Дороти Иден - Удар в десятку
6
— Это ваша работа! — взорвалась Крессида. Джереми удивленно приподнял брови.
— Вы так думаете? — только и сказал он.
Почему этот господин позволяет себе снисходительный тон? Потому что считает ее молодой и глупой? Безнадежно глупой? Крессиду раздражало и злило, что, стоило ей только взглянуть на этого самоуверенного мужчину, ее сердце начинало учащенно биться.
— А кто еще это мог быть, как не вы? Остальные спокойно спят в своих постелях и десятый сон видят.
— Вы уверены? — загадочно улыбнулся Джереми и, отечески обняв девушку за плечи, посоветовал: — Не берите в голову. Конечно, шутка неприятная, но безвредная. Ложитесь в постель и постарайтесь уснуть, хорошо?
Крессида неохотно кивнула. С одной стороны, ей хотелось, чтобы он поскорее ушел, но с другой — оставаться в одиночестве было боязно.
— По крайней мере, вы теперь убедились, что дверь в комнату Люси действительно была заперта и это не мое воображение сыграло со мной злую шутку.
— Я попытаюсь завтра что-нибудь разузнать. А теперь поспите, иначе я не смогу закончить ваш портрет. У вас под глазами круги. Говорю как художник: они вам совсем не идут.
Крессида надеялась, что это не дерзость, а попытка подбодрить ее. Джереми, подмигнув, ушел, и все страхи нахлынули вновь.
Кому-то не нравится мое пребывание в этом доме, и этот кто-то ревнует меня к памяти Люси. Кто это может быть, кроме Арабии?
Несмотря на невероятные ночные приключения, незаметно для себя Крессида заснула и проснулась только от настойчивого стука в дверь.
— Вы еще спите? — Кажется, мисс Глори, как всегда, чем-то недовольна. Впрочем, за ее грубостью, возможно, скрывалась нерешительность. — Думаю, вы не откажетесь от чашки чая?
— Спасибо, — поблагодарила Крессида. Едва она поднесла ко рту чашку, в холле раздался возглас:
— Где вы, мой розовый бутончик?
Мисс Глори неловко хихикнула, ее карие глаза засияли нежностью.
— Это мистер Моретти. Ну не смешно ли? Розовый бутончик! Он дразнит меня, хочет, чтобы я рассердилась. — Но по тому, как мисс Глори запунцовела, было видно, что она совершенно не сердится. — Мисс Баркли, вы будете сегодня выходить из дома?
— Да, я должна искать работу.
— Тогда я уберу у вас в ваше отсутствие.
— Но я не в состоянии заплатить...
Мисс Глори замахала руками и сразу стала похожа на ветряную мельницу.
— Что вы, что вы! Больше не говорите так. Порядок выше всего. Кроме того, вы любимица хозяйки. Отправляйтесь искать работу и не думайте о пустяках. Вы хорошо спали? — Голос старой девы стал загадочным.
Крессида смотрела на невыразительное худое лицо мисс Глори и думала, что и у этого Божьего одуванчика могла быть какая-то причина бродить ночью по дому. А следовательно, с откровениями надо повременить.
— Да, спасибо, — вежливо улыбнулась девушка, — и благодарю за чай.
Лицо мисс Глори на какую-то долю секунды исказила гримаса — и вот оно уже снова безмятежно.
— Вы хорошо воспитаны, — похвалила она, пятясь к двери. — Очень приятно видеть в этом старом доме свежее юное личико.
Учтивость мисс Глори почему-то вызвала у Крессиды раздражение. «Но для могилы не нужен ключ»... Эти слова диссонировали с сегодняшним прекрасным утром. Они были апофеозом ночного кошмара, и их надо забыть, как страшный сон. Крессида выпила чай, напевая, приняла ванну и оделась.
Она спустилась вниз, чтобы взять бутылку принесенного разносчиком молока. У парадных дверей миссис Стенхоп прощалась со своим сыном Даусоном.
Крессида тщетно старалась найти в нем мало-мальски привлекательные черты. Но ни продолговатая, похожая на дыню голова, ни клочками росшие волосы, ни бледная кожа и близорукие глаза за сильными стеклами очков симпатии не вызывали. Бедный мальчик, он не наделен красотой, но мать до безумия любит его, и он отвечает ей взаимностью.
Только когда Даусон скрылся за углом, миссис Стенхоп заметила Крессиду, дружелюбно улыбнувшись, кивнула и прошептала что-то невнятное.
Миссис Стенхоп сегодня выглядела изможденной. Вероятно, ей не больше сорока, но ее густые волосы были какими-то тусклыми, неопределенного цвета, а узкое лицо с острым подбородком прорезали глубокие морщины. Большие очки с сильными линзами венчали хрящеватый носик. Словом, если миссис Стенхоп и обладала какой-либо индивидуальностью, заметить это мог только очень наблюдательный человек.
Крессиде хотелось побольше узнать об этой женщине. Без сомнения, история ее жизни была полна неудач. Вероятно, муж ее умер молодым, и она осталась с сыном на руках, которого надо было выводить в люди. Маленькой миссис Стенхоп предстояло выдержать нелегкую борьбу.
— Доброе утро, миссис Стенхоп. Не хотите ли зайти посмотреть, как я устроилась? — спросила Крессида.
— Благодарю, это очень мило с вашей стороны, прошептала та.
После небольшой экскурсии миссис Стенхоп привычным жестом схватилась за горло и прошептала:
— Мне нельзя много говорить. — Она извлекла из кармана блокнот, карандаш и написала: «Надеюсь, вы позволите мне и Даусону стать вашими друзьями?»
Крессиду тронула эта робкая просьба. Почему она решила, что Дом Дракона зловещее и недружелюбное место? Каждый старался быть с ней по-своему любезным, исключая человека, отвратительно пошутившего прошлой ночью.
— Миссис Стенхоп, — отважилась спросить Крессида, — вы ничего не слышали ночью, примерно часов около двух? Похоже, кто-то крался по лестнице...
Маленькая женщина выглядела встревоженной, ее глаза за толстыми стеклами очков широко раскрылись.
— Грабители? — прошептала она.
— Нет, не грабители. — Внезапно Крессида решила рассказать, что произошло. — Я поднялась в комнату Люси, и кто-то запер дверь снаружи.
Миссис Стенхоп, задыхаясь, схватилась за горло, потом решительно вывела в своем блокноте: «Это могла быть Арабиа».
— Арабиа? — усомнилась Крессида.
Миссис Стенхоп приписала: «Арабиа любезна и очаровательна, но становится неуравновешенной, когда дело касается Люси. Думаю, вам надо быть осторожней!»
— Осторожней? Чего я должна опасаться?! — воскликнула Крессида.
«Эксцентричного поведения Арабии, — пояснила миссис Стенхоп. — Она может возненавидеть вас, потому что вы живы, а Люси умерла». Затем женщина улыбнулась, как бы извиняясь, и прошептала:
— Возможно, у меня разыгралось воображение, но я в этом доме нахожусь целыми днями и замечаю некоторые вещи.
— Не может быть. Арабиа и мухи не обидит, — с теплотой в голосе возразила Крессида.
