Наталия Левитина - Ни слова о деньгах
– Быстренько, быстренько, – скомандовала она, и в квартиру тенью прошмыгнули три её кота. Пенсионерка деловито проследовала за ними. – Девочки! С наступающим, мои ласточки! Ах, какие вы красивые! А на столе-то пусто! Непорядочек! Я так и знала, будете голодать… Молодые, глупые… Вот, у меня тут селёдочка под шубкой… – Ангелина Ивановна по-хозяйски расставляла миски на столе. – А ещё холодец. И, конечно же, оливье. Куда ж без салатика!
Люся и Даша застыли в дверях комнаты. Вторжение соседки стало для них неожиданностью… Люся полагала, что в новогоднюю ночь старушка будет мирно спать у себя дома, придавленная тремя кошачьими тушками.
Ангелина Ивановна, закончив сервировку, неуверенно оглянулась на девушек.
– Вы же никуда не уходите, нет?
У Люси сжалось сердце. Она поняла – соседка боится немедленной депортации. Она не хочет встречать праздник в пустой квартире, в обнимку с приятными, пушистыми, но бессловесными котами. Поэтому и наготовила еды на целую роту, и говорит без умолку…
– Ангелина Ивановна, вы как раз кстати! – улыбнулась Даша. – У нас девичник. Присоединяйтесь!
– Не прогоните? – расслабилась соседка. – Вот спасибочки!
…Пока били куранты и в фужерах пузырилось шампанское, а за окном грохотал салют, Люся молилась Деду Морозу: «Милый дедушка, пожалуйста, позволь мне забыть всё плохое, что случилось со мной в этом году. Я хочу всё зачеркнуть, хочу перевернуть страницу. Я не могу жить с этим камнем на сердце. Пусть всё останется в уходящем году. А новый я начну с чистого листа!».
Глава 22
Кто-то услужливо придержал дверь. Едва сделав шаг из здания на крыльцо больницы, Елена Борисовна пошатнулась от волны морозного воздуха, ударившей в лицо. Дежурство выдалось нервным и напряжённым. Сейчас, оказавшись на улице, врач едва стояла на ногах от усталости. Почти двое суток она вертелась в центрифуге нескончаемых забот, провела несколько операций и выполнила сотню медицинских манипуляций. И сейчас Елена Борисовна пребывала в загадочном состоянии между сном и явью. Она едва передвигала ноги, налившиеся чугуном, но в то же время парила над землёй.
Елена Борисовна дошла до остановки. Город, только что встретивший новый год, был пуст и безлюден, надеяться на общественный транспорт в это раннее утро не стоило, зато такси примчалось тут же. Врач усмехнулась, сообразив, что сейчас таксист сдерёт в пять раз больше, чем она получит за это безумное дежурство. Но выбирать не приходилась. Она чувствовала, что если сейчас не сядет в машину, то упадёт прямо в сугроб.
– С Новым годом! – радостно объявил таксист. – Из гостей возвращаемся?
– С работы. Из больницы, – холодно кивнула в сторону больничного городка Елена Борисовна.
Мужчина внимательно на неё посмотрел. Она назвала адрес и уткнулась носом в воротник шубы, давая понять, что разговор закончен.
Автомобиль летел по пустому проспекту и едва притормаживал на перекрёстках. Но таксист правил не нарушал – то тут, то там виднелись неоновые жилеты гаишников, те жадно караулили дорогу, мечтая в течение новогодних праздников заработать все деньги мира.
– Сколько я вам должна? – спросила Елена Борисовна, когда такси остановилось у подъезда её дома. Она пригрелась в тёплой машине, едва не уснула.
– А вы меня не помните? – вдруг несколько смущённо произнёс таксист. – Вы три года назад мою жену оперировали, а я вам ещё проходу не давал, приставал с вопросами.
– Правда? – Елена Борисовна встрепенулась.
– У жены ещё такая сложная ситуация была… Анфарова её фамилия. Не помните? Вы её с того света вернули.
– Не помню… – покачала головой Елена Борисовна. – Извините… У меня каждый день операции. А как себя чувствует жена?
– Всё отлично! У нас дочка родилась, мы её Леночкой назвали. В вашу честь.
– Правда? Вот это да… Как приятно.
– И на всех праздниках пьём за ваше здоровье! – добавил таксист.
– Вот почему я никогда не болею! – слабо улыбнулась Елена Борисовна. – Вы, оказывается, пьёте за моё здоровье!
Мужчина выскочил из машины, обежал автомобиль и распахнул дверцу перед врачом.
– А деньги? – вспомнила Елена Борисовна. – Мы же не рассчитались.
– Да вы что! – обиделся таксист. – Какие деньги! Это я вам ещё заплатить должен за то, что вы для нас сделали!
* * *В квартире царили тишина и запустение. Последние четыре года Елена больше времени проводила в больнице, чем дома. Всё сыпалось, приходило в негодность. Вещи как будто ощущали равнодушие хозяйки. Ничто не напоминало о новогоднем празднике – ни одна еловая ветка или блестящий шар не украшали квартиру.
Елена осмотрелась и опять подумала о том, что надо собраться с духом и затеять генеральную уборку. В последнее время мысль о грандиозной пертурбации посещала всё чаще, и Елена с удивлением прислушивалась к себе: почему? Все эти четыре года она не замечала, в каких условиях живёт. Возвращалась домой только для того, чтобы принять душ и отоспаться. И вновь летела в больницу, в приёмный покой, или в реанимацию, или к операционному столу. Работа – выматывающая, но творческая, отупляющая, но омытая слезами благодарности – превратилась в наркотик, в способ забыться.
Четыре года назад её спас Зураб, когда позволил работать день и ночь. Мир сузился до размеров операционного стола, где горели кровавым огнём чьи-то перепаханные внутренности.
Всё остальное перестало существовать.
В её тогдашнем неадекватном состоянии Зураб не имел права пускать её в операционную, да ещё и давать в руки скальпель. Он шёл на риск и должностное преступление. Но не ошибся. Елена не только не угробила ни одной жизни, но спасла несколько сотен, а заодно и свою собственную. Она оперировала как автомат, как безупречный робот, с каждым днём всё больше оттачивая мастерство, превращаясь из отличного хирурга в гениального… Её движения были чёткими и выверенными, а глаза – совершенно сухими. Но все эти вовремя не выплаканные слёзы так и остались у неё в груди, никуда не исчезли. Они превратились в колотый лёд, и острые осколки впивались в сердце.
Все обещали, что через год станет легче, надо только его пережить. Оказалось – обман, прошёл и год, и два, а боль не отпускала…
Но теперь всё-таки что-то изменилось. Ведь она уже несколько раз поймала себя на мысли о генеральной уборке. А человек, привыкший жить в могиле, об этом вовсе не думает. Могила, она и есть могила, какая разница, не лежит ли по углам пыль…
…Елена приняла душ, закуталась в махровый халат и отправилась на кухню. Её волновал один вопрос, к сожалению, риторический: найдётся ли что поесть? Она знала, что и в холодильнике, и в шкафчиках пусто, но упорно продолжала в них шарить, так как умирала с голоду.
