Падай, я ловлю (СИ) - Семакова Татьяна

– Здоров, – тушуется брат, – и это… спасибо.

– Там есть опция совместных родов, – говорит серьезно, а мне лукаво подмигивает.

– Знаешь, сколько окружность головы новорожденного? Тридцать пять сантиметров, в среднем. Тридцать. Пять. Еще вопросы?

– Что с телефоном? – переходит Туманов к делам, сдержав смешок.

– Парня дернули в командировку, – недовольно бурчит брат. – Возвращается сегодня вечером, завтра утром будет результат. Жену к теще заброшу, заберу все и к вам. Новости есть?

– Да, но ждут.

– Лады. Тогда до завтра, я позвоню.

Брат отключается, а я падаю спиной на кровать.

– Получается, у нас из дел на сегодня – только дача? – спрашиваю у Туманова.

– Выходит, что так, – смотрит на часы и садится. – Если выедем в течении получаса, есть шанс проскочить через город без пробок. Позавтракать можно в кафе на выезде, я там ни разу еще не отравился.

– М-м-м, как заманчиво, – закатываю глазки и под его тихий смех сбегаю в ванную.

Выходим через пятнадцать минут, настроение приподнятое, но, когда подходим к машине, Родион вдруг начинает хмуриться.

– В чем дело? – уточняю с тревогой, когда устраиваемся в салоне.

– Может и ни в чем, – проговаривает задумчиво, заводя мотор. – На парковке нет ни тачки Зотова, ни Борисова. Время – начало седьмого.

– Зотов мог и в «Дублине» нажраться и уснуть, а Даня на той же даче, – предполагаю неуверенно, но тут же достаю мобильный. – Я им позвоню.

– Отважная.

– Ну ты же не дашь меня в обиду, правда? – бормочу с сомнением, а Туманов, насвистывая, трогается с места. – Вот гад, – смеюсь над его ужимками и первому звоню Дане. – У Борисова отключен, – озвучиваю Родиону и набираю второго. – Зотов на берет трубку.

– Рано еще. Позвоним на съезде к деревне. Не переживай, я наверняка нагнетаю. Так, полагаю, нам еще нужны банки, крышки и прочая лабуда?

– Да этого добра в любом гипермаркете летом полно, – отмахиваюсь, пытаясь избавиться от кружащегося в животе беспокойства.

– Еще нам нужен садовый рынок. Мама хотела посадить жимолость, сейчас самое время.

В итоге на даче оказываемся только через четыре часа. Родион достает кусы из багажника и преподносит их Ольге Михайловне на манер букета, выуживая из-за спины, женщина ахает и складывает руки у груди, а я хихикаю:

– Дамский угодник.

Туманов от неожиданности хрюкает и громко смеется, а я иду искать папу. Если честно, ожидаю, что он спит. Напился с вечера, мается похмельем. А он на огороде, в спортивных брюках и белой нательной майке, с повязанной на бедрах рубашкой лопатой машет. Да так бойко, что у меня брови взлетают.

– Доча! – радует счастливой улыбкой, заметив меня. – Вот это сюрприз. А мы тут с Михалной порядок наводим. Думаем, зеленушки грядку посадить, еще успеет вырасти. Салат какой-то, укроп, петрушку. Кинзу даже, хотя я предложил клопов собрать. Всяко быстрее. Там на помойке кто-то матрас выкинул…

– Федор! – возмущается Ольга Михайловна, папа шкодливо смеется, а я качаю головой с улыбкой, сообразив, почему он так громко разговаривает.

Ближе к двенадцати мой телефон начинает надрываться в открытое окно, я бросаю огурцы у колонки и опрометью несусь на второй этаж.

– Помешал? – ржет Зотов, когда я отвечаю с одышкой.

– Слава Богу, – выдыхаю громко.

– Совсем затрахал? – соболезнует Дима.

– Где вас черти носят? – ворчу, встав спиной к окну и чуть сбоку. Высоковато, однако.

– Там, сям… – загадочно тянет Зотов. – Вас – это кого?

– Ты и Данька! У него телефон вообще отключен.

– Странно. Попробую набрать.

– Набери, – бубню недовольно. – Мы на даче, связь так себе.

– Отдыхайте. Разберусь, – говорит так уверенно, что я немного расслабляюсь и до самого вечера без особых мыслей занимаюсь делами.

– А-хре-неть, – с расстановками выдает Туманов, оценив вереницу банок с соленьями. – И это за день. В меню к закускам, что ли, добавить?

