Владимир Гурвич - И корабль тонет…
Тот посмотрел на него мутным взглядом.
— Нам предстоит большая работа, — произнес Шаповалов. — Это должен быть самый лучший фильм. Хотите, открою величайшую тайну. — Он поочередно посмотрел на сценаристов. — Я планирую выдвинуть этот фильм на Оскар. На меньшее я не согласен. И вы должны мне это обеспечить. Как?
В комнате повисла напряженная тишина. Все смотрели друг на друга и молчали. Только Суздальцев из-за спины Шаповалова делал Шаронову и Ромову какие-то знаки. Ромов пытался их понять, но не мог сообразить, что он должен сказать в ответ. На ум ничего не приходило, вернее, в голове пульсировала только одна мысль, что он так и не дождется своих денежек. Мало ли что взбредет в голову этому Шаповалову.
Шаповалов, не обращая внимания на Ромова, вдруг подошел к Шаронову.
— Я знаю, вы можете сделать то, что я хочу, Андрей Васильевич. Я вас очень прошу. Мне вот так нужен этот сраный Оскар, — провел он ребром ладонью по горлу.
— Извините, я не даю таких обещаний. Если это непременное условие, то я готов покинуть яхту прямо завтра утром.
— Андрей, — вдруг прозвучал голос жены Шаронова, — если это условие господина Шаповалова, ты должен с ним согласиться.
— С моей стороны это было бы крайне безответственно. К тому же не вижу в Оскаре ничего привлекательного. Среди награжденных им, не припомню ни одного приличного фильма,
— Причем, тут приличный или не приличный фильм, — проговорил Шаповалов. — Мне нужен Оскар, а уж за какой фильм — не важно. Хоть за самый плохой во Вселенной. — Он повернулся к Ольге Анатольевны. — Помогите мне, уговорите мужа. Я человек благодарный.
— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы добиться того, чего вы желаете, — заверила женщина.
— Вот это по-нашему! — одобрил Шаповалов. — Я хочу с вами выпить.
— Извините, но мы не пьем. Вы же не имеете в виду сок или чай.
Шаповалов с недоумением посмотрел на Шаронову.
— Совсем не пьете. В Америке у меня был знакомый мормон. Вы не принадлежите к их секте?
— Нет, к мормонам мы не имеем никакого отношения. Просто однажды решили, что не будем потреблять ничего из того, что вредит здоровью.
Шаповалов с сомнением покачал головой.
— А вот я потребляю все, что вредит здоровью. И чем сильнее вредит, тем больше потребляю. — Он обернулся к стоящему по-прежнему за его спиной Суздальцеву. — Плесни-ка мне, дорогой, — протянул он ему бокал.
Суздальцев подбежал к стойке, налил в бокал виски и вернулся к Шаповалову. Тот с нескрываемым удовольствием сделал большой глоток.
— Как можно не любить этот нектар? — с удивлением произнес он, любуясь бокалом с виски. — Внезапно он повернулся к Ромову. — А вы, молодой человек, надеюсь, выпьете со мной?
От волнения способность говорить внезапно исчезла у Ромова. Потребовалось несколько секунд, чтобы она восстановилась.
— С огромным удовольствием! — воскликнул он.
— Налей ему, — приказал Суздальцеву Шаповалов.
Суздальцев в прямом смысле застыл на месте.
— Я налью себе, — поспешно произнес Ромов.
— Я сказал: налей ему, — грозно повторил приказание Шаповалов.
Суздальцев снова бросился к стойке, плеснул в бокал виски и протянул его Ромову.
— Спасибо, — поблагодарил сценарист.
Суздальцев ошпарил его взглядом. И Ромов вдруг почувствовал, что просто так эта сцена ему не сойдет. Хотя он абсолютно ни в чем не виноват, наоборот, понимая, в какую ситуацию угодил продюсер, хотел обслужить себя сам.
Шаповалов поднес свой бокал к бокалу Ромова.
— Давай-ка, дорогой чокнемся. — Они чокнулись и выпили. — Ты-то обеспечишь мне Оскара? Только не ври. Как говорят в суде: говори правду и ничего кроме правды.
Ромов взглянул на миллиардера и вдруг ясно осознал, что тот совсем не шутит, для него это действительно важный вопрос.
— Я постараюсь изо всех сил.
— К черту твои старанья, стараются многие, а выходят у единиц. — Ты зачем мне его подсунул? — спросил Шаповалов у Суздальцева. — Никого лучше что ли не нашел?
— Он талантливый парень, — пробормотал продюсер.
Шаповалов снова отхлебнул из бокала.
— Какой же талантливый, на какого-то паршивого Оскара не может написать сценарий. Завтра найдешь мне другого.
— Где же я вам завтра найду, Георгий Артемьевич.
— Твое дело, если хочешь оставаться продюсером моего фильма.
Шаповалов шагнул вперед и внезапно чуть не упал. И только сейчас Ромов понял, что тот вдрызг пьян. С двух сторон к нему бросились Суздальцев и Алла. Все это время она молча стояла немного в стороне и наблюдала за происходящем. Вместе они повели, а точнее скорей потащили его к выходу.
Шаповалов немного упирался, но при этом позволял себя вести. Внезапно он оттолкнул своих сопровождающих.
— Мне нужен Оскар и вы мне его сделаете! — закричал он, стукнув себя кулаком по груди.
Движение оказалось для его состояния слишком резким, и он бы упал, если бы Суздальцев и Алла не успели его подхватить. Они увели его из кают-компании. На этот раз он не упирался.
— Думаю, на этом можем завершать наш вечер, — сказал Шаронов. — До свидания. Встретимся завтра, — сказал он Ромову.
— Встретимся, — уныло проговорил Ромов. — Мысль о том, что завтра утром его пребывание на острове может завершиться, вызывало у него отчаяние. — Пойдем, — кивнул он Марине. Взявшись за руки, они покинули яхту.
4Шароновы спустились с корабля, и пошли по набережной. Давно стемнело, причем, темнота была такой плотной и густой, что на расстоянии в метр ничего нельзя было разглядеть. Даже море. Хотя оно и было совсем рядом, но не было видно; его присутствие выдавал лишь ритмичный плеск волн о берег.
Супруги молчали довольно долго, они медленно шли по тропинке, и казалось, что эта дорога может быть бесконечной.
— Ты мне ничего не желаешь сказать? — первой нарушила молчание Ольга Анатольевна.
— А разве ты не знаешь, что я хочу тебе сказать. К чему слова, если так все ясно.
— Нет, не ясно. — В ночной тиши ее голос прозвучал и слишком резко и слишком громко.
— Тогда ты права, есть причина для произнесения слов.
— Ты иногда бываешь невозможным человеком, — вздохнула женщина.
— Я знаю, но ты давно привыкла. Так что стоит ли об этом говорить? Говори о том, что у тебя на сердце.
— Ты хочешь завтра же отсюда уехать.
Шаронов слегка пожал плечами.
— А как ты думаешь, чего я еще могу хотеть. Когда я встал на путь, то сделал это не для того, чтобы с него сходить. И ты была уверенна в моей правоте. И все годы меня поддерживала, шла за мной.
