Татьяна Устинова - От первого до последнего слова
Она перегнулась через стол, и ее пальцы, вцепившиеся в скатерть, показались ему когтями, как у кошки.
– Поехали, – приказала она Глебову. – Поехали, я вам покажу!..
– Танюша-а! – прокричала домработница Ритуся. – Танюша, суп стынет!
– А?!
– Бэ! Суп стынет, иди быстрей, говорю!
Таня вышла из своей комнаты и побрела в сторону столовой, выходящей всеми окнами на террасу, где по летнему времени Ритуся всегда накрывала ей обед.
– Вы чего орете как резаная?
– Я не ору! Я говорю, что суп на столе и сейчас остынет! Садись и ешь.
Таня засунула руки в карманы джинсов, посмотрела на свои босые ноги и пошевелила большими пальцами. Ярко-алый лак на них уже порядочно облез.
– Ритуся, – начала она задушевно, – я вам тыщу раз говорила, что в середине дня я есть не могу! Говорила или нет?
– Говорила, – согласилась приготовившаяся держать оборону домработница.
То, что она собирается держать оборону, было видно по ее спине, ибо лицом она к Тане так и не повернулась. Половником зачерпнула из медной кастрюли щи, налила в мисочку и понесла на стол.
Таня все стояла и рассматривала свои голые ноги.
Надо бы педикюр сделать, только когда его делать?! И вообще нужно экономить, потому что ее скоро уволят с работы, а педикюр – это недешево!
– А если я вам говорила, что днем не ем, почему вы мне суете ваш дурацкий суп?
– Потому что надо есть первое, – ответствовала домработница уверенно, словно разговаривая с воспитанницей детского сада и разъясняя ей пользу манной каши. – Садись, садись, что ты стоишь!?
– Да не буду, я сказала!
– Щишки, как ты любишь, щавелевые, с укропчиком, с яичком, глянь, я положила!.. Ну, чего не поесть-то?! Поедешь опять по ресторанам шастать, чего ты там не видала, в ресторанах этих?
Таня уселась за стол и взяла ложку.
– Я не шастаю по ресторанам, – сказала она. Взяла здоровенный ломоть свежего черного хлеба, макнула его в соль и откусила. – Я в ресторанах работаю. Встречаюсь с нужными людьми, – продолжала она с набитым ртом и зачерпнула щи ложкой. Было так вкусно, что она даже застонала тихонечко.
– Вот и встречайся, – заключила победившая Ритуся, – сиди там себе, кури свои цигарки и попивай кофеек! А щишек дома похлебай! И сосисочку я тебе сейчас сварю.
– Нет! – закричала Таня. – Никаких сосисочек! Что вы, ей-богу! Вы же знаете, я не ем сосиски! Макс придет с тренировки, вот ему и варите!
– Да что я, ребенка без обеда, что ль, оставлю?! – обиделась Ритуся. – Ну, не хочешь, как хочешь. Тогда чаю с мяткой! Смотри, какая у нас мята выросла! Не мята, а кипарис прямо!
Таня оглянулась на Ритусю, которая держала в руке некий веник и нюхала его, закрыв в экстазе глаза.
– Действительно, – пробормотала Таня. – На мяту не похоже, а похоже как раз на кипарис!
– Что ты понимаешь!
Некоторое время хозяйка и домработница молчали, находясь в полной гармонии. Хозяйка хлебала щи и жмурилась от наслаждения, а домработница заваривала мяту в полосатом кувшине с крышкой. Укутав кувшин чистой салфеткой, Ритуся водрузила его на стол, прямо перед Таниным носом. Оттуда сразу остро запахло свежезаваренной мятой, летом, молодой травой, солнцем. В общем, счастьем. Затем Ритуся, как бы между прочим, выставила на стол огромное блюдо с малиновым пирогом и тут же приволокла любимую Танину чашку.
