Иоанна Хмелевская - Смерть пиявкам!
Ладно, а кто находился внизу?
— Ступеньский, конечно. Да, его здесь все знали. Его все знают. Ну может, не все, но многие.
— А кроме него, кто еще спускался вниз?
И тут из путаных показаний свидетелей выяснилось, что каждый видел каждого. И если верить показаниям, то получалось — все посетители клуба толпились внизу, а вверху было совсем пусто.
Комиссар полиции не был обескуражен такими показаниями, а принялся задавать всякие наводящие вопросы. Когда, уточните, сюда пришел погибший?
Холера его знает. Три человека заявили, что вроде бы заметили, как он входил в здание, было это около часа назад, а остальные уже видели его в зале, не исключено, что прибытие Ступеньского видел еще кто-то из тех, кто уже ушел из клуба. Четверо признались, что разговаривали с ним, просто перекинулись парой слов, таких, знаете, — привет, как жизнь, какая уж тут жизнь, так, ползаю помаленьку, и все.
Он один пришел или с кем-нибудь?
Один. Ничего подобного, пришел с каким-то незнакомым типом. Да нет, он пришел с Маевским! Ну что несешь, Маевский пришел с Боженой. Да нет, они вместе пришли, только по очереди, а за ними еще какой-то незнакомый. В конце концов, здесь не все знают друг друга, вход в клуб свободный.
Как выглядел этот незнакомец?
Да никак. Такой обыкновенный. Солидный, кажется, на голове что-то было… Не на голове, на лице. Усы? Борода? Какая там борода, бритый был, даже кусочек пластыря прилеплен. Никаких пластырей, одни очки. Тут, как видите, темновато и видимость недостаточная. Да и вообще, кроме этих очков еще и другие входили, почему именно бритый незнакомец оказался вдруг таким важным? Ничем особым он не отличался.
Уточните, когда Ступеньский спустился вниз?
Сразу после Маевского. Маевский же поспешил вниз почти сразу же, как появился, а Ступеньский направился вслед за ним, еще какой-то человек спускался, кто-то поднимался, так что довольно много крутилось людей, туда и обратно, но, опять же, при этом освещении трудно за всеми уследить. Только вот вроде бы поднялись они обратно все вместе, а внизу вроде бы совсем одна осталась Марта Формаль. Да, она была тут. Заявилась как раз в тот момент, когда те спускались в подвал. Да нет же, она позже пришла. Ничего подобного, раньше! Одновременно!
Больше возможностей не оставалось: или до, или после, или одновременно. А она покрутилась, покрутилась, искала некоего Возьняка, оператора, расспрашивала всех, не видели ли его, да, Возьняк тут был, но раньше, спускался вниз и теперь наверняка уже ушел, но никто не станет утверждать наверняка, просто не придавали значения таким мелочам. Еще она пила кофе… да не кофе, а пиво, и вовсе нет, она пила минералку, да кто этому поверит, чтобы Марта Формаль вместо пива пила минеральную водичку, это для нее противоестественно! Кто-то ей в шутку заметил: зачем ей искать Возьняка, если тут находится чудо столетия Ступеньский, она отреагировала прямо как дракон какой, мигом взбеленилась. И долго так изрыгала пламя? Ну, довольно долго. А потом все видели, как она спустилась в подвал — злая как сто тысяч чертей. А потом поднялась и ушла. Да, совсем ушла из «Алхимии». Все принялись сплетничать, шум поднялся, обычное дело. И уже никто не смотрел, кто входит, кто выходит.
А потом Ливинский с компанией спустился, и Крыся увидела труп…
— А Маевский еще здесь?
— Здесь, а как же, весь в нервах, коньяк хлещет, и с ним еще двое.
Оказалось, ни Маевский, ни его спутники Ступеньского не знают. Выяснилось, что бритый бородатый очкарик с пластырем, инженер-строитель, ждал внизу Маевского, сидел там еще кто-то из литературной братии. Маевский спустился к приятелю, посидел с ним, поболтал с другими посетителями, кто-то постоянно входил в зал, выходил, может, среди них был и Ступеньский. Вообще-то там специальное средневековое освещение, а попросту — полутьма, лиц особо не разглядишь. Кроме того, в зале полно укромных уголков, где вообще хоть глаз выколи. И никто понятия не имеет, сколько народу толклось в нижнем зале. Ясно лишь одно: поднялось из подвала ровно на одного человека меньше.
Посетители кафе гомонили, делясь противоречивыми показаниями и обсуждая мотивы убийства.
О да, у Ступеньского имелись враги. Хотя правильнее сказать, что это он их считал врагами, им же на него было плевать. С ним было все абсолютно ясно, и он давно уже никого не интересовал. Вот если бы это он кого-нибудь пришил — тогда другое дело, заинтересовались бы снова… Кому это понадобилось? Кому напаскудил? Да скорее пытался напаскудить, но разобраться с ним можно было и без криминала.
Единственная особа, которой он и в самом деле основательно испортил жизнь и в личном, и в служебном плане, была Марта Формаль. Женщина она с характером, справилась с жизненной неудачей, которую тяжело переживала, однако не исключено, что увидела бывшего любовника и взыграла в ней старая обида…
Прямо из мрачных подземелий следственная группа отправилась к Мартусе, которая, к сожалению, оказалась дома и беззаботно распахнула дверь.
Тут уже я не выдержала и напустилась на Островского:
— Ну кто так рассказывает? Да скажите же, как именно он был убит? Хоть кто-то знает это?
Островский рассмеялся.
— А представляете, каково пришлось полиции? Ведь я передаю вам уже несколько упорядоченную версию. Вы и вообразить не можете, сколько нелепостей вывалили эти «свидетели» на полицию.
О, я прекрасно могла вообразить. Даже три человека способны запутать следствие. И обычно самыми толковыми свидетелями оказываются женщины. Сдается, в этом случае сыщики не прижали как следует баб.
Последнее соображение я высказала вслух, и мой собеседник с ним не согласился.
— Напротив! — возразил Островский. — Еще как прижали! И только благодаря этому хоть как-то удалось разобраться, кто когда пришел и кто когда ушел. А ваша Марта явилась в такой блузке, что посетительницы глаз не могли от нее отвести. Я сам в блузках не разбираюсь, так что о ней ничего не скажу…
— И не надо. Лучше скажите, от чего он умер?
— От ножа. Один сильный и точный ножевой удар. Полицейский врач утверждает, что это был штык времен Второй мировой.
Надо же, какое совпадение! Или старинная булава или штык времен Второй мировой. Везет ментам, такое разнообразие орудий убийства! Но тогда Мартуся исключается.
— Из-за штыка? А почему она не могла его позаимствовать в реквизиторской?
— Вздор! То есть позаимствовать могла, но вот употребить его с такой целью — ни за что. У нее какое-то особое отношение ко всему живому, она ни за что не зарежет ни лягушку, ни курицу, ни даже человека. Так что Мартуся тут ни при чем.
