Евгения Михайлова - Длиннее века, короче дня
Глава 26
Утром Сергей позвонил Маше, попросил ее спуститься к нему в машину, где небрежно сообщил:
– Только что кофе пил с мадам Головешко. Ты знаешь, она мне понравилась. Знает толк во всем: в напитках, дорогих ресторанах, отелях… В Лувре неоднократно бывала.
– Сережа, ты чего? Мне кажется, ты с ней не только кофе пил.
– Не только. Коньяк у нее отменный. Вот, чесслово, никогда такого не пробовал. Мне, знаешь, с барского стола многое перепадает.
– Я в ужасе от чуши, которую ты несешь. Ты ведь знаешь, что она преступница. Или она для тебя уже потенциальная клиентка?
– Обидеть норовишь. Нет. Дело мы откроем, новые обстоятельства найдем, только… Только, Машка ты моя распрекрасная, несмотря на мое не совсем трезвое состояние, я хочу тебе сказать, что ты – практически мама! Все подписано. Ты признана достойной.
– Я не могу поверить… Ты так ее напугал?
– Ты еще больше не поверишь. Я ее вообще не пугал. Наша радость была оплачена немаленькой суммой из сбережений Виктора Гордина. Знаешь такого?
– Ой! Вы дали взятку?!
– Нет, это подстава, конечно. Купюры меченые, все сняли на видео…
– Да ты что… Тогда эти документы недействительны.
– Шутка это была. Шутка! Слушай, какое твое дело, кому платит некий Гордин. Все оформлено, как его взнос в ее личный фонд помощи сиротам. Маша, ты можешь, конечно, бежать в полицию, в ЖЭК, доносить на нас… Если ты совсем дура.
Маша плакала. Она просто тонула в слезах. Сергею казалось, что и его затопит.
– Конечно, дура. Я просто не могу поверить, что этот кошмар кончился, этот ад с детским домом, мои жуткие сны, мой панический страх, как бы за Аней пришли… Сережа, я так вас люблю. Я так благодарна…
– Кого нас? – деловито осведомился Сергей. – Меня, Гордина, Головешку?
– Мне сейчас кажется, что даже ее. Вас с Витей, разумеется.
– Ему это будет интересно узнать не от меня. Впрочем, я забыл. Он просил, чтобы я тебе не рассказывал о его, скажем так, помощи сиротам. По крайней мере, одной сироте.
– Он такой глупый, – смеялась Маша, вытирая лицо обеими руками. – Как это – не рассказывать мне. Скажи ему, что он просто обязан все мне рассказывать… Господи, я какую-то чушь несу. Это от счастья.
– Продолжай. Не ограничивай себя хотя бы в чуши. Это вас роднит. Мне тоже твой Виктор кажется…
– Не вздумай его обижать! Я…
– Только не признавайся мне в любви к нему. Это неприлично. Да не так-то он прост. Нашел тропинку к сердцу женщины. Главное – такую оригинальную тропинку.
– Кончай дурить. Ну, что, может, позовем его и отметим успех?
– Я бы не спешил. Маленькая деталь. С убийствами мы со Славой совсем не разобрались. А прослушка у твоей Ленки меня вообще в тупик поставила. Она тут при чем? Она вообще, мягко говоря, сильно оригинальная сама по себе.
– Меня тоже очень беспокоит то, что ее кто-то прослушивает. Она – слабое звено.
– Может, слушают из-за того, что ты к ней ходишь? Это интерес к твоим злополучным квартирам?
– Но если меня прослушивают, зачем дублировать? Да и не говорю я с ней ни о чем серьезном. Вчера, правда, среди ночи проснулась, вспомнила, что не спросила Ленку: восстановила ли она документы на квартиру? Позвонила ей. Она говорит, быстро восстановила, ей Аля помогла. У ее мужа знакомые всякие в нужных местах. Ничего, что я с ней это по телефону обсуждала?
– Да ничего. Тот, кто ее прослушивает, узнал об этом раньше тебя, наверное. Она же как-то договаривалась с подругой, с этими ее знакомыми. Ну, и пусть знают, что она не одна. И с квартирой все в порядке…
– Я тоже так подумала.
– Да, совсем забыл. Я ведь еще одно твое поручение выполнил. Собрал информацию на поселковую мегеру Ольгу Рябинову из опекунского совета.
– Ну, что? Вторая Головешко?
– Возможно, посложнее. Ничего вообще на нее не нарыл. Живет в двушке с родителями, злоупотребила служебным положением один раз – ребенка больного усыновила. После чего ее бросил муж. Алиментов он не платит. Все живут на ее зарплату.
– Как ты это объясняешь? То, что у такой мегеры, которая от матери ребенка в приют хочет забрать, все так, как ты говоришь? Может, она садистка? Маньячка?
– Да все может быть. Не удивлюсь ничему.
– Сережа, ты можешь Диму вызвать, чтобы он с Аней остался? Я хочу поехать к этой Рябиновой и в глаза ей посмотреть. Понимаешь, мне сейчас так хорошо, что я хочу что-то сделать для Стасика и Али. Если ты немного протрезвел, поехали вместе, а? Раз так сегодня все пошло… Только я поведу.
– Попал я с клиенткой, – обреченно произнес Сергей в пространство. – Ни сна, ни досуга, ни личной жизни. Причем не пошел еще по свету с сумой лишь благодаря некоторой подпитке со стороны вышеупомянутого Гордина.
– Сережа! Ты так страшно его грабишь?
– Да ни боже мой. Все согласно прейскуранту. Он приходит, я спрашиваю: «Скока вешать?» Стока и беру. Звоню Димке. И поехали колоть Рябинову. Куда деваться.
Глава 27
Молодая, довольно хмурая женщина долго слушала Машин монолог, не поднимая взгляда от бумаг. Потом посмотрела на нее, на Сергея и произнесла:
– Вы вообще кто? И чем занимаетесь? Вы так развлекаетесь или просто парочка буйных сумасшедших?
– Ничего себе, – опешила Маша. – Ольга Владиславовна, мы – близкие друзья той самой Алевтины Марковой, у которой вы хотите отобрать ребенка. И вообще-то оба профессиональные юристы.
– Подожди, Маша, мы, видимо, неправильно поставили вопрос, – вмешался Сергей. – Мы не уточнили: вы собираетесь забрать в приют Стасика Маркова? Если да, то по какому праву?
– Это она вам сказала? Как близким друзьям? – Рябинова отшвырнула в сторону какую-то папку. – Она уже оформила Стасика в приют! Может, даже и отвезла. Я два дня к ним не ходила. В последний раз она на меня собаку натравила.
– Я не верю, – прошептала Маша. – Это невозможно. Да и кто ей такое позволит?
– А кто ей запретит? Они – родители, хотят – в приют отдадут, хотят – с кашей съедят. Достала какую-то бумагу, что у них нет средств содержать больного ребенка, написала отказ, договорилась с приютом при местной церкви, насколько мне известно, за разовый взнос… Что там дальше с детьми происходит, нам неведомо. Отделены от государства, как вам известно. У мужа этой Алевтины все дружки в органах: с кем в армии служил, с кем пожары тушил. Мне и моему тоже больному ребенку уже не раз угрожали. Если вы от них приехали с новой угрозой, то скажу сразу: я все равно буду писать в прокуратуру.
– Господи, Сережа, что это? – Маша смотрела на него расширившимися от ужаса глазами. – Ты веришь?
– Позвони ей, – коротко сказал Кольцов.
Маша набрала номер: «Абонент недоступен».
– Звони Лене, они чаще общаются.