Барбара Вуд - Дом обреченных
Я отступила от своего кузена, стоявшего непривычно близко от меня.
— Тогда почему же вы не последовали за нами?
Его глаза затуманились.
— Я не мог, Лейла. Я просто не мог.
Я отвернулась от него и пошла к своему туалетному столику, где закончила заплетать волосы. Затем повернулась к Теодору.
— Лучше бы вы последовали за нами. Бывали в Лондоне годы, которые я предпочла бы не переживать.
Тут на его лице промелькнуло странное выражение, которое я не могла в точности определить. Это была смесь злости и раскаяния, как будто я вызвала давно похороненные чувства, и теперь они прорвались на поверхность и сорвали с Тео его обычную маску сдержанности.
— Я хотел это сделать, Лейла! Я действительно хотел!
— Тогда кто же вас остановил? Бабушка? О Тео, теперь это не имеет никакого значения, больше никакого. Я желаю так же, как и остальные, оставить прошлое похороненным, поскольку воспоминание о былых бедах ничего хорошего не принесет. Мы все теперь разделяем одну и ту же судьбу. Ничто не может стать таким, как прежде.
Теодор еще мгновение продолжал смотреть на меня со странным выражением в глазах, которое на секунду заставило меня думать, что он смотрит на кого-то еще. Но потом на его лице мелькнула тревога, как туча, заслоняющая солнце, и кузен Тео снова стал самоуверенным и хладнокровным. Он поддерживал легкую беседу, пока мы спускались по лестнице, хотя я не слушала, поскольку обнаружила, что ищу Колина и немного боюсь увидеть его.
Сначала мы прошли в гостиную выпить по бокалу вина перед обедом. Там я нашла Марту, совершенно поглощенную своим вышиванием в компании человека, которого раньше никогда не встречала.
Голос Теодора позади меня тихо сообщил:
— Лейла, я не думаю, что вы когда-либо встречались с доктором нашей семьи. Это мистер Янг.
Лицо доктора выглядело так, словно создано только ради одного профиля — таким совершенным он был: с красивым носом и твердым подбородком. Я изумилась моложавости его облика, сложно было представить, что он ровесник дяди Генри — около шестидесяти лет. Его седые волосы лежали мягкими волнами, зачесанными назад, но не прилизанными макассаровым маслом. Бакенбарды были длинными и седыми, но не «бараньими котлетами», столь популярными у пожилых мужчин. Когда он улыбался, то излучал истинное тепло и доброе расположение, а его небольшие голубые глаза горели как у принца Альберта в «Рождественских деревьях». Его голова венчала аристократическое тело, которое двигалось с необычной энергией и казалось сильным, как у мужчины в два раза моложе его возрастом. Одетый в темно-бордовую визитку, черные брюки и полотняный жилет с рубашкой, доктор Янг казался образцом безупречности и элегантности.
Еще больше меня потряс голос доктора Янга. Когда я вошла в комнату и увидела, как быстро он поднялся, чтобы приветствовать меня, широко улыбаясь, с искрящимися глазами, я сразу же почувствовала симпатию к нему. Но когда он сказал своим мягким красивым голосом «Добрый день, мисс Пембертон!» — я почему-то мгновенно поняла, что это человек, которому можно доверять. Этот голос был негромким, но все же наполнял собой комнату и имел силу. Это был голос уверенного в себе человека, каким-то магическим образом воздействующий на каждого, к кому он обращался, и давал слушателям почувствовать, что доктор Янг обращается именно к нему.
— Добрый день, доктор, — тихо ответила я.
В это время в комнату вошла тетя Анна и скользнула к доктору. Она вежливо, но встревоженно ожидала, сжимая руки и терзаясь за его спиной.
— Доктор Янг, — наконец раздался ее дрожащий голос, — вам надо к Генри, прошу вас.
Его улыбка стала шире, улыбка, исполненная всего терпения мира, неторопливая и бескорыстная.
— Да, конечно, Анна. Я никогда не встречал вашу прелестную племянницу. Вы живете в Лондоне, не так ли?
Снова он обращался прямо ко мне тоном хорошего знакомого, с улыбкой, предназначавшейся только мне и глядя только на меня.
— Да, доктор. Вы бывали там?
В ответ он усмехнулся, как будто я напомнила ему о веселой и грубоватой шутке.
— Да, мисс Пембертон, я бывал в Лондоне.
— Доктор Янг… — Голос тети Анны стал пронзительным.
— Я здесь, моя милая. Вы взвинчиваете себя. — Он перенес свое внимание полностью на нее, адресуя свою прекрасную улыбку только ей, как будто нас, остальных, уже не существовало. И я изумлялась тому, как легко он успокоил ее, как быстро моя тетушка расслабилась благодаря персональному вниманию доктора Янга.
«Это — врачеватель душ, — сказала я себе, — так же, как и тел.
— Он сейчас проснулся, доктор Янг, но не желает съесть ни кусочка, — сообщила моя тетя.
— Что ж, очень хорошо, мне надо пойти и переговорить с ним. — Доктор Янг перенес свое внимание на меня, немедленно сфокусировавшись только на мне. — Извините меня, пожалуйста, мисс Пембертон, я должен взглянуть на вашего дядю. Но я скоро вернусь, чтобы иметь удовольствие отобедать в вашей компании.
Я наблюдала, как доктор покидал библиотеку, и почувствовала магию его личности. Была ли эта властная манера врожденной или возникла за долгие годы практики, я могла только догадываться, но то, что доктор Янг обладал удивительным умением вызывать доверие и расположение к себе, было несомненным.
В следующее мгновение тишину библиотеки внезапно взорвало вторжение моего третьего кузена, который сразу заполнил собой помещение.
— Скверная выдалась ночка, — объяснил он с улыбкой, счищая со своих штанов ежевику и крапиву. Налив себе стаканчик шерри, Колин бросил на меня озорной взгляд, затем мельком глянул на Тео и Марту. — Пребываете в общем настроении, да?
Я слегка усмехнулась, но Тео был не в восторге.
— Вы действительно грубиян, кузен, входите в комнату в таком виде, словно собираетесь на ипподром. Вас не научили одеваться к ужину?
Колин посмотрел на свои ноги.
— Что ж я, голый, что ли?
Марта вскинула голову.
— Колин Пембертон! — Ее лицо густо покраснело.
— Прости меня, сестра. Неудачная шутка с моей стороны. Ну что ж, кузина Лейла, — он отошел прочь от буфета и приблизился ко мне как-то воинственно, — вы получили удовольствие от своей прогулки?
— Да, благодарю вас.
— Теперь вы должны позволить мне научить вас ездить верхом.
— Уверена, что мне это понравится.
Он смотрел на меня, отвечая смелости моего собственного взгляда.
— Вы серьезно? — сказал он более спокойно.
Пока я отвечала ему взглядом, будучи всего в нескольких дюймах от него, мое сердце забилось сильнее от его близости. «Конечно, это невозможно, — упрекала я себя, — чтобы этот оболтус мог так меня взволновать, наверное, это от вина».
