Светлана Демидова - Клубника со сливками
Растерянная Римма выронила письмо. Похоже, она узнала тайну Юриной семьи. Выходит, что Анечка с седой косой… настоящая мать Юры, а та жуткая морщинистая старуха, которая посмела назвать ее шлюшкой, Егорову вообще никто! И что же ей с этим знанием делать? Да ничего… Это все ее теперь никак не касается… Юры нет в ее жизни… так же как и Анечки, и морщинистой Евстолии…
Римма аккуратно сложила письмо. Может быть, сразу пойти и выбросить его в мусоропровод? Похоже, что Юра любит эту отвратительную Евстолию. Значит, ему лучше продолжать находиться в неведении. А ей, Римме, это письмо ни к чему. Ей не нужно никаких напоминаний о Егоровых. Мусоропровод – самое подходящее место для упокоения любовной лирики подобного рода.
Римма вышла на площадку и открыла крышку мусоропровода. Пожалуй, лучше все-таки порвать письмо на мелкие кусочки, чтобы его больше никто не читал. Она еще раз взглянула на подпись «Вечно твой Николай», сердце у нее тревожно сжалось, но она все-таки разорвала пожелтевший листок пополам. Прощай, преступная любовь…
На площадке остановился лифт. Римма вздрогнула, будто застигнутая на месте преступления. С перекошенным от непонятного страха лицом она обернулась. Из лифта вышел Егоров. Римму будто взрывной волной прижало к мусоропроводу. Она заслонилась от Юры порванным письмом. Не надо… Она уже почти совсем успокоилась. Пусть он уйдет… Только пусть уйдет…
Егоров подошел к ней, взял за руку и потащил в квартиру, которая стояла с распахнутой дверью. Римма хотела отдать ему порванное письмо, раз уж он пришел. Но он на письмо не смотрел. Он смотрел в ее глаза, и Римме хотелось кричать от переизбытка чувств. Как же она любит его! Если бы он знал! Она отдала бы все на свете, чтобы он как-нибудь смог простить ее! Но оправдываться ни за что не станет. Ни за что… И зачем же он пришел… Кто-нибудь… избавьте ее от его взгляда… И зачем же он так близко… Зачем губы его рядом…
Егоров целовал Римму в щеки, глаза, волосы и твердил то, что собиралась говорить ему она:
– Прости… прости… прости…
Римма никак не могла понять, что происходит, и все хотела сказать про письмо, слабо помахивала им, но не могла разомкнуть губ.
– Ну… что же ты молчишь? – прошептал он ей в ухо. – Ты сможешь меня простить?
На нем не было вины. Она твердо знала это. Он любил ее, а она вела себя отвратительно. Это он должен простить ее. Римма просто обязана это ему объяснить, но слова почему-то вязнут в горле. Похоже, она лишилась дара речи оттого, что он рядом и целует ее, подлую, грязную, недостойную его любви.
– Ну что же ты… что же ты… – шептал он. – Я чуть с ума не сошел без тебя, а ты молчишь…
Римма опять хотела сказать что-то очень важное, но мысли по-прежнему ускользали и путались. Она чувствовала на своих губах его губы, и это было именно то, что ей сейчас так нужно. Что слова? Не придумали еще таких, которые могли бы выразить все, что она испытывает к этому человеку.
Обрывки чужой любви спланировали на пол. Римма обеими руками обняла Егорова за шею. Если бы можно было еще сильнее прижаться к нему, она бы прижалась. Если бы можно было еще истовее ответить на его поцелуй, она бы ответила. Но сильнее и жарче, чем она любит его, любить уже невозможно. И он понял это и зашептал в ответ:
– Как же я тебя люблю… одну лишь тебя… всю жизнь буду любить…
Когда они наконец пришли в себя на смятых Римминых простынях, она задумчиво сказала:
– И все-таки я не понимаю, Юра, почему ты просил о прощении. Ведь это же я…
Егоров опять закрыл ей рот поцелуем, но она ловко вывернулась и попросила:
– И все-таки скажи…
Он перевернулся на спину и, уставившись в потолок, ответил:
– Ты не поверишь, Римма, но все было подстроено специально.
– Что? – не поняла она.
Егоров, вздохнув, стал рассказывать ей о том, что узнал от Ларисы о деятельности агентства «Агенересс». По мере его рассказа лицо Риммы вытягивалось и бледнело.
– Разве так можно с живыми людьми? – прошептала она, когда он закончил. – Неужели это не противозаконно?
– Тот эксперимент, который агентство над нами произвело, проходит у них под грифом «Возвращение в семью заблудших овец», то есть в данном случае меня. Что может быть благороднее задачи восстановления ячейки общества?! Не подкопаешься! Ловкие они ребята!
– И все равно я не понимаю…
– Что?
– Ну… почему вдруг Жорик Геворкян стал на меня клеветать? Они что, ему заплатили?
– Честно говоря, мне неизвестны их технологии, но думаю, что никакого Жорика вообще не было.
– То есть?
– Думаю, что, по их задумке, скомпрометировать тебя должен был человек, в существовании которого ты не усомнишься и к тому же ничего не сможешь опровергнуть.
– Не понимаю…
– Скажи, была ли у вас на курсе… да и вообще в твоей жизни… более яркая фигура, чем этот Жорик?
– Нет… ярче и любвеобильнее, чем он, быть невозможно.
– Об этом я и говорю! Ты можешь забыть про какого-нибудь невзрачного Васю Иванова, который с тобой учился, но Жорика не забудешь никогда. К тому же найти его и призвать к ответу ты не сможешь, поскольку он живет в Штатах. А вот прилететь на несколько дней в Россию он вполне мог. В том, что он случайно оказался в одном с нами ресторане, тоже ничего удивительного нет.
– Но я же помню, как он выглядит! Не мог же он измениться до неузнаваемости!
– Римма, ты была в таком состоянии, что не узнала бы родную маму. К тому же ты как раз и говорила, что не видела в ресторане Геворкяна. Его точно там не было. Подослали вместо него какого-то армянина, а может, просто знойного русского брюнета…
– Почему я так жутко опьянела, честно говоря, тоже понять не могу.
– Что-нибудь наверняка подмешали в еду или питье. За те деньги, что моя жена заплатила за это скотство, пожалуй, могли и отравить не побрезговать.
– Ну хорошо… Допустим, в ресторане все так и было, как ты предполагаешь. Но почему врач… ты говорил, что вызывал ко мне врача… почему он заявил, что я алкоголичка и… ну, в общем, давно пью?
– Когда я узнал про это жуткое агентство, то первым делом вспомнил про того врача-нарколога. Надо быть идиотом, чтобы поверить, что он ошибся адресом! Но я тогда был в таком ужасном состоянии, что никакого подвоха не заметил.
– Что значит – ошибся адресом? – удивилась Римма.
– Дело в том, что я никакого врача не вызывал. Это мне потом уже казалось, что я его вызвал. Я очень волновался, поскольку ты никак не приходила в себя, а потому меня в тот момент очень легко было провести.
– Что ты говоришь, Юра? То вызывал врача, то не вызывал…
– Этот врач сам пришел и сказал, что он из наркологического центра. Пришел прервать запой… и назвал какую-то фамилию. Я сказал, что он ошибся адресом. Он показал мне свою бумагу, где был записан вызов, и оказалось, что ему надо именно в дом пятнадцать и даже в сто пятьдесят восьмую квартиру, только не в нашем, а во втором корпусе. Но раз уж он прибыл из наркологического центра, я попросил его помочь тебе.
