Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет
— Он, наверное, крепко спит, — весело сказал Филипп, уже не шепотом, а в полный голос.
Вздрогнув, я посмотрела на мальчика. Мне захотелось прижать его к себе, но я поборола это желание.
— Ну конечно, — не очень уверенно сказала я. — Конечно... Я... я совсем забыла, что скоро наступит утро. Думаю, он не обидится, если мы его разбудим. Пошли, господин граф!
Филипп решительно направился к хижине: на этот раз он шел впереди. Я с чувством облегчения следовала за ним. Мы в безопасности, наша звезда привела нас туда, где нам ничто не угрожает. Теперь замок Вальми был от нас за тридевять земель. Я бросила последний взгляд на холодный лучик света в окне Леона де Вальми. Он очень далеко, он нас не достанет, и я никогда туда не вернусь.
Мои глаза были полны слез. Не одна звезда, а целый рой сиял в окнах замка. Я сердито подняла руку, чтобы вытереть слезы, и снова поглядела туда.
Не одна звезда, а целый рой...
Уже три огонька светились в окнах белого видения, плывшего над лесом Вальми. И пока я смотрела, чувствуя, как что-то горячее подступает к сердцу, ожило еще одно окно, потом еще одно. Моя спальня, моя гостиная, детская... а потом я заметила два крошечных огонька, отделившиеся от теней, скрывающих нижнюю часть замка, и скользнувшие прочь от него, — машина выехала со двора. Леон де Вальми поднял тревогу. Господи, он уже поднял тревогу! Он не стал ждать до утра, а снова отправился проверять нас — и теперь весь Вальми был на ногах. Мне казалось, что я слышу беготню по коридорам, перешептывание слуг, гудение инвалидного кресла, жужжание в телефонных проводах. Ярко освещенные окна пятью глазами наблюдали за долиной. И потом, когда я, несмотря на охватившую меня панику, стала размышлять о том, зачем Леону де Вальми понадобилось поднимать на ноги весь дом, окна вдруг померкли, одно за другим, и Вальми вновь погрузился в темноту. Осталась лишь одна светлая точка, а внизу, на спуске, автомобильные фары описали два неровных круга и потухли.
Я ошиблась. Не было никакой тревоги. Леон увидел, что мы ушли, удостоверился в этом и вернулся к себе, ожидая у телефона. Ночь еще не кончилась, и Леон спустил на нас своего сторожевого пса. Бернара, которого заставили протрезвиться? Рауля?
Я повернулась и побежала к хижине под покровом черных сосен. Филипп тихонько постучал в дверь.
Прошло полминуты, три четверти минуты. Я стояла рядом с Филиппом, пытаясь преодолеть спазм страха, возникший где-то глубоко в сердце. Через мгновение все ужасы кончатся: раздастся успокаивающий звук шагов англичанина, Блейк подойдет к двери, щелкнет замок, на полу веранды появится желтый клиновидный отсвет огня, проникший через полуоткрытую дверь, и в прохладном ночном воздухе повеет теплом.
В лесу стояла тишина. Воздух обвевал спину холодом. Прошла минута, полторы минуты. Ни звука. Блейк, должно быть, все еще не проснулся.
— Постучать еще?
— Да, Филипп. Сильнее.
Я вздрогнула, когда он резко постучал костяшками пальцев о дерево. В ночном безмолвии леса это прозвучало как удар барабана. Мне казалось, что мы разбудили всех лесных зверей.
В последовавшей тишине я услыхала далеко внизу на дороге рычание мчащегося на полной скорости автомобиля.
Из шале не доносилось ни звука.
— Там никого нет. — Голос Филиппа дрожал; он, должно быть, кроме всего прочего, страшно устал, и это заставило меня собраться.
— Он просто очень крепко спит, — спокойно сказала я. — Давай посмотрим, может быть, нам удастся войти. Он не рассердится, если мы его разбудим.
Филипп поднял задвижку и толкнул дверь. К моему удивлению, она сразу открылась. Мальчик нерешительно ступил вперед, но я тихонько подтолкнула его, и он вошел прямо в комнату. От звука мотора, отдающегося в глубине долины, у меня по спине поползли мурашки.
— Мистер Блейк, — тихо позвала я, закрыв дверь, — мистер Блейк. Вы здесь?
Нас встретила тишина. Гулкая тишина пустого помещения.
По описанию Уильяма я знала, что в хижине всего одна комната, у задней стены небольшая пристройка-кладовая и кухня. Дверь, которая, по моим предположениям, вела туда, была закрыта. Комната, в которой мы стояли, служила одновременно столовой, спальней и гостиной.
