Сандра Браун - Трудный клиент
Усталая и сердитая, Берри нашла свою мать в агентстве недвижимости и полчаса изливала на нее свое раздражение. Она говорила о том, сколь несправедливой была критика, и о том, какой серой и неинтересной была на самом деле кампания, которую похвалили.
— Это говорит только об одном: у менеджера совершенно нет вкуса! — в гневе вещала она. — А мне пришлось отвечать перед ним. Мое положение в компании зависит от мнения этого идиота!
Кэролайн пыталась успокоить дочь, но Берри не желала понимать ее замечаний. Она проигнорировала слова матери о том, что ей надо двигаться дальше и не позволить этой незначительной неприятности стать большим препятствием на пути к ее дальнейшему развитию.
— Ты работаешь усерднее, чем любой, кого я знаю, — говорила Кэролайн. — Ты — самый преданный делу работник этой компании. И ты талантлива. Рано или поздно нужные люди заметят это, и твоя работа и твое терпение будут вознаграждены.
Но мягкие увещевания матери только распалили Берри еще больше. Она ведь приехала за сочувствием, а вместо него ей выдали набор банальностей.
— О, чтобы добиться профессионального успеха, лучше пропустить все эти реверансы и сделать то, что сделала ты. Я тоже могла бы выйти замуж за босса.
Произнося эти слова, Берри отлично знала, что несправедлива к матери. Кэролайн много лет добросовестно работала до позднего вечера, в праздники и в выходные. И ее успех был заслуженным, основанным на интуиции и усердной работе, а вовсе не на браке по расчету.
Берри также знала, как больно ранят Кэролайн ее слова, и пожалела о них тут же, едва они сорвались с языка. Но она и не подумала извиниться. Вместо этого Берри вылетела из комнаты, оставив Кэролайн самостоятельно оправляться от неожиданных и несправедливых нападок, источником которых стали не только гнев и разочарование, которые владели сегодня Берри. Этой репликой Берри выдала тщательно скрываемое негодование по поводу достижений своей матери.
— Когда я приехала в тот день домой, — продолжала она сейчас, — Орен ждал меня там, — она невесело улыбнулась. — Помню, я еще подумала, что это мне за жестокость в отношении родной матери и что я это заслужила. Орен принес китайской еды. Он отчитал меня за то, что я слишком много работаю, неправильно питаюсь и не забочусь о себе должным образом. У меня не было настроения слушать, как меня пытаются убаюкать. Особенно Орен. И я потеряла самообладание, накричала на него. Сказала, что он может забрать свою дурацкую еду и катиться к черту. И от моей двери, и из моей жизни. Что, если он побеспокоит меня еще раз, я натравлю на него полицию. Сначала Орен ответил на это нытьем. Как я могу быть такой жестокой, разбивать его сердце, плевать ему в душу и разрушать его мечты? Я слушала эту чушь несколько минут, а потом перебила его. Я сказала Орену, что он давно уже стал объектом для насмешек всех, кто его знает, особенно женщин. Сказала, что он зануда, что он пристал ко мне, как назойливое насекомое, все делает не так и что так думаю не я одна. Потом заявила, что он жалкий придурок и мне противен один его вид.
Берри потерла глаза, словно желая стереть неприятные воспоминания.
— Должно быть, я задела в нем какую-то струну… Или несколько. Потому что Орен вдруг перестал быть собой. Прямо на моих глазах он превратился в некое подобие мистера Хайда. Я никогда еще не видела такого превращения, только в кино. Его лицо покраснело и перекосилось от ярости. Я никогда не видела его таким, мама. А потом он стал орать: «Ты не имеешь права так обращаться со мной! Я этого не заслуживаю!» Он кинул картонный пакет с едой прямо перед моей дверью. Тот порвался, и еда рассыпалась. Орен называл меня грубыми словами. Говорил ужасные, неприличные вещи. Сказал, что неудивительно, что я не ответила на его чувства, ведь меня трахает Бен Лофланд. — Берри поежилась. — Я даже не могу повторить всего, что он сказал. А тебе будет неприятно это слышать. Орен завершил свою речь зловещей клятвой, что заставит меня пожалеть о том, что я его отвергла. Он выражался куда цветистее, но смысл был такой. Я вошла в дом и заперла за собой дверь. В руке у меня был телефон, на котором я готова была набрать 911, — так я его испугалась, — но Орен уехал. Я вошла в ванную, и меня вырвало. Когда все закончилось и я умывалась, я взглянула на себя в висящее над раковиной зеркало. — Берри сделала паузу, затем медленно продолжала: — И тут я увидела, кем я стала. Я едва узнавала себя, мама. Я превратилась в такого же монстра, каким был Орен. Я была жестокой, я говорила ему ужасные вещи. А как ужасно я вела себя с тобой — с родной матерью, которую я люблю и уважаю больше всех на свете. И почему? Потому что была расстроена пощечиной, полученной на работе?
Берри повернулась к Кэролайн.
— Я хотела успеха любой ценой. Меня поглотили амбиции. Я потеряла способность видеть перспективы. Я чуть не испортила отношения с коллегами, друзьями. С тобой, мама!
Дальше Берри продолжала, размазывая по щекам слезы:
— Орен очень сильно напугал меня в тот вечер, но еще больший ужас внушало то чудовище, в которое чуть было не превратилась я сама. Я не ложилась спать ночью, зажгла везде свет, потому что боялась, что Орен вернется. Но еще больше боялась, что, проснувшись с утра, могу передумать и не сделать того, что должна была сделать. К утру я упаковала вещи. И приехала сюда в надежде вновь обрести душевное равновесие, найти потерявшуюся часть себя.
Обойдя кровать, Берри присела рядом с матерью, которая положила ей руку между лопаток и принялась массировать сильно напряженные мышцы.
— Я горжусь тобой!
Берри удивленно посмотрела на нее и невесело усмехнулась.
— Гордишься? После всего, что я только что тебе рассказала?
— Очень трудно быть настолько честной с собой — до жестокости. И еще труднее работать над самореализацией. — Кэролайн поцеловала дочку в лоб. — Так ты позвонила Орену в четверг днем, чтобы извиниться за то, что наговорила ему в тот вечер?
— Более или менее. Я также сказала ему, что мы с Беном почти завершили работу над кампанией, которой он занимался перед увольнением. Что проект отлично удался и он может им гордиться.
— И как он отреагировал на твой звонок?
— Нейтрально. Я даже удивилась. Он не стал повторять свои угрозы, но и не сказал: «Давай оставим прошлое в прошлом». Когда я закончила, он просто сказал: «О'кей!» — и повесил трубку. И я умыла руки. Решила, что мы в расчете. И считала так до тех пор, пока он не отдернул занавеску в душе.
— И конечно, ты не сказала ему, что вы с Беном будете работать здесь в пятницу.
— Конечно, нет. Но я уверена, что Орен следил за моим домом, за офисом. Он достаточно умен, чтобы вычислить, что я работаю где-то в другом месте. Наверное, он следовал за Беном, когда тот выехал в пятницу из дома и направился сюда. Возможно, затем Орен сидел весь день на той заброшенной стоянке, где обнаружены следы шин, точно рассчитывая время, дожидаясь темноты и того момента, когда, по его мнению, нас можно было застать вдвоем в постели.
