Элина Самарина - Сепсис
Хорошим другом был Самвел Дадаян. Но плохим милиционером был полковник…
* * *— Шоколадка, — в голосе Руслана слышалась встревоженность. — Буня что-то… разочаровывается в тебе.
— Ой, Руслан! Я тоже это чувствую. Но ты же творческий человек, сам понимаешь, что бывают такие периоды, когда… полное отупение чувств. Вот у меня сейчас такое. Но, знаешь, я уже чувствую: вот-вот и пройдет. Попроси его Русик, пусть не гневается! Я чувствую, что роль уже пропитывает меня…
— При чем здесь роль? — недоумевал Гладких. — Роль — это тьфу! Современная техника все за тебя сделает. Где дублер подработает, где звукорежиссер, где монтажом подправят. Это не проблема, Влада.
— Тогда я ничего не понимаю. В чем же проблема?
— Как — в чем? Известная и вечная проблема: денежки!
— А я здесь при чем? Есть продюсер. Есть…
— Влада, Влада, опомнись! Что это ты говоришь? Разве не твои это слова, что муж ни в чем не отказывает, что любые прихоти вприпрыжку выполняет?! Не ты ли это говорила?
— Это — да… Но кино… Он… он не одобряет.
— А зачем тогда мы все это затеяли? Я тебе в первый же день сказал, что там все упирается в двести тысяч баксов.
— Ну да. Говорил… — угасал голос Влады. — Ладно, Руслан, я скажу мужу.
— А он перечислит? Сможет такую сумму?
— Конечно, сможет.
— Твое «конечно» означает «безусловно» или «может быть»?
— Скорее всего, он перечислит, — упавшим голосом пообещала Влада.
— Ну… Смотри сама. Имей в виду: от этого полностью зависит судьба проекта. Все в твоих руках.
Положив трубку, Влада обреченно уставилась в окно.
Сизый голубь, прикормленный Владой, уселся на подоконник и, перебирая лапками, смотрел на свою благодетельницу. В его позе проглядывала требовательность. Изредка он постукивал клювом в стекло. Напоминал. Влада печально усмехнулась: и люди так же. Все требуют. Не просят, а настаивают. Вздохнув, позвонила Дудину:
— Генрих, мне срочно нужно двести тысяч долларов.
— Сколько?
— Двести тысяч. Надо их перечислить Бунимовичу. Студия «РосТО».
— Дальше не продолжай. Сразу могу сказать, что Алексей не одобрит. Особенно сейчас.
— А что случилось «сейчас», что оно стало особенным?
— Как — что?.. В общем, Влада, прости, но эту просьбу я выполнить не смогу. Даже звонить ему не стану.
— Генрих, это нужно для фильма.
— Тем более! Ты лучше меня знаешь, как к этому относится Алексей… Если бы ты захотела бриллианты или… В общем, на что-то другое, Лекс дал бы. А на фильм… Влада, тебе надо лететь в Женеву. Не создавай лишних проблем! Давай, я возьму билет на ближайший рейс. Поверь, я желаю тебе добра. Ты же знаешь, что значит для меня ваша семья.
— Да, я знаю! — капризно нахмурилась Влада. — Он для тебя Бог, а я лишь приложение к нему!
— Ну какое же ты приложение?! Не говори так. Не надо взвешивать на весах мое отношение к вам. По ощущениям оно разное, но вот по силе и качеству… Это так же, как нельзя взвесить лучи солнца. В ажиотаже ты говоришь глупости. Он же обожает тебя!
— Геник, я все-таки настаиваю: позвони и скажи. Или пусть он мне перезвонит, я сама ему скажу.
— Влада, он еще не восстановился после твоего отказа вылететь с ним, а ты хочешь добавить масла в огонь… Ты же разумная женщина!
— Пусть он позвонит, я сама скажу, — упрямо твердила Влада.
— Ладно, — проворчал Генрих. — Я позвоню, но ответ знаю уже сейчас.
Вечером Генрих давал отчет:
— Как я и предполагал, Лекс категорически против. Он вообще против твоих съемок. Так что… Влада, ну что ты так вскипела?! Вспомни, ведь он исполнял любую твою прихоть? Ты только подумаешь, а он уже исполнил. С его занятостью и, главное, с его жестким характером. Ты же управляешь им, как хочешь! Не перечь… Уж я это знаю! И если он не Бог, то из тебя — точно богиню сделал… Знаешь почему тебя так обидел его отказ? Потому что это впервые. Первый отказ за многие годы.
— Генрих, позвони ему еще раз, поговори с ним, — по-детски взмолилась Влада. — Он же прислушивается к тебе. Это же моя единственная мечта!
— «Единственная мечта»! Это твоя мечта, потому что все, о чем другие мечтают, ты имеешь… Как у тебя с продуктами? Нет проблем?
— Нет, — отрезала Влада. — У меня вообще нет проблем. Так и скажи Лексу: у меня больше нет проблем.
Проводив Дудина, Влада дала волю слезам. А назавтра, скрепя сердце, позвонила Бунимовичу:
— Геннадий Ильич, вы можете отложить съемки до… дней на десять?
— А что случилось?
— Мне надо решить этот вопрос с мужем. Он что-то… заупрямился.
— Как заупрям..? Что, ничего нельзя сделать?
— Пока, да. Он против. Сможете отложить? Хоть на неделю?
— Проблематично, Влада… А что, ничего нельзя сделать?
— Я очень прошу дать мне… паузу. Неделю. Я постараюсь это решить. Даже если он категорически запретит, я все равно буду сниматься…
— Как — запретит?! А как же… — В голосе режиссера явно слышалось обескураженность. — Дело не в неделе. Все намного сложнее. Тут проблема со спонсорами. Каждый день в копеечку влетает.
— Прошу вас, Геннадий Ильич, пожалуйста.
— Посмотрим, Влада. Хотя не обещаю. Главное, чтоб у вас в семье все было нормально, — уклончиво пробормотал режиссер. Он и не пытался скрыть разочарования. — Ты пойми: фильм фильмом, но семья есть семья. Тем более — твоя. Тут нужно все обдумать. И прежде всего тебе.
— Я все равно буду сниматься, Геннадий Ильич! Даже если муж будет против! — необоснованно пообещала она.
— Так ведь, если он будет..! В общем, не знаю, Влада. Я подумаю. Хотя даже не знаю. Очень сложно… Мне сейчас нужно решить с деньгами. Двести тысяч долларов. Это как минимум.
— Вот как раз пока вы будете решать вопрос с деньгами, я решу проблему с мужем.
Иронично скривив губы, режиссер неслышно матюгнулся. Неслышно, но искренне. А произнес уже машинально:
— Лады. Давай.
Мобильник Бунимовича отверг ее: она была занесена в черный список. Пришлось звонить в офис. Как она и ожидала, ответила Гелена:
— Геннадий Ильич очень занят, но… можете оставить информацию. Я непременно передам. — В голосе мегеры было столько триумфального торжества и меду, что Влада поняла: на ней поставлен жирный крест.
— Да, я хочу оставить информацию. Передайте Бунимовичу, что я от роли отказываюсь. И еще: даже если он передумает, я не изменю своего решения. Всего доброго! — высказавшись, она прерывисто вздохнула: трудно было слететь с пьедестала, на который вознесла ее наивная фантазия.
Смирившись с провалом хрустальной мечты, Влада уже собиралась в Женеву, когда на телефоне высветился номер Бунимовича:
