Патрик Александер - Смерть зверя с тонкой кожей
Она регулярно влюблялась в мужчин, с которыми работала, причём они обычно и не догадывались об этом. Оказывала им мелкие услуги, была внимательна и заботлива, а иногда дарила баночку-другую домашнего варенья. Внимание и заботу принимали как должное, варенье кому-нибудь отдавали, а на неё по-прежнему не обращали внимания.
Эбботт был исключением. Эбботт её заметил. Элис прикомандировали к нему (Департамент, как всякая полувоенная организация любил военную терминологию) когда, накануне отъезда в Африку, он занимался офисной работой. Его брак распался, он был свободен и иногда приглашал её (и не только) поужинать с ним. Безо всякого намерения переспать. Их отношения были приятными и лёгкими, и он стремился сохранить их такими. В Департаменте иногда спали с секретаршами – своими или чужими. Эбботт – никогда. Не столько из принципа, сколько от нехватки времени. Как и всякий действующий агент, он в основном находился за границей.
В свою очередь, Элис влюбилась в него, как и в каждого очередного босса, разве что у прошлых её влюблённостей не бывало сексуального оттенка. На сей раз всё было по-другому, может быть оттого, что Эбботт относился к ней как к женщине, а не к детали офисного интерьера. Не то чтобы его поведение переходило границы приличий, как их понимала, например, её мать. Но вот её чувства становились все более бурными. Она разглядывала его руки и жаждала, чтобы они прикоснулись к ней. Были они тёплыми, сухими, с длинными нервными пальцами. Мысль об их прикосновении возбуждала – иногда в совершенно неподходящие моменты. Элис пыталась подавлять эти мысли, но они возвращались: в офисе, в буфете, на лестницах, иногда – когда ей полагалось внимательно слушать.
Потом Ричард исчез на неделю. Ей он сказал, что едет на конференцию. Она ещё обратила внимание, что не видно ни Фрэнка Смита, ни Контролера – скорее всего они были на той же конференции. Вернувшись, он стал замкнут и беспокоен и, похоже, потерял всякий интерес к ней.
Элис была в тихом отчаянии. В кои-то веки человек обратил на неё внимание – а теперь всё идёт не так. Или не идёт, а просто он устал от неё. Только в двух её романах дело доходило до постели. И в обоих случаях, переспав, мужчины бросали её – достигнув, по-видимому своей цели.
Если спишь с мужчинами, то в конце концов надоедаешь им, – говаривала мать. А если не спишь, то надоедаешь уже в начале, – хотелось ответить ей, но она помалкивала. Мать, вдова из Бэккенхэма, была бы в шоке. Она и так не одобряла её решения жить одной в Ноттинг-хилл – месте, немногим лучшем, чем Сохо-Квадратная-Миля-Разврата, – как называлa его любимая газетка матери.
Казалось, всё идёт по наезженому сценарию и Ричард Эбботт должен неизбежно потерять интерес к ней. Как все.
Потом, когда она совсем отчаялась, он как-то остановился на середине очередной кодированной депеши и пригласил её на ужин. И продолжил диктовать только получив согласие.
Они, как обычно, пошли в итальянский ресторан на Кенсингтон Чарч Стрит, как обычно, поздоровались с Витторио и, как обычно, заняли место за своим столиком. Больше ничего обычного этим вечером не происходило. За ужином Эбботт больше помалкивал и налегал на вино. Когда они опорожнили бутылку Кьянти, он заказал следующую.
После ужина он предложил выпить кофе у него дома.
Элис никогда не пила у него. Она даже никогда не бывала у него дома. Они всегда сидели у неё, такая вот традиция. С одной стороны её одолевали тяжёлые предчувствия, с другой – любопытство.
По дороге, в такси, Ричард крепко сжимал её ладонь. Никогда раньше он не делал этого, и по телу её пробежали мурашки.
Эбботт жил в особняке начала века на Бэйсуотэр-роуд. Большая, просторная квартира и полный беспорядок в ней: книги на полу и на столах, одежда – на спинках стульев, и ничего – на своём месте. Окна – высокие, под потолок – выходили с одной стороны на тихую улицу, с другой – на не менее тихую площадь. И улица, и площадь были засажены платанами.
Темнело. Они стояли у окна и смотрели на платаны. В оранжевом свете уличных фонарей они казались Элис старыми и печальными.
Она украдкой покосилась на Эбботта. Он смотрел вниз – неподвижно, даже вроде и не дыша. Было что-то хищное в этой его неподвижности, настолько, что Элис забеспокоилась.
– Так как насчёт кофе? – спросила она, и слова её отозвались эхом в полутёмной комнате.
Он повернулся и обнял её. От неожиданности она на секунду напряглась, потом расслабилась и прижалась к нему.
Потом он провёл её в спальню, выходившую на ту же площадь. Не включая света, они разделись. Элис не поднимала глаз – частью по привычке, частью – от стыдливости, но что он смотрит на неё, она знала и так. Ещё она знала, что у неё – хорошая фигура и с удовольствием краснела.
В постели она поразила его своей страстью и той женской чувственностью, что находится уже за гранью чувственности. Почему-то ему казалось, что она будет скованной и застенчивой.
А Элис была счастлива. От любви она улетела куда-то на небеса, а на небесах не бывает ничего неправильного.
– Разве это не замечательно? – сказала она, растворившись в сплетении тел.
Потом он встал и приготовил чёрный кофе с пенкой, и они пили его при свете ночника.
Потом она прижалась щекой к его груди, лежала и не думала ни о чём, наслаждаясь близостью и теплом его тела, а он молча смотрел в потолок.
Потом они опять занимались любовью, иногда улыбаясь друг другу. Время остановилось и они заснули, не разнимая объятий.
Элис проснулась к пяти утра, оделась в предутренних сумерках, не отрывая от глаз от Эбботта. Потом, не надевая туфель, прошлась на цыпочках по квартире, вбирая атмосферу и рассматривая. Ей хотелось лучше запомнить его, своего мужчину. В эти минуты Элис была счастлива, как никогда в жизни.
Она вернулась в спальню, прикоснулась губами к его лбу. Он пошевелился, промычал что-то неразборчивое и заснул дальше. Она улыбнулась, надела туфли и вышла на улицу, мокрую от утреннего дождя.
На Бэйсуотэр-роуд она села на такси. По дороге она намечала дела на сегодня: покормить канарейку, принять ванну, позавтракать, сделать стирку, сходить по магазинам. Ну и купить красивое платье, чтобы, когда он придёт в офис…
Он не пришёл. Не этим утром, ни следующим. Вначале Элис решила, что он опять на одной из этих таинственных конференций. Тем не менее, она чувствовала себя обманутой, почти преданной – он ведь ни слова не сказал об этом. Если честно, то он вообще мало говорил тем вечером.
Весь день она ждала его звонка – в офисе, потом безвылазно сидя дома, а когда телефон наконец зазвонил – подскочила, как ужаленная. Но это была мать, которой вздумалось поболтать о каких-то пустяках. Элис избавилась от неё под благовидным поводом, клятвенно пообещав перезвонить завтра. А потом села у телефона и стала ждать. И ждала. Он не позвонил.