– Ага, в «Гаване», – фыркаю, стирая испарину со лба и устало опускаясь на стул. – Пино-коладу и маринованный огурчик, пожалуйста, – жеманничаю, пародируя гипотетическую клиентку. – С собой, – шепчу и оглядываюсь по сторонам, а Туманов закрывает глаза ладонью и подавляет рвущийся смешок.

– Ладно, сам съем, – флегматично пожимает плечами, достойно справившись с моей недостойной остротой и садится на корточки рядом. – Умаялась?

– Да что-то немножко… – бормочу с виноватой улыбкой.

– Зотов звонил. До Борисова так и не дозвонился. Дома его нет, машины тоже не появилось. Сказал, ночью поедет к нему на дачу.

– Почему ночью? – напрягаюсь и хмурюсь.

– Вот и мне интересно, – растягивает губы в недовольной гримасе. – Занят он. На прямой вопрос чем грозился выслать фотографии своего дружка. И он явно говорил не о собаке.

– Придурок, – фыркаю нервно.

– Да и явно что-то мутит. Но нам нет смысла его искать.

– Почему?

– А бесполезно, Саш. Если не хочет, чтобы были в курсе, не найдем. А если я ошибся и он дома, уже нам интереса никакого. К Борисову на дачу тащиться – тоже. Поздно и далеко. Зотов будет там раньше нас.

– И что же делать? – лопочу и закусываю уголок нижней губы.

– Предлагаю заночевать тут, а рано утром выехать. Мама уже постелила и объясняться с ней нет ни сил, ни желания.

Растерянно моргаю.

– Заночевать?

– Ну да, – беспечно ведет плечом. – Против?

– Да нет, просто… – мямлю, сгорая от мысли, что спать нам придется на одной постели, – нет, не против. Давай останемся. Какая разница где спать?

– Накинь толстовку и пойдем на веранду. Твой батя уже шашлыков нажарил, и я сейчас слюной захлебнусь.

Ужинаем, слушая рассказы родителей. Так по-доброму все, по-семейному… Папа выпил две рюмки и к бутылке больше не притрагивается, Ольга Михайловна поглядывает на него с гордостью, явно считая его сдержанность своей заслугой, и то и дело складывает гармошкой и расправляет салфетку, держа подбородок повыше, а мы с Тумановым сидим на плетеном диванчике. Он завернул меня в плед и обнял, свободной рукой отгоняя комаров, и мне не то, что вставать, шевелиться не хочется.

Сижу, зеваю. Тепло рядом с ним, уютно и спокойно. Глаза только открытыми держать тяжело. Прикрываю буквально на секундочку, а потом трясти вдруг начинает. Распахиваю глаза и не сразу понимаю, что это Туманов дрожит в попытке не ржать в голос.

– Да будет тебе! – шепотом возмущается Ольга Михайловна, замахиваясь на него полотенцем.

– Я задремала, что ли? – бормочу сонно, а Родион срывается на гогот.

– Исключительная особенность вырубаться в самый неожиданный момент, – шумно целует меня в макушку и подхватывает на руки. – Мы, пожалуй, спать.

– Идите, конечно! – охотно поддерживает его мама. – Столько дел переделали, Сашуля такая умничка! Ах, Федя, каких мы деток славных воспитали!

– Твоя правда, Михална, – слышу переполненный гордостью голос папы, прежде чем за нами закрывается дверь.

– По-моему, они себя нахваливали, – хмыкает Туманов.

– Ну, почему же, – кокетливо веду плечиком. – Я – умничка. А ты пять кустов посадил и оставшийся день непонятно чем занимался.

– Зато спать будешь в относительно чистой футболке, – опускает меня на кровать, стягивает футболку и бросает мне на голову. – Твоя пижама. Не благодари.

Ошарашено моргаю, видя его наглое лицо только одним глазом, но, когда он начинает играть грудными мышцами, прыскаю и смущенно закрываю его футболкой оба.

Переодеваюсь, пока он уходит помыть руки. Ложусь на самый край, он возвращается и устраивается на противоположном. Через приоткрытое окно врывается прохлада и непривычные звуки природы, а в груди снова скапливается тревога.

– Родь, – шепчу и он тут же отзывается:

– Что?

– Неспокойно мне как-то, – вздыхаю угрюмо. – Переживаю за этих двоих.

– Иди сюда. – Слышу, как он двигается ближе, и перемещаюсь сама, пока не чувствую жар его сильного тела. – Мне тоже, – признается, обнимая одной рукой, а вторую пропуская под моей шеей. И от этого откровения мне почему-то легче становится: если он, такой большой и грозный, переживает, то мне сам Бог велел. – Завтра все выясним.