Татьяна Полякова - Судьба-волшебница
– Что еще? – спросил он недовольно.
– Гору нашли.
– Естественно, я ведь позвонил еще утром.
– Не называя себя?
– Конечно, не называя. Звонил из автомата. У тебя все?
– Чем ты недоволен? – ворчливо осведомилась я.
– Жизнью. Пани Зоська, вы не поверите, но иногда мне приходится работать. Вот как сейчас. И я терпеть не могу, когда мне мешают.
– Левандовский, я вам что, совсем не нравлюсь? – возмутилась я.
– Иисус сладчайший! – пропел он, пародируя Стасю. – Что в тебе хорошего?
– Ну… не знаю. Может, ты приглядишься получше?
– Может. Но сейчас я занят.
– Понятно. А доброе дело ты мог бы сделать?
– Какое?
– Узнать адрес домработницы Кудрявцева.
– И как я должен это сделать? – ехидно спросил он.
– Я думала, ты можешь все.
– Ты не производишь впечатление девушки, которой есть чем думать.
Он отключился, а я чертыхнулась. «На что я трачу свой отпуск?» – в гневе подумала я, и тут же стало стыдно. Двое моих друзей мертвы, очень может быть, Ирки тоже нет, а я беспокоюсь об отпуске. Я бродила по улицам в большой печали до тех пор, пока не пришло сообщение от Левандовского. «Улица Спортивная, д. 6, кв. 4. Крутикова Татьяна Евгеньевна», – прочитала я. Мог бы еще что-нибудь добавить. «Пока», например. Что мне от этого «пока»? Главное, у меня есть адрес.
Набрав номер квартиры на домофоне, я услышала детский голосок:
– Кто там?
– Извините, Татьяна Евгеньевна дома?
Больше вопросов не последовало, я бегом поднялась на второй этаж, возле приоткрытой двери стояла девчушка лет восьми и внимательно меня разглядывала.
– Бабушка, – не оборачиваясь, позвала она, и в прихожей появилась женщина в цветастом платье и переднике, волосы спрятаны под косынку, руки она держала перед собой, они были в муке. Я сунула ей под нос приготовленное заранее удостоверение.
– Вы из полиции, что ли? – нахмурилась она.
– Я – журналист.
– Я думала, удостоверения только у полицейских. Заходите, если пришли.
Она отправилась в кухню, я за ней. На столе стоял противень с пирогами.
– Мне тут доделать надо, – сказала Татьяна Евгеньевна и принялась смазывать пироги взбитым яйцом.
Девчушка устроилась на табурете. Татьяна добродушно прикрикнула:
– Брысь отсюда… – и девочка неохотно ушла. – Не надоело вам? – спросила хозяйка, отправляя пироги в духовку.
– Журналисты у вас уже были?
– Были. Хоть бы головой своей подумали: ну чего я знаю? Да ничего. У хозяев своя жизнь… Елена мне отпуск дала. На неделю. Вот я и стряпаю. Внучку порадую. А то все некогда.
– Елена – это хозяйка?
– Ага. Елена Владимировна.
– Она сейчас где, не знаете?
– Да вроде уезжать не собиралась. Куда ехать, если завтра похороны?
– Завтра? – переспросила я. – Значит, она в своем загородном доме?
– Я бы там ни в жизнь не осталась после такого… наверное, есть какая-нибудь родня, приютили.
– То есть вы из родственников ни с кем не знакомы?
– К ним вообще редко кто заглядывал, – пожала Татьяна плечами. – Хотя наверняка не скажу. Я ведь в шесть обычно уходила, чем они вечером занимались, да кто к ним ходил…
– Следователи вопросами замучили? – посочувствовала я.
– Не особо. Я ж говорю, какой с меня спрос? Пришла, убралась, сготовила чего надо и ушла…
– Давно вы у них работали?
– В декабре год будет. Уж не знаю, какие у Елены планы, может, придется новое место подыскивать.
– У хозяйки, кажется, со здоровьем неважно?
– Ага. По полдня в постели лежит. Встанет, поклюет чего-нибудь на кухне, и опять в кровать. Летом на качелях спит. Только диву даешься, как бока-то не отлежала. – В голосе Татьяны чувствовалось раздражение, вряд ли она испытывала симпатию к хозяйке.
– А что у нее за болезнь?
– Сердце, давление, вроде инфаркт был… не знаю.
– Вы с ней на эту тему не говорили?
– Нет. Мы вообще не больно разговаривали, так, по хозяйству что спрошу, она ответит.
– То есть дружеских отношений не возникло?
– Какая же дружба, если она мне деньги платит? А мне, значит, надо угождать. Ты не подумай, я ничего плохого про нее сказать не хочу, она баба неплохая. Платили исправно, лишней работой не загружали. Чего мне еще нужно?
– А покойный хозяин как вам?
– Витька-то? – переспросила она. – Потаскун… – тут она едва не подпрыгнула. – Вот ведь дура, распустила язык. Еще места лишусь…
– Не беспокойтесь, – заверила я. – Если хотите, я статью сначала вам покажу. Меня интересует личная жизнь Кудрявцева и его супруги, но я не стану сообщать, от кого сведения. Обойдусь словами: по мнению лиц, хорошо знавших семью…
– До чего вы, журналисты, хитрющие.
– Вам за интервью оплата положена, – ввернула я. – Правда, небольшая. – Покопалась в сумке и протянула Татьяне две банкноты. Она смотрела на них, вроде бы не решаясь взять, но взяла и быстро убрала в карман передника.
– Внучке на подарок. Только я об их жизни мало что знаю…
– Вы сказали, что Виктор Васильевич был…
– Потаскун, – с готовностью кивнула она. – Все так.
– Какие-то слухи до вас доходили?
– Да какие слухи? Он Ленку свою в санаторий отправит, и понеслась душа в рай. Девок в дом таскал. Приеду с утра, а под кроватью то лифчик, то в пепельнице окурки с губной помадой. Еще презервативы тут же бросит, свинья такая, а мне убирай. Вот что значит деньги: не будь их, кто на него взглянул бы? А с деньгами – король, да и только. Еще и выбирал помоложе.
– Вы кого-то из них видели?
– Одну видела. Задержалась как-то с уборкой, а он с ней притащился.
Очень скоро выяснилось, говорит Татьяна, судя по всему, о моей подружке детства.
– Совершенно наглая девка. Хоть бы смутилась. Куда там. И ему хоть бы что. Сказал только: «побыстрее заканчивай и иди».
– Елена о его увлечениях знала?
– Увлечения, – хмыкнула домработница. – Говорю: потаскун. Знала, наверное. Как не знать. Но, видать, терпела.
– При вас они не ссорились?
– Никогда. Он к ней всегда уважительно относился. Ни в жизнь бы не подумала, что изменяет. «Леночка… Котеночек…» – передразнила она. – Я, знаешь, что думаю: виноватой она себя считала, что детей у них нет. Вот и закрывала глаза на его паскудства.
– Елене сколько лет? – спросила я.
– Она точно вобла сушеная, поди разберись. Лет сорок пять, должно быть. Весной двадцать пять лет совместной жизни отмечали, то есть хотели. Ресторан заказали… А накануне она слегла, и отмечали вдвоем. У камина.
– Может, ей просто хотелось побыть с ним наедине?