Эту чашку ей подарили на день рождения адвокат Павел Астахов и его жена Светлана. Чашка была не простая, а «со смыслом», и Таня каждый день из нее не пила, жалела.
– Когда у тебя работы много, – сказала Светлана, вручая ей синенькую коробочку с ленточкой, – нальешь в нее чаю, навалишь на блюдце вкусного и сиди работай! Я Паше точно такую же подарила, для вдохновения! У вас, у бедных, вечно работы много! Так вот ты пей, рассматривай ее и думай, что скоро отпуск!
На чашке и вправду были нарисованы море, пальмы, солнце, негритянский профиль и еще какие-то очень соблазнительные вещи.
Таня эту чашку обожала. Ей нравилось думать, что Павел Астахов решает свои жизненные головоломки и пишет свои книги с точно такой же чашкой, как у нее!
– Чашку уберите, – велела Таня, разгадавшая Ритусин маневр. – Пирог я все равно не буду.
– Да как ты не будешь, смотри, какой красавец!
– Не пирог, а кипарис? – осведомилась Таня.
– Сама ты кипарис! Клубника вся сошла, вот из первой малинки для тебя специально старалась! Для тебя и для Максимки!
– Я не буду пирог, – повторила Таня, косясь на «красавца». Она отодвинула пустую плошку, доела хлеб и дала себе слово, что до завтра есть не будет ни за что. – Вы знаете, где я работаю, Ритуся?
– Знаю! Это все знают!
– А там, где я работаю, нужно соблюдать форму!
– Так ты соблюдаешь! Не ешь ничего!
– Если б я могла не есть, – сказала Таня мечтательно и понюхала пирог, – я бы, знаете, какая была красавица?!
– Ты и так красавица!
– Да ладно вам, Ритуся! Я красавица, только когда не ем вообще! То есть совсем! Я даже от воды поправляюсь! Вот выпила стакан воды и килограмм набрала! Куда мне пироги есть!
– Ну ма-аленький кусочек! Ну просто так, Танюш, чтоб жить веселее было!
Они бы еще долго препирались, если бы Ритуся вдруг не стала прислушиваться к каким-то звукам, доносившимся с улицы через открытое окно. Лицо у нее сделалось озабоченным.
– Что такое? – лениво спросила Таня.
Она раздумывала, не съесть ли ей кусочек пирога. В конце концов, от одного кусочка ничего ведь не будет! Или будет?
– Ты тогда хоть чайку попей, – предложила Ритуся. – Давай я тебе чайку-то налью, свеженького, с мяткой! Ты пей, а я пока пойду у тебя в комнате приберу.
– Не нужно у меня ничего прибирать, – рассеянно отвечала Таня, раздумывая о пироге. – Вы же знаете, когда я работаю, у меня на столе трогать ничего нельзя!
Пожалуй, сейчас она его есть не станет. Она будет пирог есть вечером, вместе с Максом. Они усядутся на террасе, поставят на стол пирог, начнут есть его и запивать чаем!
А еще вчера она купила в крохотном продуктовом магазинчике, кажется единственном уцелевшем из советского прошлого, мешок астраханской воблы.
Они с Максом обожали воблу. Это называлось «пижамная вечеринка», черт его знает почему! Вечеринки с воблой происходили исключительно летом. Они расстилали на полу террасы большой лист бумаги, садились по-турецки, чистили воблу и ели ее, сколько захочется. Таня всегда нарезала огромную миску свежих огурцов и еще черного хлеба. Макс запивал воблу газированной водой, а Таня – пивом.
Рыбой по всему дому после такой «вечеринки» воняло еще дня два, но это никого не смущало.
Значит, так. Она поедет в город, повстречается с тем врачом, которого ей обещал Абельман, выяснит, отчего все-таки помер писатель Грицук, быстренько примчится домой, и они с Максом станут есть воблу, а потом пить чай с пирогом. Пирог на ночь, ясное дело, хуже не придумаешь, но должны же быть в жизни хоть какие-то радости!
