Барбара Майклз - Призрак Белой Дамы
— Надеюсь, они передумают. Насколько мне известно, болезнь пошла на убыль.
И на этот раз он не стал дожидаться моей благодарности. Он распрощался поспешно, но с присущей ему любезностью. Теплые чувства к мистеру Флитвуду так переполняли меня, что я вновь спросила себя, не влюбилась ли я в него.
Клэр подтвердил слова мистера Флитвуда. Он пребывал в отличном настроении, почти веселом. И когда он сказал мне, что скоро потребуется моя подпись еще на одном денежном документе, я не возражала. Говоря о документе, он упомянул о моих планах ремонта домов в деревне, и я, решив, что деньги пойдут на эти цели, подписала документ, когда пришло время, с подлинным удовольствием. Моего хорошего настроения не испортило даже прибытие для этой цели поверенного Клэра с его самодовольной ухмылкой.
Так продолжалось еще несколько недель. Хотя мои посещения деревни возобновились, я решила воздерживаться лишь от одного — я не навещала беднягу Тома и его семью. Клэр пошел мне на такие уступки, что я, со своей стороны, сочла только справедливым уступить ему в такой малости. Все же я посылала Тому тайком небольшие суммы из своих скромных карманных денег, чтобы как-то помочь его семье. Для меня это не составляло особого труда, деньги шли на благое дело, к тому же мне негде было их тратить.
Приближался конец октября, когда течение моей жизни коренным образом изменилось.
Мрачные пророчества старика Дженкинса, предсказавшего очень суровую зиму после необыкновенно жаркого августа, кажется, сбывались. В то утро в гостиной горел огонь в камине, и этот уют никак не вязался с удивительно печальным пейзажем за окном — деревьями с голыми ветками, качающимися на холодном ветру. Я увидела подъехавшую к дому коляску и наклонилась к окну, чтобы разглядеть посетителей. Их приезжало мало, и даже этот потрепанный наемный экипаж привлек мое внимание. Но, увидев гостя, выходящего из коляски, я едва не упала с кресла от удивления.
Джонатан Скотт!
Я так же удивилась его приезду, как если бы увидела арабского эмира, идущего по болоту и вышитых золотых одеждах. Я думала о Джонатане уже не раз за последние недели. Все чаще и чаще вспоминались мне его когда-то отвергнутые высказывания. Но увидеть его здесь?..
В большом дорожном плаще с капюшоном он выглядел массивнее и старше, чем я его помнила. Он отрастил усы, не такие аккуратные, как у принца, мужа королевы, а большие, свисающие, как черные крылья.
Пока я приходила в себя от изумления, он поднялся по ступенькам и исчез из виду. Минуту спустя я услышала звонок и быстрые шаги горничной Мартины, направляющейся к двери.
Подбежав к зеркалу, чтобы поправить прическу, я оказалась случайно поближе к двери и услышала разговор в прихожей. Джонатан своим глубоким и довольно грубым голосом, каким он запомнился мне еще в Лондоне, спрашивал лорда Клэра.
Я ждала, полускрытая портьерами, пока Мартина отправилась с докладом к Клэру. Вернувшись, она попросила визитера немного подождать, его милость примет гостя. Затем Джонатан осведомился обо мне.
— Я узнаю, сможет ли ее милость принять вас, — сказала Мартина.
— Нет, нет, не надо, то есть мне не хотелось бы беспокоить ее милость. Я хотел лишь узнать…
Его слова стали неразборчивы, когда Мартина повела его из прихожей в гостиную. Я закусила губу от досады. У меня не было желания броситься ему навстречу, но меня обуревало чувство крайнего любопытства, смешанного с некоторой тревогой. Мне стало не по себе: смущали сдержанный взгляд Джонатана, с которым он осматривал дом, тон его ответов Мартине, само его появление. Очевидно, он приехал как представитель мистера Бима, но его бы не послали в столь долгое путешествие, не будь на то веских причин. Значит, что-то случилось.
Это был разумный вывод. Не менее разумным было и мое предположение, что Клэр не расскажет мне правду, если она почему-то его не устроит. Однако все эти умозаключения никак не объясняли мое скандальное поведение. Только человек, переживший месяцы моего своеобразного брака, смог бы понять мой поступок, нарушавший все принятые нормы благопристойного поведения.
Рядом с библиотекой находилась маленькая комната, служившая летней гостиной. В ней была дверь для прохода в библиотеку, которой я редко пользовалась. Дверь покоробилась и плохо примыкала к раме, образуя довольно широкий зазор. Думаю, Клэр вряд ли знал об этом: он никогда не бывал в гостиной, а дверь со стороны библиотеки была скрыта портьерой неподалеку от его рабочего стола.
Дождавшись, когда Мартина провела посетителя в библиотеку, я незаметно проскользнула в гостиную.
Усевшись в кресло у двери со злополучной вышивкой, я вскоре обнаружила бесцельность своей затеи: я ясно слышала голоса собеседников, но не различала слова. Мне ничего не оставалось, как прижаться ухом к щели в двери в весьма компрометирующей позе, если бы кому-нибудь из слуг случилось войти в гостиную. В эту минуту голос Клэра возвысился до гневного крика, и я забыла о менее важных соображениях престижа.
— Как вы осмелились прийти ко мне с таким посланием? — потребовал Клэр.
— Я всего лишь сообщаю вам слова мистера Бима, — прозвучал решительный ответ Джонатана. — Я передам ему ваше послание, если вы того хотите. Но вам, лорд Клэр, известны условия соглашения. Вы приложили большие усилия для их разработки.
— Их можно было изменить по взаимному соглашению, — запротестовал Клэр и снова взорвался: — Господи! Почему я опускаюсь до спора с вами? Вы всего лишь посыльный. Почему Бим не приехал сам? Едва ли подобает посылать для переговоров со мной одного из подчиненных?
— Мистер Бим — пожилой человек. Ему давно пора на покой по состоянию его здоровья, но чувство долга не дает ему сделать это. Однако это чувство, каким бы сильным оно ни было, не в состоянии излечить его больные ноги. Будьте уверены, лорд Клэр, я говорю от имени моего хозяина и уполномочен им сделать все возможное для выполнения ваших пожеланий и пожеланий ее милости.
Спустя минуту мой супруг заговорил снова, более сдержанно:
— Так вы высказываете мнение мистера Бима, когда заявляете, что ничего нельзя сделать?
— Да, это так. Существует, конечно, возможность выдачи векселя.
— Здесь я обойдусь без вашего совета или совета мистера Бима.
— Решайте сами, ваша милость. Но я повторяю: мы готовы всячески служить вам и ее милости.
— Вы готовы, — сказал Клэр задумчиво.
Наступило долгое молчание, не прерываемое ни шуршанием бумаг, ни шорохом шагов. Беззастенчиво напрягая слух, я представляла Клэра и Джонатана, молча рассматривающих друг друга. Наконец Клэр прервал молчание:
