Луанн Райс - Дитя лета
– Эдвард… Что тебя сюда привело? – спросила Мэйв с достаточной долей холодности, чтобы уберечь себя от возможного поцелуя в щеку.
– Я был тут неподалеку по делу. Бизнес, – ответил он.
– Неужто? В Хаббардз-Пойнт? – И она оглянулась вокруг; пляж, скалы, соленая вода, розы, тишь-гладь. – Какой тут бизнес?
– Не в Хаббардз-Пойнт, конечно. В Блэк-Холл, Сильвер-Бэй и Хоторн. Во всех трех местах у меня есть клиенты.
– Хороши твои успехи. Три захудалых городишки штата Коннектикут. Ты всегда знал, где есть перспективы. – Она чувствовала, как слова пылают у нее на языке. Во время расследования цитировали ее высказывание о нем как о хищнике, для которого Мара была не более чем дичь.
– Мои дела действительно идут неплохо, – сказал он, в упор глядя на Мэйв, не в силах удержаться от того, чтобы не позлить ее. Все в нем было вызывающим. Мэйв знала, что достаточно надавить в нем на определенную кнопку, чтобы в считаные секунды он уже кипел от ярости. Но вместо этого она досчитала про себя до десяти и улыбнулась.
– Твоя мать должна тобой гордиться, – сказала она. – Тем, что ты выбился в солидные люди.
У него задрожала челюсть. Ба, да он весь как на ладони. Мэйв буквально видела, как начинает раскручиваться маховик. Интересно, что он сейчас сделает: засунет ее между планками оконного переплета или продолжит ломать комедию на тему Лиги плюща? 8 Мэйв не уставала повторять, что это настоящая комедия в полном смысле этого слова. Потому что Мара обнаружила, что все его байки о Гарварде и Бизнес-Скул в Колумбии – полная ложь от начала до конца. Жаль, что для его профессии биржевого брокера это вранье, подлог ничего не значили. Что за это его нельзя дисквалифицировать, или объявить недействительными его сделки, или еще что-нибудь в этом роде.
– И она мною гордится, – ответил он.
– Ну, как же иначе. И твоя новая жена, наверное, тоже. – И тут же подумала о том, что ей рассказал Патрик о крахе этого супружества. Эдвард вздрогнул.
– Как вы здесь поживаете? – спросил он, не пожелав заглатывать наживку.
Мэйв нежно улыбнулась и не ответила. Он немного подождал. Но когда понял, что ответа не дождаться, резко тряхнул головой, словно ни о чем и не спрашивал. Они постояли молча в ожидании, кто следующий вбросит шайбу.
Как он посмел явиться сюда? На то место, где Мару видели в последний раз. Мэйв почувствовала, как ее внимание невольно скользнуло через двор и сосредоточилось на единственной ровной площадке, где можно было поставить тент, – там, где кончались ее владения и начинались владения Клары. Ровно одиннадцать лет назад на свадьбу Мары и Эдварда здесь натянули тент в желто-белую полосу. Под ним на бледно-желтых скатертях накрыли столы, расставили белые деревянные стулья и вазы с розами и прочими цветами из садов Мэйв и Клары. Здесь же разместился струнный квартет.
На свадьбе был весь Хаббардз-Пойнт, все друзья детства Мары: Бей Маккабе, Тара О'Тул, Дана и Лили Андерхилл и все остальные теперь уже повзрослевшие дети. Мэйв пригласила гостей из школы – бывших учителей и старого директора. Из Чикаго прилетела подруга Мары по комнате в Коннектикут-колледж, пришли также друзья сына и невестки. Пришла Эйда фон Лихен, сестра Джонни Мура, а его дочь Стиви, у которой Мара когда-то брала уроки по искусству, прочла стихотворение из любовной лирики Джонни.
Со стороны Эдварда набралось мало народу. Это был сигнал опасности, теперь-то Мэйв понимала. Но тогда она просто пожалела его. У его сестры не нашлось времени; мать лежала с воспалением легких; деньги, посланные ему Эдвардом на авиабилет, отец потратил на выпивку. Это очень опечалило Мару, и она изо всех сил старалась сделать так, чтобы каждый из ее друзей и друзей Мэйв отнеслись к нему с предельным участием и любовью.
Все эти мысли щелкали теперь в мозгу Мэйв, между тем как она пристально глядела на Эдварда. Пальцы так и чесались от желания выцарапать ему глаза. До исчезновения Мары она даже не подозревала, что способна на настоящую, страстную ненависть. На девятом месяце беременности ее родная, любимая девочка бесследно исчезла с лица земли…
– Давай прекратим любезничать, а? – предложила она. – Зачем ты здесь?
– Я нашел кое-какие вещи Мары и подумал, что нужно отвезти их вам, – сказал Эдвард, прижимая к груди пакет. – Какое-то время они находились в полиции, потом мне их вернули. Я держал их у себя в чемодане до удобного случая, когда можно будет передать их вам.
– Они мне не нужны, – заявила Мэйв.
Его глаза стали круглыми от удивления. У Мэйв задрожали губы. Она слегка отвернулась и принялась тянуть шланг к корням шпалерных роз, ветви которых поднимались вверх по стене дома. Это были целые заросли белых и желтых цветов, и сейчас они находились в самом зените своего восхитительного, изысканного цветения. Мэйв не могла заставить себя взглянуть наверх, туда, где они были самыми пышными. Шпалера заканчивалась, чуть-чуть не добравшись до окна спальни – детской спальни Мары, которая предназначалась также и для ее долгожданного малыша.
– Я уверен, что они вам нужны, – настаивал Эдвард.
Хм. – Мэйв попыталась изобразить равнодушие, но руки ее дрожали, и ей безумно хотелось заглянуть в пакет. Но от Мары она знала о некоторых свойствах Эдварда. Ей запомнился один из приездов внучки, еще на раннем этапе беременности. Уже тогда понемногу стало проявляться истинное лицо Эдварда. Мара боролась с этим открытием всеми фибрами души. Она изо всех сил старалась сохранить в себе иллюзию счастливого брака, частью которого было ожидание желанного – ею по крайней мере – ребенка.
– Я вот что не могу понять, бабуля, – говорила она. – Едва я даю ему понять, что чему-то ужасно рада, он как будто тут же хочет меня этого лишить. Например, вчера вечером. Он всю весну рассказывал мне, как мечтает пообедать со мной в Хоторн-Инн. Но я то болела, то уставала, то была завалена работой. И вот вчера вечером я готова была пойти. Мы уже оделись и совсем собрались, уже стояли на пороге – и вдруг он передумал. Просто посмотрел на меня и сказал, что ему неохота. Что теперь устал он.
– Может быть, он и правда устал, – сказала на это Мэйв. Ей хотелось, чтобы Мара тоже признала за ним право на сомнение и неопределенность.
– Нет, – и Мара заплакала, – он оставил меня дома, а сам пошел играть в гольф.
Мэйв запомнились эти слезы. Она смотрела на струю, бившую из шланга, и думала обо всех тех слезах Мары, которые внучка тщательно скрывала от своей бабушки.
Эдвард аж подергивался от разочарования, Мэйв это чувствовала.
– Но это же вещи Мары, – недоумевал он. – Я думал, что вы хотите…
– Поставь их у двери, – равнодушно сказала она.
