Юлия Шилова - Искусительница, или Капкан для ялтинского жениха
— Да что им на меня-то смотреть? — смутилась Антонина.
— Не скажи. Я же ведь тоже не красавица, просто я умею свои недостатки превращать в свои достоинства. Я согласна, что красивой стать невозможно, но ведь ею можно казаться. Можно быть красивой в своих словах, поступках. Нужно просто верить в собственную неотразимость, и всегда найдется мужик, для которого ты станешь королевой красоты.
— Послушай, откуда в тебе все это? Ты же такая молодая…
— Не знаю, это все Ялта. Она, родная. У меня в ней произошла переоценка ценностей. Она заставила меня поверить в себя и в свою исключительность. Она, родимая, заставила меня взглянуть на себя другими глазами и понять, что мое сегодняшнее одиночество — это не расплата за мою неудавшуюся любовь, а божественный подарок. Это — награда, и вместе с ней Ялта подарила мне чувство собственного достоинства. Я знаю, что больше не хочу, чтобы мое тело считалось вещью, которое обязательно должно принадлежать какому-нибудь хозяину. Теперь оно принадлежит мне, и мое одиночество — совсем не одиночество, это моя свобода. Я свободна! Понимаешь? — Я говорила и ощущала в своих глазах слезы.
— Понимаю, — кивнула Тоня и протянула мне носовой платок.
— Тоня, я сюда еще вернусь. Я обязательно еще приеду в Ялту, потому что я ее люблю. Она слишком многое во мне изменила.
— Возвращайся.
— Я вернусь сюда совсем другой, и мы пойдем с тобой в ресторан. Обещаешь?
— Да, — кивнула Тоня.
— А Петьку не будешь бояться?
— С тобой — нет. Твои слова придают мне силы.
— Ты покрасишь свои седые волосы, и мы пойдем в самый лучший ялтинский ресторан. Я поняла, что Ялта для успешных людей, а тех, которые еще не достигли успеха, она обязательно изменит. А я стану успешной. Тонька, ты в меня веришь?
— Верю, — не раздумывая, ответила она. — Ты не такая, как все. Я с тобой немного поговорила, и мне жить захотелось. Понимаешь, жить?!
— Понимаю. Я буду успешной! Я закончу юридический, стану востребованным адвокатом, и ко мне обязательно придет успех. И тогда я приеду к тебе.
— Приезжай. Я покрашу волосы в ярко-медный цвет, — пообещала мне Тоня.
Мы с тобой пойдем в самый дорогой ресторан и напьемся. Мужики будут, глядя на нас, шеи сворачивать, — говорила я сквозь слезы. — Они будут предлагать нам пересесть за их столики, а мы не пересядем. Нас не нужно ничем угощать, потому что у меня будут деньги, и я смогу сама себе все позволить. Я не буду зависеть ни от мужиков, ни от их желаний, ни от их кошелька, ни от их прихотей и их настроения. Понравился мужик — закрутила роман. Надоел — пинка под зад. Следующий!
Мы с Тоней смеялись и плакали одновременно.
— Мы будем петь под караоке, — говорила я Тоне. — Только не для мужиков, а для себя. Мы будем петь и плясать, а они пусть смотрят и облизываются. Потому что Ялта — для успешных людей. Я приеду сюда успешной…
— А давай сейчас напьемся? — предложила мне Тоня. Она ушла и через пару минут вернулась с самогонкой.
Глава 21
Прямо на крыльце мы пили самогонку, ели соленые огурцы и говорили про мужиков.
— А давай переоденемся? — предложила я Тоне. — У тебя же фигура хорошая. Какого черта ты в таких бесформенных платьях ходишь?
— У меня груди почти нет.
— Ерунда. Важно не то, какая у тебя грудь, а то, как ты умеешь ее подать. А ну-ка, переодевайся. Ты же Петьку не боишься?
— Нет, — замотала головой Тоня.
— Вот и здорово. Платье немного запылилось от взрывной волны, но ничего страшного. Переодевайся, я тебя отряхну.
— От какой взрывной волны?
— Да это я так, ерунду сказала.
Как только мы с Тоней поменялись одеждой, я отряхнула пыль с вечернего платья и взволнованно произнесла:
— Господи, какая же ты красавица! У тебя самая красивая в мире грудь! Ты это поняла?
— Поняла.
— А размер обуви у тебя какой?
Выяснив, что у Тони тот же размер, что и у меня, мы обменялись с ней обувью и принялись пить самогонку дальше.
— Тоня, только когда я к тебе приеду, ты должна выглядеть так же. Обещаешь?
— Обещаю.
— Ты же Петьку не боишься? — на всякий случай спросила я ее.
— Ты меня это уже в который раз спрашиваешь. Я же тебе сказала, что не боюсь.
— Вот и правильно. А если он драться полезет?
— Я его сковородкой по голове огрею, — грозно ответила подвыпившая Тоня.
— Это правильно, — подметила я. — И посильнее.
— Достанет, так по башке дам, что он уже никогда не встанет. Убью гада, если хоть на сантиметр ко мне приблизится. На суде скажу, что это была самооборона.
Я посмотрела на Тоню восхищенным взглядом и покачала головой.
— Слушай, я тебя не узнаю. На тебя так самогонка благотворно действует…
— Замочу гада, — вновь повторила Тоня и пропустила еще рюмку. — Со мной шутки плохи: будет себя плохо вести — яйца оторву.
— Здорово! Он тогда гулять не будет: без яиц далеко не допрыгает.
— Да пусть прыгает, пока прыгалка работает, только бы в мою жизнь не лез. Я еще кафе в свои руки возьму, а он пусть белье за постояльцами стирает и собак кормит. Настька, так что, когда ты в следующий раз приедешь и мы пойдем куролесить в самый лучший ялтинский ресторан, ты меня не узнаешь. Ты мне веришь? — сквозь слезы спросила меня Тоня.
— Верю.
— Ты веришь, что я буду успешной?
— Верю.
— Спасибо. Я ВСЕ СМОГУ, И У МЕНЯ ВСЕ ПОЛУЧИТСЯ! Петьку как работника держать буду. Он сам в сараях убирать будет, а выручку мне станет носить. Кафе я себе заберу, — деловито продолжала Тоня.
— Ты что, разводиться собралась?
— Понятное дело — не так жить. Как ты думаешь: Петьку прямо сейчас сковородкой убить или пусть пока поживет до более подходящего случая? — пошатываясь, спросила меня Тоня.
— Пусть живет, — вынесла я свой приговор. — Будешь его как работника держать.
— Как скажешь. Нужно на права сдать, хочу машину у него отобрать, — решительно произнесла Тоня. — Пусть пешком ходит.
— Правильно. Нечего ему на машине ездить. Вон брюхо какое наел, пусть жир сбрасывает.
Допив самогонку, мы крепко обнялись и запели наши русские народные песни. Из своих домиков стали выходить сонные постояльцы, которые, видя нас, улыбались, садились рядом с нами и тоже пели.
— Видишь, Тонька, — говорила я пьяным голосом. — Если мы хотим, мы все умеем быть добрыми. Просто жизнь, сука такая, делает нас злыми. А ведь мы добрые! Смотри, даже никто не возмущается, что мы нарушили их сон. Нам подпевают. Это солидарность! Понимаешь, у нас еще есть солидарность?!
