Татьяна Устинова - Близкие люди
– Ты устроен абсолютно так же, как все остальные мужики, – кокетливо сказала Леля и сунула руку под покрывало, деликатно нащупывая отдыхающее и ни на какие подвиги не способное тело, – тебе просто нужно расслабиться.
– По-моему, я уже и так расслабился, – пробормотал Белов в некоторой, впрочем, очень легкой, панике. Леля явно ждала от пего продолжения банкета, а он не мог и не хотел его продолжать.
Да и домой давно пора… на самом деле.
Его жене не было никакого дела до того, где проводит вечера ее драгоценный муж, или она делала вид, что ей нет никакого дела, но Белову наличие жены было исключительно удобно. Он пользовался ею как щитом, когда ему нужно было прикрыться от чрезмерных требований или посягательств слишком активной Лели.
Вот интересно, как же он будет жить, когда бросит жену и станет частью Лелиной биографии? Куда он будет смываться, когда станет невмоготу?! Разве он сможет всю оставшуюся жизнь выносить Лелю?
Настроение испортилось окончательно, и Белов, каким-то фальшивым движением погладив Лелю по голове, перекатился на край спального “гипподрома” и поднялся.
– Ты что? – спросила насторожившаяся Леля. – Все-таки решил ехать?
– Ты же знаешь, что мне нужно, – ответил он с некоторым раздражением. Он почти всегда пребывал в раздражении после слишком активного секса. Кроме того, ему нужно было подумать. – И Степан обещал звонить, что-то там мои козлы с ярмаркой в Нижнем наколбасили…
– Можно подумать, что Степан не знает твой мобильный, – сказала Леля с легким презрением в голосе. Она знала всех, с кем работал Белов, – и начальника, и сослуживцев, и подчиненных.
– Да сам-то он по вечерам дома сидит, как сторожевая собака в будке! Так что ему никакого резона нет мне на мобильный звонить. Он считает, раз он дома, значит, и все должны быть дома!
– Ну, я тебе всегда говорила, что он идиот, – несколько непоследовательно заключила Леля, решив, что обижаться сейчас глупо и непродуктивно. – Хочешь кофе? Я сварю. Или пива?
– Лучше кофе, – попросил Белов, поморщившись. Пива он в рот не брал, но Леля все время об этом забывала, хотя ей полагалось помнить.
Пока он в блаженной, почти обморочной истоме стоял под душем, она приготовила кофе – очень плохой – и выложила какие-то маленькие тарталетки из расписной немецкой пачки. Готовить она не умела и не любила и варку супа считала чем-то безобразно мещанским. Белов был уверен – это от того, что выросла Леля в городе Гомеле, где были свои понятия о светскости и мещанстве.
– А что местное население? – спросила она деловито, когда Белов уже кинул в свою кружку белые таблеточки сахарозаменителя и приготовился сделать первый глоток. – Все по-прежнему против? Как баба-яга?
Вопрос означал, что она уже совершенно примирилась с тем, что Белов вот-вот уедет, и даже готова обсуждать с ним производственную тему. И еще это означало, что она вполне может забыть о том, что он не выносит пива, но про его дела она не забывала никогда.
Умна, ох, умна была Леля!..
И это его пугало чем дальше, тем больше, но обойтись без ее советов он уже не мог.
– А местное население, Лелечка, – ответил он задумчиво, – на то и есть местное население. Заняться им нечем, жизнь у них скучная, а мы их так шикарно развлекаем – то телевидение приедет, то депутаты из сельсовета набегут, то менты пожалуют…
– Это я все и так знаю, – перебила Леля нетерпеливо, – ты мне толком расскажи!
Пока он “рассказывал толком”, она задумчиво болтала ложкой в кружке с кофе. Никакой привычки к этому аристократическому напитку у нее не было, и она старательно ее вырабатывала. Больше всего на свете Леля любила газированную воду “Буратино” и белый хлеб, густо намазанный маслом и посыпанный сверху сахаром, а вовсе не какую-то горячую коричневую гадкую жидкость! Однако приходилось привыкать.
Образ “тонкой штучки” требовал еще и не таких жертв, и Леля готова была принести все, сколько бы их ни было.
Белов замолчал и хлебнул из своей кружки, а Леля сказала задумчиво:
– Ну, то, что они не уходят, тебе только на руку. Нужно правильно их использовать, и все будет хорошо. Верно я говорю?
Белов смотрел на нее и молчал, а она продолжала как ни в чем не бывало:
– Самое главное для вас сейчас – это чтобы ваши заказчики вас не кинули. Мало ли что!.. Перестрахуется какой-нибудь козлик, решит, что если у вас труп в котловане, так с вами и дел никаких иметь нельзя…
– Я звонил Рудневу, – признался Белов неохотно. Об этом никому не полагалось знать, тем более любовнице. Тем более такой, как Леля, – рассказал ему, что у нас за дела…
– А если Степан узнает? – быстро спросила Леля. – Уволит? Он у вас с приветом, а ты через его голову…
– Не узнает, – ответил Белов уверенно, – я принял меры.
Леля искоса на него взглянула, но решила глубже в вопрос не вникать. Иногда лучше не знать, чем знать.
– Я должен ехать, – сказал Белов угрюмо. Сильное раздражение, как кофейная гуща, поднявшаяся со дна кружки, подступило к горлу, грозя залить все положительные эмоции, которыми он зарядился в Лелиной постели.
Боже мой, он и впрямь зачем-то пытается уверить себя в том, что встречается с Лелей ради постельных удовольствий!.. “Не корысти ради, токмо пользы для” – так это называет тугодум Степа.
Токмо пользы для…
– Я тебе позвеню, – пообещал Белов, поспешно зашнуровывая ботинки.
– Я надеюсь, – ответствовала Леля спокойно и чуть иронично. Еще бы он не позвонил!
Пеньюар на ней распахнулся, открывая беловскому взору часть высокой снежно-белой груди с выпуклым ярким соском.
Против воли он уперся тяжелым взглядом в пенный развал дорогих кружев, чувствуя себя собакой Павлова, которая демонстрирует стопроцентно предсказуемую реакцию.
– Значит, завтра в шесть, – резюмировала Леля, когда Белов вдоволь нагляделся и даже покраснел немного от напряжения, – в случае изменений – мобильный всегда со мной.
– Да, мой генерал. – Белов клюнул ее в щеку дежурным поцелуем любовника, который вот-вот закроет за собой дверь, и уже через тридцать секунд был на свободе.
Нет, черт побери, не на свободе!.. Просто он вышел из камеры на прогулку. Вернее, его вывели. Или даже не вывели, а выпустили погулять, потому что деваться ему все равно некуда, это ясно как дважды два.
Все это придется хорошенько обдумать. Не сейчас, потом, попозже, когда будет сделано главное. Он, Эдуард Белов, не сможет и не будет жить со стальным капканом, стиснувшим садистские щучьи зубы на задней лапе и уже порвавшим все сухожилия. Он придумает, как от него избавиться, даже если придется для этого перегрызть лапу.
Он сильный, ловкий и все сможет.
