Наталья Калинина - Код фортуны
Это словно подключенные к одной сети компьютеры стал бы поражать зловредный вирус, который бы не только ломал защиты, но и причинял вред.
– Господи! – тихо вскричала Инга, отшвыривая брошь и в ужасе закрывая рот ладонью. В первую очередь она подумала о брате, которому в данный момент делали операцию. Состояние Вадима оставалось тяжелым, и, как знать, если бы не Ингины заговоры, которые она усиленно читала и дома, и все то время, что просиживала в больничном коридоре, может, его бы уже и не стало. Потом ей подумалось об Алексее – о том, что его защита тоже оказалась сломанной. Варварским способом. И уж после ей в голову пришла ужасная мысль: если ее защиты начали действовать наоборот, то в опасности многие и многие люди. Включая и Лизу, и Ларису, и маленького племянника.
– Я должна срочно снять им защиты – детям и Ларе! Срочно, пока не поздно!
О том, чтобы убрать все свои защиты, и речи быть не могло – у Инги на это не хватило бы сил. Она может спасти всех оказавшихся под угрозой только одним способом – понять, что происходит и что или кто за всем этим стоит.
Инга бегом бросилась по коридору к Ларисе. И когда невестка, напуганная ее поведением, поспешно вскочила с места, покачала головой:
– Нет, нет, с Вадимом все в порядке. Причина в другом… Лара, мне нужно срочно уйти!
– Что случилось? – почему-то шепотом спросила Лариса.
– Потом расскажу, потом. Извини, у меня нет времени. Позвони мне, пожалуйста, как только закончится операция. Я потом вернусь в больницу, но еще не знаю когда.
Оставив невестку в недоумении, Инга помчалась на улицу – искать такси.
XII
Каникулы Лизы уже были на исходе, а они почему-то задерживались в этом городе серых дождей и пронзительных ветров, вместо того чтобы ехать в обещанную столицу.
Квартира, в которой они остановились, была трех-с-половиной-комнатной, как окрестила ее про себя девочка. Потому что помимо двух полноценных спален и гостиной там имелся еще маленький закуток между коридором и кухней, отгороженный ширмой, в котором стояла раскладушка. Закуток, скорей всего, служил когда-то кладовкой в этой бывшей коммунальной квартире, из которой сделали две квартиры поменьше. Но новая хозяйка Алла решила, что это будет ее кабинет, и поставила в комнатушку стол. А сейчас и кабинет превратила в подобие спальни: стол был вытащен, и вместо него поставлена одолженная у соседей раскладушка, на которой уже четвертую ночь подряд спал Лизин папа.
Лиза сидела на подоконнике в одной из больших комнат и рассеянно глядела сквозь отмытое до эффекта отсутствия стекло в замкнутый «колодец». В ее городке не было таких старых домов с «колодцами», поэтому она полюбила сидеть на подоконнике в комнате, которая окнами выходила в замкнутый двор, и смотреть то вниз, пытаясь разглядеть теряющееся в темноте «дно» колодца, то, напротив, вверх, на полукруглый кусочек серого, сливающегося по цвету с противоположной стеной неба. Ей бывало в такие моменты и немного жутко – когда она представляла себя каким-то образом оказавшейся на дне этого колодца без надежды выбраться на свет, и интересно, потому что с ее полетом фантазии Лиза, рассматривая окна других квартир, пыталась вообразить себе чужие жизни. Но в последние четыре дня она сбегала в эту комнату с «колодцем», чтобы побыть одной, погрустить, украдкой поплакать и позлиться, потому что происходящее в последние дни никак не укладывалось в ее понятие счастливой жизни.
Девочка не понимала, почему они с папочкой задерживаются и не уезжают. Вернее, понимала, но отказывалась принимать такой ответ. Все дело было в хозяйке квартиры, Алле, с которой у папы неожиданно закрутились, как выразилась бы бывшая Лизина подруга Ира Степанова, «шуры-муры».
Что-то произошло еще в то мгновение, когда папа впервые переступил порог этой квартиры и хозяйка, вышедшая в коридор встречать его, промурлыкала, будто ласковая кошка, приветствие. И глянула на Лизиного отца с неприкрытым интересом, и уж совсем по-кошачьи сделала круг, обходя Алексея и откровенно рассматривая, и разве что не мурлыкала, не терлась о его ноги и не выгибала спинку в желании, чтобы ее погладили. Во всех ее движениях, ставших вдруг плавными, нарочито ленивыми, томными, сквозил откровенный призыв: потягивалась ли Алла, передавала ли через стол соль, стояла ли у плиты, спрашивала ли, не желает ли кто добавки, все ее действия были направлены на то, чтобы Лизин папа заглотил наживку и попал на крючок ее привлекательности.
И папочка попался – самым что ни на есть глупым способом, без боя, без сопротивления, отдавшись инстинктам, потеряв голову и остатки здравого смысла (а по мнению Лизы – памяти). Он уже несколько дней ходил с глуповатой улыбкой, несмешно пытался шутить, не замечал Лизиного недовольства и укоризненных взглядов Таисии, которая, в отличие от девочки, как более опытная, сразу смекнула, в чем дело. Все – Лиза, Тая, мальчишки – вдруг будто выбыли из пьесы и пересели в партер, чтобы невольно наблюдать новую пошловатую пьесу с предсказуемым финалом, разыгрываемую этими двумя. А они упивались простым сюжетом и своей бесталанной игрой, принимая все всерьез, не замечая ни встревоженных взглядов «зрителей», ни их скептически кривящихся ртов, ни злобных взглядов, посылаемых им девочкой. Они играли в «переглядывания», недомолвки, намеки, «случайные» прикосновения и заговорщицкие улыбки. Вот Алексей, передавая через стол соль, нарочно касается тонкой руки Аллы с острыми кровавыми ногтями, а помогая хозяйке убирать со стола, почему-то надолго задерживается с ней на кухне. И избегает взгляда дочери, будто уже успел натворить что-то постыдное.
Больно было наблюдать за этими «брачными танцами» отца, распускающего хвост перед кошкой-хищницей. Как он неловко пытается за ней ухаживать – подает пальто, целует ручку, приносит каждый вечер охапки быстро вянущих роз. И как та не только принимает эти ухаживания, но и отвечает на них, ухаживая в ответ: подкладывая на тарелку папочки самые лакомые кусочки, по нескольку раз на день интересуясь, не холодно ли ему или, напротив, не жарко ли спать, удобно ли вообще ночевать на раскладушке, не дует ли из открытого окна или, наоборот, не душно ли в помещении. Странно было наблюдать и больно. Отец забыл не только о времени, о своем решении ехать в столицу, а потом – домой, но даже и о Лизе. И, что самое ужасное, об Инге тоже. С тем, что папа, постоянно занятый работой, частенько забывал о ней, своей дочери, Лиза уже свыклась. Но никак не могла смириться с тем, что и Ингу он тоже забыл. Да, Алла была привлекательной. Но Инга куда красивее, и более интересной красотой, чем примитивная кукольная привлекательность Аллочки. Что случилось с папочкой? Почему он совершил такое предательство?
