Барбара Майклз - Шаг во тьму
Голос священника задрожал от сдерживаемых эмоций, когда он начал перечислять длинный список добрых дел и благотворительных поступков, совершенных покойным на благо города и его жителей. Мег не удержалась от улыбки. Сам Дэн не только не смог бы сдержать улыбку, он бы расхохотался над ореолом святости, которую пытался создать пастор вокруг его памяти. Ведь он сам заявлял не однажды, что за свою жизнь не совершил лишь одного преступления – не давал взятку, и то потому, что просто не знал, что же это такое. Не отличался он и религиозностью. Уважая бабушку, он держал свои мысли при себе, даже когда узнал, что молодой пастор, которого обожала бабушка, оказался неженатым и собирался оставаться холостым. Со своими же приятелями он не был сдержан: Мег живо вспомнила, как случайно подслушала его высказывание по поводу безбрачного священника: «У мужчины, не проявляющего интерес к восхитительному предмету природы, должна быть зияющая дыра там, где…» На этом интересном месте он вдруг увидел Мэг и закашлялся. «Где же это?» – спросила любознательная внучка. «В мозгу», – пояснил Дэн.
Клиф взял ее под руку и помог встать. Она нахмурилась, а он подчеркнуто подмигнул ей. Он почти не шевелил губами, но Мег ясно услышала:
– Не смейся, это неприлично.
– Я не смеюсь… – Но она и на самом деле чуть не рассмеялась. Заиграл орган и помешал ей достойно ответить Клифу. Она узнала мелодию «Рок веков» и вновь подавила в себе новый приступ истеричного смеха. Ведь Дэн так ненавидел этот гимн! Он не имел ничего против таких громких, жизнерадостных гимнов, как «Вперед, Христово воинство», но печальные мелодии и покорные слова других гимнов оскорбляли его слух и гордость.
Она обвела глазами церковь, замечая многочисленные знаки щедрости Дэна. «Вот старый лицемер, – тепло подумала о нем внучка, – осыпал подарками заведение, которое презирал». Но в действительности это были подарки для бабушки. Это не было лицемерием, а являлось проявлением самой бескорыстной любви. Витраж за алтарем тоже подарок Дэна. Появление необычного предмета разделило город на две враждующие стороны: одни восхищались витражом, другие жаждали разбить его вдребезги. Вместо святых и сцен из Библии там были изображены разновидности сапфиров в обрамлении звезд и галактик. Нужно было вглядеться в картину, чтобы увидеть, что огромная рука сбрасывает с кончиков пальцев солнце и галактики, а другая рука их ловит.
* * *Наконец служба завершилась. Джордж встал. Он был одним из тех, кто нес гроб. Пока он не подал руку бабушке, Мег не вспомнила, что остался последний ритуал, прежде чем они смогут уйти из церкви. Теперь уж она не улыбалась; эта часть страшила ее больше всего.
«Я не смогу, – подумала она. – Не смогу и не буду. Это язычество, так нельзя…» Потом она увидела движение руки Клифа и отреагировала, как лабораторная мышь реагирует на электрошок – быстро поднялась. По настоянию бабушки она вошла в церковь под руку с Клифом, но будь она проклята, если она пойдет вместе с ним прощаться с дедушкой в последний раз. Она не позволит ему увидеть то, что она хотела трусливо избежать. У нее не было желания смотреть на холодную маску, бывшую когда-то лицом дедушки. Лучше она запомнит его таким, каким видела в последнюю встречу, – глубоко посаженные сверкающие глаза, озорная ухмылка, наполовину скрытая белыми усами.
Встав и пойдя по проходу, испытывая чувства более подходящие к драке, чем к похоронам, она вдруг заметила лицо, на котором читались ее собственные ощущения. Внешне лицо было не похоже на лицо Мег: мужское лицо, несимпатичное и даже непривлекательное. Черты узкого лица слишком удлинены, нос с горбинкой, заносчивый подбородок, плотно сжатые губы, впалые щеки. На каменном лице лишь глаза казались живыми; они сверкали с таким же яростным протестом, который чувствовала и она, и эти глаза смотрели прямо на нее.
Мег не отвела взгляда. Что он здесь делает, на первой скамье, на которой обычно сидят ближайшие родственники и друзья? Она не знала этого человека, скорей всего видела его в первый раз. Хотя в церкви было много народу, по обеим сторонам от мужчины места оставались свободными, словно остальные, сидящие на этой скамье, сторонились его соседства.
Клиф подтолкнул ее сзади. Мег заставила себя пойти вперед, к открытому гробу.
К счастью, последняя часть церемонии завершилась быстро. У могилы Мег вновь увидела незнакомого мужчину. Резкие черты его лица четко выделялись на общем фоне печальных лиц. Лишь однажды, когда он смотрел на мраморного белого ангела, изображенного на семейном склепе, сердитое выражение его лица сменилось чем-то напоминающим слабую усмешку. Никто не стоял возле него. Когда закончилась краткая служба, он вышел первым. Люди расступились, дав ему пройти, словно он был король или прокаженный.
Мег пошла за дядей и бабушкой к ожидающему их лимузину, вновь проигнорировав руку, предложенную Клифом. Он уселся на переднее сиденье рядом с шофером. Четверо разместились сзади – бабушка, Джордж, Мег и Генриетта-Мэри – избалованная, любимая, аристократическая гималайская кошка бабушки. На Генриетте красовался ошейник, украшенный топазами, сердоликами и другими камнями теплых коричнево-оранжевых оттенков, которые подходили к окрасу кошки. Эта кошка повсюду сопровождала бабушку с таким снисходительным видом, что это выводило из себя всю семью. Мег попыталась слабо возразить, когда бабушка направилась из дома с кошкой на руках, но бабушка проявила настойчивость, а теперь, видя, как они приветствуют друг друга, Мег порадовалась, что не проявила упрямства. Генриетта сразу же уселась на колени к бабушке, старая женщина крепко обняла ее. Было ясно, что ей это необходимо. Удивительно, что Генриетта, которая не позволяла обходиться с собой грубо, не возражала, но никому другому она не позволила бы держать себя так крепко. Кошка повернула голову в сторону Мег, явно ухмыляясь. Впрочем, она никогда не любила Мег. Вообще-то она никого не любила, кроме Мэри и Дэна, которого она считала полезным дополнением к своей хозяйке.
Видимо, она хорошо относилась и к Джорджу, так как позволила тому похлопать бабушку по плечу:
– Ты в порядке, Мэри?
Бабушка выпрямилась.
– Естественно, просто я немного устала, вот и все.
– А теперь вся эта толпа придет в дом… – Джордж покачал головой с красивой серебряной шевелюрой.
– Это наши друзья, – мягко возразила бабушка.
– Вернее, весь город.
– Друзья, – повторила бабушка. – Дэн не любил посторонних. Все эти люди из Нью-Йорка, управляющие магазином – надеюсь, я их не обидела, написав, чтобы они не приезжали. Но Дэн весьма определенно высказался по этому поводу.
