.
– Я видел, ты видел, другие тоже могли видеть, что она – со мной. Этим другим нужна не она. Им нужен я. Они знать, что я буду менять на ее… на свободу для нее – все.
– Зачем вы кому-то нужны? – спросил Владимир, и тут же смутился в свою очередь, так как вопрос прозвучал достаточно двусмысленно и даже где-то оскорбительно. Но Кай, по-видимому, не улавливал обиды из вторых смыслов.
– Я – Кай, или «кей», если по-английски, – спокойно объяснил он. – «Кей» – значит «ключ».
– Я знаю, – кивнул Владимир. – Но я думал: Кай – это из сказки про Снежную Королеву.
– И это тоже. Такая игра. Олег это любит. И Анжелика Андреевна. Они много играли в слова, когда были молодые. Потом Антонина росла без отца. Я так понял – они доигрались до того, что совсем перестали понимать, где что. Так бывает. Я видел много раз. Ты знаешь: когда я был маленький, у меня была амнезия – потеря памяти? Тебе, другим – кто-нибудь рассказывал о я… обо мне?
– Анжелика Андреевна – совсем кратко, в двух словах. С вашего позволения – это крайне захватывающая история, но мы не настаивали на подробностях, так как нам еще прежде объясняли, что любопытство подобного сорта вульгарно и недопустимо в обществе приличных людей.
– Ага! – Кай, по всей видимости, не понял сути высказывания Владимира, но восхитился его формой. – Анжелика Андреевна здорово образованная. Как Олег. Я и ты – нет. Поэтому буду так, чтобы мало слов. Совсем коротко: мой отец спрятал какие-то сокровища. Клад, понимаешь?
– Понимаю. А где сейчас ваш отец?
– Он умер, утонул в Белом море. Мне было тогда девять лет.
– Мне очень жаль.
– Чего тебе жаль? – не понял Кай.
– Что ваш отец покинул этот мир, что вы, Кай, потеряли родителя в раннем детстве… Это такая вежливая формула, – пояснил Владимир, заметив на лице Кая длящееся недоумение.
– Ага! «Мне очень жаль», – повторил Кай, явно заучивая.
– Но что же клад? – напомнил Владимир.
– Да. Я мальчишкой ничего не помнил, и, значит, никто не знал: успел мне отец что-нибудь сказать про клад или не успел?
– Подождите пожалуйста, Кай. А что это был за клад, который он спрятал? – Владимир мыслил строго последовательно, в отличие от Кая, мыслительный поток которого существовал в виде почти произвольной, управляющейся из подсознания смены целостных блоков-образов, включающих в себя не только и не столько логически-словесную, сколько зрительную, слуховую, тактильную и даже обонятельную информацию. – Как он попал к вашему отцу?
– Не знаю наверняка. Кажется, он у нас… дается в наследстве – можно так сказать?
– Передается по наследству?
– Да. Все эти вещи где-то украл еще мой дед. Или они ему по случаю достались – я так понял, что тогда шла очень большая война, все вокруг гибло и совсем перепуталось.
– Если я правильно понял, ваш дед был кем-то вроде пирата? – усмехнулся Владимир.
– Да, – серьезно подтвердил Кай. – А мой отец был вором. Правда, потом, когда на него передался по наследству этот клад, он перестал воровать и спрятался от других воров на Белом море. Там я и родился.
– А ваша мать? – не удержался Владимир. Этикет там или не этикет, но бывший детдомовец просто не мог не задать этого вопроса.
– Я почти ничего не помню о ней, – деревянным голосом сказал Кай. – Она утонула вместе с отцом… Тебе жаль, я знаю.
– Простите… А вот, скажите пожалуйста, касательно того клада… – Владимир проявил чудеса дипломатии так явно, что даже вызвал улыбку на лице Кая. – Что он, собственно, из себя представляет? Сундук с золотом, как в пиратских романах и фильмах?
– Да кто его знает! – пожал плечами Кай. – Я ж и не видал его целиком никогда. Олег говорит, что какое-то золото там должно быть. Монеты, наверное. Но, в основном, старинные украшения для женщин и всякое такое. А еще там должен быть деревянный крест и какие-то вещи, важные для церкви. Ты, Владимир, в какого-нибудь бога веришь?
– Кажется, нет, – подумав, ответил Владимир. – Во всяком случае, в настоящее время я ничего такого не ощущаю, и ранее тоже не ощущал. Хотя Анна Сергеевна настоятельно рекомендовала мне сделаться приверженцем какой-нибудь конфессии. Она сама полька по происхождению и советовала мне присмотреться к католичеству, так как, по ее словам, именно оно наиболее соответствует моему темпераменту и может повысить мою адаптивность. Что вы, Кай, думаете по этому поводу?
– Ты знаешь, Владимир… Мне, конечно, трудно судить… – от неожиданности вопроса Кай даже начал слегка подражать собеседнику в манере разговора. – Мексика – католическая страна. Поэтому я видел там много католических… католиков. Но, честное слово, никто из них даже близко не был похож на тебя по темпераменту!
– Да? – удивился Владимир. – Я подумаю об этом… Но вы спрашивали… Может быть, вам следует знать: Егор еще с интернатских времен очень серьезно относится к религии.
– Да. Это меня и насторожило. Монах! Он проявился уже после того, как я стал с вами работать. Егор рассказывал, что он – рыжий, в веснушках, интересовался вашим ансамблем. Когда я был еще мальчишкой, похожий монах следил за мной. Тогда я так и не сумел узнать, что ему было нужно…
– Монахи украли Ольгу? – недоверчиво переспросил Владимир. – Чтобы шантажировать вас?
– Да я и сам понимать могу, что ерунда какая-то получается, – потупился Кай. – Но подозрительно есть, никуда не деться.
– А кто-то еще, кроме церкви, может интересоваться вашим наследственным кладом?
– Да, конечно! Я все хочу тебе сказать, а как-то не получается. Кто-то из тех, кто знал моего отца. Бандиты, которые знали меня. Когда я приехал с Белого моря, я некоторое время жил у них. Им известно, что я – ключ. Именно от них Олег и спрятал меня в Мексике.
– Зачем же вы вернулись теперь, Кай? – спросил Владимир, внимательно глядя в лицо собеседнику.
Некоторое время по лицу Кая проносились отзвуки самых разных чувств. Потом лицо перекосила мучительная гримаса рождения. Но ничего так и не родилось.
– Сам не знаю, – сказал он.
Некоторое время оба молодых человека молчали. Слышен был лишь глухой рокот ночного прибоя и потрескивание дров в костре. Кай взял палку и механическими движениями выкапывал и выкатывал из углей на траву печеную картошку.
