Наталия Орбенина - Супруг для богини
Она вытерла лицо платком. Борис жадно изучал ее лицо, фигуру, благо собеседница не обращала внимания на его испытующие взгляды. Трофимов, помогая ей снять пальто и шляпу, вкрадчиво спросил:
– Почему он решил, что вы не вернетесь? Разве вы плохо жили, ссорились?
Оля махнула рукой и вкратце поведала предысторию дуэли.
– И вот только сейчас я здесь, – произнесла Извекова, оглядевшись по сторонам, и снова заплакала, вспомнив причину приезда. – Теперь ваш черед рассказывать. – Она снова вытерла глаза и попыталась взять себя в руки.
Они проговорили до позднего вечера. Оля требовала все новых и новых подробностей жизни и кончины отца. Трофимов несколько раз пересказал ей все последние дни, до мельчайших деталей. Но она была ненасытна, словно пыталась наверстать упущенное. Наконец оба совершенно изнемогли от разговоров, и Борис отвез Ольгу в отель. И только тогда, когда выгружали ее вещи, он обратил внимание, что их слишком много для женщины, которая приехала лишь на похороны.
На другой день он явился к ней в номер спозаранок. Оля уже ждала его. Она почти не спала, несмотря на утомление и пережитое горе. Бледная и сосредоточенная, она встретила его тихой улыбкой. Они поехали в крематорий и долго там просидели, перебирая воспоминания. Борис много и с жаром говорил об учителе, и в его словах против воли постоянно сквозил невольный укор Оле. Он полагал, что теперь его полномочия исчерпаны, дочь заберет прах и отвезет урну в Россию.
– Да, разумеется, я поступлю именно так, но не прямо сейчас. Позже, – как-то неуверенно произнесла Извекова, Трофимов не понял, но переспрашивать из деликатности не стал.
Через несколько дней по просьбе Оли Трофимов перевез ее из гостиницы в квартиру, которую снимал Миронов. Извекова поселилась там, потому что ее постоянно грызло чувство вины перед отцом. Почему она не приехала раньше? Чего она ждала, какого сигнала? Неужели надо было случиться ужасной истории с Бархатовой, чтобы убедиться: муж ее не любит и не ценит? Как она оказалась слепа! Но что теперь делать? С содроганием вспоминала отъезд, тайные сборы и приготовления. Вениамин Александрович упрямился, не давал паспорт. Даже Павел его уговаривал отпустить мачеху отдать последний долг родителю. И он же, Павел, первый и догадался, что она собирается покинуть их навсегда.
– Мама Оля, ведь ты не вернешься обратно? – тоскливо спросил пасынок, случайно увидав, как она торопливо укладывает в дорожный саквояж фотографию отца, прежде стоявшую на столике в овальной рамочке.
Оля испугалась и замерла в нерешительности.
– Нет-нет! – воскликнул Павел, видя ее замешательство. – Ради бога, не бойся, я не выдам тебя, никому ничего не скажу! После всего, что было, ты вправе поступать как угодно! Отец оказался, – он смутился, подбирая мягкие слова, – оказался не очень добр к тебе!
Оля порывисто обняла юношу. Нет, не зря она вложила в этих детей всю душу!
Павлу пришлось помогать мачехе тайком вывозить часть вещей, чтобы большой дорожной поклажей не вызвать лишних подозрений.
Всю дорогу Оля мучилась. Ее терзали страх из-за побега и грядущего выяснения отношений с мужем, сожаления о погубленной молодости и утраченной любви. Но по мере приближения к туманному Альбиону все вытеснило тяжкое предчувствие неумолимой беды.
И вот она здесь, в Лондоне. Неизбежное произошло. Она осталась одна-одинешенька. Как поступить? Сразу написать письмо и требовать развода или повременить, собраться с духом, прийти в себя? Как-то само собой вышло повременить – сядет писать письмо, рука не держит перо, бумага летит в корзину.
Трофимов навещал ее почти каждый день, но не оставался подолгу, из чего она решила, что его кто-то всегда ждет. Что ж, Боря стал хорош собой, представительный мужчина! Имеет практику, в основном среди русских, оказавшихся в Англии, печатается в научных журналах, его знают в медицинских кругах. Она попыталась представить себе, как может выглядеть возлюбленная Трофимова. Почему-то она решила, что это непременно вдова с рыжими волосами и веснушками на курносом носу.
– Отчего же вдова, да еще и рыжая? – засмеялся Борис, когда однажды, по прошествии месяца, она случайно обронила свои предположения.
Они пили чай в малюсенькой гостиной. Оля совершенно уже освоилась в новом жилище, и от ее присутствия холостяцкая квартира покойного Миронова обрела теплый и уютный вид.
Оля не нашлась, что ответить, и тоже робко засмеялась, наверное, в первый раз за последние несколько месяцев.
– Нет, милая Ольга Николаевна, никакая вдовушка меня не ждет. Но я не свободен. Однажды королева Елизавета сказала, что она замужем за Англией. Так вот, я женат на науке!
– Что ж, достойный выбор! Во всяком случае, ваша избранница никогда не разочарует вас и не предаст! – пылко воскликнула Оля и покраснела, поняв, что ее слова были слишком откровенными.
Трофимов поставил чашечку на столик. Оля сидела выпрямившись и напряженно ждала. Отчего-то она решила, что теперь Трофимов захочет говорить с ней о прежних чувствах. Неужели все, что он делал для нее, происходило только из доброй памяти к Миронову?
– Я понимаю вас, Оля! Вы пережили ужасное разочарование. Вас предали в самых лучших, сокровенных чувствах! Я хорошо помню, как вы были счастливы, как искренна была ваша любовь! А теперь вы подобны сосуду, из которого выпита живительная влага. Ваша душа на распутье. Что теперь вы намерены предпринять? Я полагаю, вы не торопитесь возвращаться?
– Сама не знаю, – она вздохнула. – Наверное, я решусь требовать развода.
– Мне кажется, что это будет непросто, – заметил собеседник. – Одно хорошо, вы уехали, у вас есть деньги, вы относительно свободны. Не думаю, что господин писатель станет заявлять в полицию. Главное для вас – не только юридические аспекты вашей свободы. А ваша внутренняя жизнь, понимание себя. Ведь, как я понял, вы и не жили для себя, своим миром. Вся ваша жизнь состояла из услужения семейству Извековых, не так ли?
Разговор стал Оле неприятен. Борис говорил правильно. Но от этих слов в ней поднимался протест, она не хотела мириться с бесплодностью своего бытия. Да к тому же он разочаровал ее, не сказав ни слова о собственных чувствах. Неужели все прошло? Впрочем, немудрено, столько лет, и потом, она так дурно относилась к нему, к его любви. Вот теперь она пришлась бы кстати! Только, увы, чувства – деликатная материя, не товар в лавке. Заверните, я возьму, ах, нет, передумала. Впрочем, так и быть, давайте!
Трофимов ушел, оставив на столе недопитый чай и тоску в душе Ольги. Она собралась прогуляться, потом передумала. Незнакомый город пугал молодую женщину. По-английски она говорила плохо, стеснялась своего незнания и предпочитала выходить в обществе Бориса. Но она не может долго оставаться в подобном положении, нужна определенность. Оля вздохнула и заставила себя в очередной раз попытаться написать мужу.
