Юлия Шилова - Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо
— Я это уже понял. Ты хорошо влипла.
— Да уж. Не думала никогда, что меня жизнью так побьет.
— Я так понял, у тебя есть оружие?
— Есть. Пистолет в сумке лежит.
— Ты не из отеля?
— Нет.
— А как ты с оружием‑то в отель прошла?
— А меня никто не проверял. Сюда можно, при желании, мину пронести.
— Валя, а ты не хочешь отдать мне этот пистолет?
— Не хочу. Зачем он тебе?
— Просто оружие имеет одну малоприятную особенность…
— Я знаю эту особенность. Сейчас ты скажешь мне о том, что оно может выстрелить.
— Совершенно верно! Я рад, что ты меня поняла.
— Ты боишься, что я застрелюсь?
— Да кто тебя знает! Ты как‑то странно себя ведешь.
— Да не буду я стреляться. У меня решимости не хватит. Так, какой‑то порыв был…
— Уже прошел?
— Почти.
Мои слезы высохли, но на душе от этого не стало легче.
— Миша, ты только теряешь со мной время, — честно призналась я мужчине. — Я безнадежна.
— Может, тебе нужно выговориться?
— А ты хочешь услышать мою историю?
— Хочу.
— Я вышла замуж за египтянина.
— Честно? — Михаил смотрел на меня так, словно хотел уличить меня во лжи.
— Куда уж честнее! Познакомилась с египтянином, влюбилась без памяти, а затем пошло‑поехало.
— Ты влюбилась в курортную макаку? — Михаил задал вопрос таким голосом, будто я совершила настоящее преступление.
— А ты хочешь сказать, что это невозможно?
— Не знаю. А что в этих макаках хорошего? Как в них влюбиться‑то можно?
— Можно. В русских мужчинах тоже много дерьма. Слово «козел» национальности не имеет.
— А зачем ты замуж‑то за него вышла?
— Я же тебе говорю, что полюбила.
— Это же как сильно нужно было любить, чтобы согласиться выйти замуж за мусульманина.
— Я сильно его полюбила. Я не знала, что он альфонс, который может запросто разрушить судьбу женщины. Одним пинком. Так он и поступил со мной.
— Ты до замужества его долго знала?
— Можно сказать, что да: каждый день многочисленные сообщения, телефонные звонки… Только ими и жила. А потом моталась к нему в Хургаду. Когда он меня в Москву провожал, мы оба ревели. Он по‑настоящему плакал. Мне тогда казалось, что все очень даже искренне, я таких сентиментальных мужчин не видела никогда.
Я и сама не ожидала, что смогу рассказать совершенно незнакомому человеку про себя вещи, которые бы никогда не рассказала даже тому, кого хорошо знаю. Я начала свой рассказ с того самого момента, как я познакомилась с Валидом, и закончила тем, как я осталась без документов, денег и даже без своей любви. Она стала умирать и чахнуть прямо на моих глазах. Единственное, о чем я умолчала, так это о том, что сейчас меня ждет Ахмед и что в моей сумке лежит конверт с фотографиями, предназначенный для девушки Тани из сто первого номера.
— А пистолет у тебя откуда?
— У Ахмеда под ванной нашла.
— Так ты его шлепнуть, что ли, решила, этого Ахмеда?
— Да я еще сама не решила, кого лучше шлепнуть в этой ситуации — себя или Ахмеда.
— А в этом отеле ты как очутилась?
— Шла куда глаза глядят… — тут же придумала я. — Хотелось увидеть русских людей, посидеть и послушать русскую речь. В холле я закрыла глаза и представила, что я в Москве: мимо меня проходят люди и говорят по‑русски.
Увидев, что Михаил разглядывает меня придирчивым взглядом, я глубоко вздохнула и еле слышно спросила:
— Ты думаешь, что я сумасшедшая?
— На сумасшедшую ты не похожа.
— Ты мне веришь?
— Я не думаю, что у тебя есть основания меня обманывать.
Я тряхнула головой, откинув свои непослушные волосы назад, и ощутила, как от сумасшедшего внутреннего напряжения меня прошиб пот.
— Миша, ты не подумай, мне ничего от тебя не надо. А то, может, ты думаешь, что я аферистка и тебя на деньги развожу, но это не так.
— Я так не думаю, — попытался переубедить меня Михаил.
Но я словно его не слышала и принялась оправдываться дальше.
— Я не аферистка и денег у тебя не прошу. Зачем мне деньги, если у меня все равно нет документов? Мне ничего от тебя не нужно, просто хотелось выговориться. Мне ведь здесь и поговорить‑то не с кем — ни одной подруги. А ведь я раньше всегда общительная была, это я тут какая‑то мрачная стала. Кругом одни египтяне, а им мои проблемы вообще — до лампочки. Они тут целыми днями наших женщин охмуряют да на деньги разводят, в лавках торгуют и молятся. Грехи, наверно, свои замаливают. Знаешь, а ведь я раньше их боялась.
— Кого?
— Египтян.
— А чего их бояться? Люди как люди.
— Не знаю. Боялась — и все. Особенно, когда туристкой была. Выйдешь за территорию отеля — и страшно становится. Кругом грязь, нищета, серость. А теперь я к этому всему привыкла и даже ненавистный мне суп‑пюре из чечевицы есть стала. А я ведь сама из Москвы.
— Ты из Москвы? — искренне удивился Михаил.
— Из Москвы. А что ты так удивился? Думал, я из деревни какой‑нибудь?
— Из Москвы переехать на постоянное место жительство в Хургаду… Я тебя не понимаю! Обычно наши девчонки из деревень хотят вырваться, из каких‑нибудь провинциальных городов, где разруха полнейшая, а ты из Москвы приехала. Надо же!
— Любовь, — грустно ответила я. — Любовь зла — полюбишь и козла. Вот и я козла полюбила, только импортного производства. Египетского.
— Врагу не пожелаешь такого.
— Вот и я про то же. Я тут не так долго, но к здешней жизни привыкла, даже с пылью смирилась.
— С какой пылью?
— С песочной, — пояснила я.
— А к ней разве можно привыкнуть?
— Я же говорю, что можно. У меня ведь дома всегда идеальная чистота была, а тут для меня это уже не имеет значения. Здешняя жизнь здорово людей меняет. Все меняется буквально за считаные дни: вкусы, привычки, предпочтения. А вообще мне по ночам Москва постоянно снится, — я говорила о своем родном городе с особой теплотой и искренностью.
— А может, тебе в российское посольство пойти?
— Зачем?
— Как зачем? Я уверен, что там помогут.
— Ты веришь, что мы, русские люди, нужны своему государству?
— Конечно, нужны, — не задумываясь, ответил мой новый знакомый. — Где тут находится консульство?
— В Каире.
— Далековато…
— Ты такой большой мальчик, а до сих пор веришь в справедливость.
— Она должна восторжествовать!
— Наивный…
— Если наш человек попал за границей в беду, то первая инстанция, куда он обращается, — это посольство.
— А по‑моему, это уже последняя инстанция. Ну, допустим, приду я в посольство, и посмотрят там на меня, как на очередную дуру. И что?