Блейк, должно быть, недавно ушел. Вспомнив об огоньке в его окне, увиденном мной не больше часа назад, я не нуждалась в других доказательствах того, что он был здесь и засиделся довольно поздно. В печке еще тлели угли, вкусно пахло жареным мясом. Наверное, он поработал, приготовил себе ужин, а потом решил, несмотря на поздний час, спуститься в кабачок «Кок Арди». Одеяла на стоявшей в углу кровати были сложены аккуратной стопкой.
Полупустая комната была небольшой, от бревенчатых стен, пола и потолка, сделанного из сосновых досок, веяло смолистым ароматом леса, особенно ощутимым в нагретом воздухе. В комнате стоял приземистый самодельный стол, пара деревянных стульев и очень жесткая на вид кровать, под которой помещался какой-то ящик. В углу был прибит небольшой подвесной шкафчик; на полке, у изголовья кровати, были расставлены книги. На вешалках у печки была всякая всячина — веревки, рюкзак, старая куртка цвета хаки. На чистых тряпках под ними лежали разнообразные инструменты. В самом углу деревянная лестница вела к чердачному люку.
— Может, останемся здесь?
В голосе Филиппа появились ноющие нотки: он, должно быть, совсем выбился из сил. Меня тоже пугала мысль о том, что нам надо идти дальше. Куда идти? Наверно, так должна чувствовать себя преследуемая охотниками лиса, которой ценой последних, тщательно рассчитанных усилий удается забраться в свою нору. Я посмотрела на закрытую дверь, на теплую печку, на Филиппа:
— Да, конечно.
Машина, наверное, мчится на полной скорости по пути на виллу Мирей. Здесь нас вряд ли станут искать.
Я спросила:
— Как ты думаешь, ты сможешь взобраться по этой лестнице?
— По этой? Да. А что там наверху? Зачем нам лезть туда?
— Понимаешь, — объяснила я, — здесь, внизу, только одна кровать, на ней спит мистер Блейк. Может, он вернется и ему захочется спать. И кроме того, тебе не кажется, что там мы сможем спрятаться лучше? Ты сможешь сидеть тихо, как мышка, если кто-нибудь войдет?
Он поднял на меня глаза, которые казались еще больше на бледном, измученном личике, закусил губы, кивнул. Кажется, если бы в эту минуту здесь появился Леон де Вальми, я бы убила его собственными руками. Я коротко сказала:
— Ну вот что. Мы не должны оставлять никаких следов. Вдруг сюда кто-нибудь войдет раньше, чем вернется мистер Блейк? У тебя мокрые ботинки? Да, немного. У меня тоже. Мы их снимем — нет, постой на циновке, малыш, вот так, хорошо. А теперь сними их и побудь тут немного, погрейся у печки, пока я пойду на разведку.
К счастью, крышка люка была легкой и ею, по-видимому, часто пользовались. Во всяком случае, она открылась легко и бесшумно, и, стоя на лестнице, я просунула голову и руки в люк и осветила чердак лучом фонарика, очень надеясь, что там не будет уж слишком скверно. Я с облегчением вздохнула. Чердак был почти таким же чистым, как и комната внизу, там было не очень холодно и совсем сухо. Он служил чем-то вроде кладовой: я увидела ящики и канистры, мотки веревки, барабан с проволокой и, главное, — что было самым важным для нас — кучу брезента и мешковины, там, где проходила дымовая труба, у покатого края кровли.
Я быстро спустилась и доложила Филиппу о результатах разведки.
— Там очень тепло, — бодро сказала я, — особенно над печкой. Ты можешь сунуть ботинки в карманы и тихо убраться наверх, пока я подберу парочку одеял? Я передам их тебе. Пока я не могу отдать тебе фонарик, так что не отходи слишком далеко от люка.
Как я и думала, в ящике под кроватью было несколько запасных одеял. Направив туда луч фонарика, я вытащила несколько штук, с трудом поднялась по лестнице и передала одеяла прямо в руки Филиппу, который ожидал меня у люка. Наконец я взобралась по лестнице, остановилась рядом с ним и еще раз осветила маленькую комнату под нами... Ничто не выдавало нашего присутствия: пол был сухой, кровать аккуратно застелена, дверь закрыта, но не заперта...
Мы тихо закрыли люк, проползли — стоять можно было только в середине чердака — подальше от лестницы и улеглись возле печки. От трубы шло приятное тепло, одеяла были толстые и мягкие, маленький темный чердак с крутыми треугольными стенами создавал иллюзию уюта и безопасности.
И тогда, разделив пополам плитку шоколада и помолившись — и то и другое значительно успокоило нас, — мы наконец улеглись, чтобы провести здесь спокойно хотя бы оставшееся время ночи.
Филипп уснул почти мгновенно, свернувшись, как обычно, в маленький клубок и прижавшись ко мне. Я с чувством облегчения подоткнула под него одеяло и легла, прислушиваясь к его легкому дыханию и к слабым шорохам, которые раздавались в окутавшей нас тишине.
