Ширли Лорд - Лица
Это было лучше, чем шампанское из флейт, лучше всех транквилизаторов на свете. Такие беседы всегда вдохновляли ее. Например, когда Альф предсказывал ей успех. Или подмигивал парень из «Клейрол» – перед тем как объявить, что у нее есть работа.
Она сжала руку врача и проскрипела сквозь пленку:
– Я обещаю. Спасибо вам, доктор.
Палец доктора коснулся ее губ.
– Не шевелите сейчас губами. Завтра – да, но не сейчас. Завтра в полдень мы снимем пленку и обработаем кожу специальной пудрой на антибиотиках. Тоже моя разработка. На следующий день – последний этап. Мы используем чудесную новую мазь для размягчения корки, образовавшейся из старой кожи, чтоб легче было ее удалить. А потом… – Последовала пауза. Как детская игра, которую знаешь, любишь и в которой помнишь следующие слова. Да, вот и они: – Вы сможете посмотреть на свою чудесную новую кожу, розовую, она будет светиться здоровьем и ослепительной молодостью.
Беспокойство сняло как рукой. Голос доктора гипнотизировал, и, хотя она проспала столько, сколько не спала за всю свою жизнь, глаза начали слипаться.
Вокруг кинотеатра выстроилась очередь длиной в километр. Увидев, как Барб самодовольно сложила губки, Алекса поняла, что подруге до этого нет никакого дела. Как обычно, у нее был план. Это было замечательным свойством ее характера. Конечно, не последнюю роль играли отцовские деньги, но иметь четкий план, как их потратить, не менее важно. Открытый «шевроле» с визгом затормозил за поворотом Стейт-стрит. Барб обернулась назад к Багси и Дэйву и, махнув рукой в сторону огромных плакатов с Джоном Траволтой, распорядилась:
– Мальчики, вы вставайте в очередь, а мы с Алексой часам к девяти заедем вас сменить. Потом возьмете машину, припаркуетесь в Чепела и захватите нас, когда «Лихорадка» закончится. Хорошо? Тогда вперед.
«Вот тупицы», – подумала Алекса, глядя, как двое долговязых выпрыгивают из машины, криво улыбаясь в ее сторону. У Барб было еще одно качество, за которое Алекса любила подругу. Она относилась к ребятам как к обслуге, и – что самое удивительное – они на это западали. «Особенно в твоем присутствии, – сардонически замечала она Алексе. – Мечтают трахнуться с тобой, точно говорю. А что ты еще хотела с такой фигурой, везучая ты дрянь!»
Утро они провели, раскачиваясь в гамаке у бассейна и болтая о сексе. Точнее, болтала Барб. Это была ее любимая тема после еды и диеты. Алексу тошнило от таких разговоров, но она мирилась – по большому счету с Барб все равно здорово. Так считали многие. Отец Барбары, Пол Уиттен, был большой шишкой в одной компании. Называлась она «Американский газ», или «Нефть», или «Американский воздух» – в общем, что-то жизненно важное для всей Америки. Дом большого босса соответствовал его положению – начиная от длинной извилистой подъездной аллеи, обсаженной пальмами, и кончая изящным внутренним двориком в великолепном особняке из белого камня. Как лениво сообщила Алексе его хозяйка, он был смоделирован по типу одного андалузского дома по просьбе ее последней мачехи (знать бы еще, где находится Андалузия…). Алекса часто думала, что, будь Джо подругой Барб, через сутки она знала бы всю историю местности, включая времена, когда Санта-Барбара еще принадлежала Испании. Алекса чихала на прошлое. Она блаженствовала в настоящем – в невероятной роскоши своей кровати, темно-коричневых полотенцах, таких толстых, что, казалось, ты заворачиваешься в мамину бобровую шубу.
Днем Алекса с досадой думала о том, что Барб, должно быть, совсем спятила, назначив встречу с Багси и Дэйвом. С этими ребятами они познакомились в Палм-парке, когда катались на роликах. Теперь ясно, что и из них можно извлечь определенную пользу – поставить в очередь на два бесконечных часа и быть спокойными насчет билетов на последний сеанс «Субботней лихорадки».
– А все-таки, откуда у тебя такая фигура? – сощурилась Барби, свесившись с гамака. В голосе слышались нотки раздражения, обычно находившего на нее при виде подруги в бикини.
– От отца, наверное, – не задумываясь ответила Алекса. Барб затряслась от смеха, но Алекса и бровью не повела. Она умела скрывать любые эмоции, и злость в том числе.
Лишь совсем недавно до Алексы начало доходить, что рост под метр восемьдесят – еще не причина для немедленного самоубийства. Пока Барб вещала о травке и мужских достоинствах, Алекса полностью погрузилась в свои мысли. Рост, глаза цвета моря и, наверное, большой чувственный рот, как у Карли Саймонс, достались ей от отца. Но бледно-золотистая кожа и гармонирующие с ней длинные волосы такого же цвета – точно от матери.
Барб газанула, заставив волосы Алексы взвиться назад, как метеор. И что за работа предстоит матери в Мексике? Точно, что ничего стоящего. Ясно, что не «Вог», не «Вью» и не «Базар». Как модель, ее мать была уже на пути из большого бизнеса, Алекса понимала это. В тридцать четыре, или тридцать пять, или сколько ей там на самом деле Тери уже утратила ту неповторимую внешность. Когда-то эта внешность вызывала у Алексы жгучую зависть. Теперь они поменялись ролями.
Не нужно было лишнее отцовское подтверждение того, что Алекса знала и так: для Тери было бы неплохо, если бы Алекса совсем не появлялась на свет. Притворяться сестрой было поздно. «Пора тебе исчезнуть, малышка, – частенько говорил отец, – ты стала слишком заметной. Маме не дает покоя ушедшая молодость». Как плохо, что мужчины с годами хорошеют – им идут и морщины, и седые виски. В то время, как отец становился все интереснее и был обласкан вниманием маминых, а теперь и ее, подруг, мама только накладывала больше румян и все туже и туже затягивала волосы назад этой глупой лентой, будто бы натягивающей кожу. Это просто ужасно. Алекса вздохнула и закрыла глаза.
Барб только что удачно преодолела поворот на Монтасито. Только когда Барб вела машину, Алекса имела время спокойно подумать – к счастью, Барби не любила болтать за рулем. Сейчас она наслаждалась новым красным «шевроле».
Кто бы знал, какую истерику закатила мама, когда Альф Виктор предложил ей, Алексе, попробовать себя на съемках. «Она слишком молода. Ты не имеешь права!» – все шумела она, не в силах остановиться. Алексе нравился Альф Виктор. Он всегда обращался с ней как со взрослой. Она с благодарностью вспоминала день, когда Альф разрешил ей остаться у себя на съемках. Мама ничего не знала об этом – и не узнает. Как же противно было видеть еще одну стареющую женщину, кривляющуюся перед камерой. И кому подойдет эта работа? Алекса никогда не верила, что этим кто-то зарабатывает большие деньги. Понятно, что время от времени маме везло на контракты, означавшие пару новых шмоток, а иногда и новую машину. Однако сидение без денег в промежутках между съемками все-таки доказывало полную абсурдность такой жизни. Наверно, все было бы по-другому, если бы «глава семьи» иногда выполнял свои «обязанности»… При мысли об отце Алекса поморщилась.
