Терри Лоренс - Заложник любви
— Каждый раз, когда столица переходит из рук в руки, мы с матерью… я страшно боюсь, что с ним может что-нибудь случиться. Я надеюсь, что, быть может, его наконец-таки освободят и боюсь, что, не дай бог, казнят. Но вечно так продолжаться не может!
Конни увидела неподдельную нежность в глазах Ника и смущенно потерла пальцами лоб.
— Я так устала от всех этих переговоров, эмбарго и обещаний политиков! Не обижайтесь.
— Ни в коем случае!
Он искренне обиделся, она искренне почувствовала себя виноватой.
— Я внимательно слушаю, — Ник протянул руку через стол и положил ее на запястье Конни, ей это понравилось, хотя она тут же упрекнула себя.
— Вы мне поможете?
— Разве это в моих силах? ООН, Красный Крест, Международная Амнистия — все пытались добиться освобождения вашего отца. Что из этого вышло?
— Я подумывала о том, что можно организовать побег, — она перешла на заговорщический шепот.
— Из бастиона мятежников в горах? Я дипломат, а не волшебник. Такое по плечу только Дэвиду Копперфильду.
С подноса, принесенного официантом, Ник взял свой второй стакан джина:
— Спасибо, Су!
Конни протянула руку и дотронулась до его обхвативших стакан пальцев, ощутив при этом крепость его мужской руки.
— Я не виню вас, Ник.
— Добиться его освобождения можно только политическими или дипломатическими средствами.
— Часом раньше вы говорили, что посольство могло бы предпринять какие-либо.
Однако она находчива, подумал Ник. Настойчива, умна и ранима. И не без оснований! Его сердце потянулось к ней, но, опомнившись, он сунул его туда, где ему и надлежало быть, — за красный носовой платок.
— Надеюсь, что для вас послужит некоторым утешением то, что весь мир знает о несчастье вашего отца и восхищается его мужеством.
— Да, конечно, сейчас он герой, но перестанет им быть и превратится в обыкновенного человека, как только окажется на свободе.
— И будет прав! — Ник не забывал про свой джин с тоником.
Неожиданно Конни улыбнулась, и ее улыбка вмиг разогнала полумрак алькова в баре отеля «Империал».
— Я чувствую себя заигранной пластинкой.
— По вас этого не скажешь.
— Льстить вы умеете лучше Уиткрафта.
— Моему «я» был бы нанесен невосполнимый ущерб, если бы вы сказали что-нибудь менее приятное. Вы не станете возражать, если я сообщу вам по секрету, что вы прирожденный дипломат?
— Это не так, но я постепенно становлюсь им.
Он улыбнулся:
— Я попробую пойти дальше, чем намечал, и скажу вам, опять же по секрету, что у вас замечательная улыбка.
— Вы всегда заранее намечаете все, о чем будете говорить?
— Не так часто, как хотелось бы, и поэтому не в первый раз попадаю в неприятную ситуацию.
— Вы имеете в виду, что там, в посольстве, они подсунули меня вам в качестве наказания?
Долю секунды Ник был совершенно ошарашен.
— В добавок ко всему вы чрезвычайно сообразительны!
— Так вы мне поможете?
Ник лихорадочно думал, чувствуя себя загнанным в угол, и, что самое опасное, загнала его в угол женщина, находившаяся в беде.
Прикосновение ее покрытых лаком ногтей к его запястью отозвалось кодированным сигналом в его венах, сигналом, который узнал бы и расшифровал любой мужчина. Ее голос зазвучал тихо, как ночной ветерок, проносящийся по старому саду, напоминая забытые сны.
— Ник, мне показалось, что я заметила в тебе желание и готовность вмешаться, чтобы помочь мне.
Желание? Готовность? Вмешаться? Слова, которые ему следовало сказать еще час назад, он выпалил на одном дыхании:
— Мисс Хэннесси, посольство с радостью помогло бы вам при более благоприятном стечении обстоятельств, но подобные дела находятся вне сферы нашей деятельности.
— Оставьте, Ник! Это я уже слышала.
Как она могла это произнести и скрыть свою горечь? Если бы она смогла так же скрыть надежду в своих глазах! У него было ощущение, что она видит его насквозь. Спасибо Су, не забыл о его существовании и сам появился с третьим стаканом джина.
— Еще пунш? — спросил ее Ник.
— Нет, спасибо.
— У меня совсем вылетело из головы! С этого нам следовало начать! — он поднял стакан. — За Констанцию! За постоянство! Очень подходящее имя для такой преданной дочери, как вы.
— Спасибо!
— Я уверен, что ваш отец знает, что вы делаете для него все возможное и, наверное, страшно горд тем, что у него такая дочь.
Да, подумал Ник, и у него есть все основания гордиться ею. На глазах у Конни выступили слезы, и она отвернулась.
— Надеюсь, что это так и есть.
Ник выпил третий стакан гораздо быстрее первых двух. Ее влажные еще глаза снова обратились на него, потом на стол, на пустые стаканы и снова на него.
Люди часто считали пустые стаканы, собиравшиеся вокруг Ника к концу вечера. Нет причин смущаться от этого и сейчас. Он поднял стакан и громко сказал:
— За «Констанс и Хэннесси»! Отличный коньяк. Пробовали когда-нибудь? Хотите, я закажу?
Но Конни взяла свою сумочку, и ее пальцы судорожно вцепились в патентованную кожу, оставив на ней глубокие вмятины.
— Вы должны простить меня, но я должна идти. Меня вымотало это путешествие.
— Как пожелаете, — спокойно ответил Ник.
Позволить ей так просто уйти? Он же потом себе этого не простит!
— Если вы не в состоянии мне помочь, почему вы здесь? — тихо спросила Конни.
Он оторвал взгляд от ее округлых плеч и окунулся в зеленые, как море, глаза.
— На Лампуре? — попытался свести все к шутке Ник, но она молчала. — Или почему я здесь, в баре, с прекрасной женщиной? Последнее, по-моему, не требует объяснений.
— Первое, — она смотрела ему прямо в глаза.
«Упрямая, прекрасная, храбрая и верная дочь»… — вертелось у него в голове. Ник постучал указательным пальцем по полированной крышке стола.
— Я здесь потому, что три года назад получил назначение на этот благословенный тропический остров в Индийском океане. И случилось это потому, что большего они мне доверить не могли.
— Откровенное заявление!
— И очень честное!
— И вас они мне и подсунули!
Ник предпочел пропустить оскорбление мимо ушей.
— Разве мне не повезло, что получилось так?
— Я имела в виду…
— Я знаю, что вы имели в виду. Вы только теряете со мной впустую свое время.
— Я хочу спасти своего отца, Ник.
— Только не рискуйте понапрасну!
— Я пойду на любой риск, если будет необходимо. То же сделали бы и вы, будь это ваш отец.
— Пришедшее к власти на прошлой неделе правительство угнетает население, поэтому симпатии народа склоняются на сторону мятежников. Все здесь прикидываются, никому нельзя верить. Кстати, вы говорите на местном диалекте?
