Галимов Брячеслав - Заговор Елизаветы против ее сестры Марии Тюдор
– Дай Бог… Ну, а какие ещё новости в столице? – уже веселее спросила Елизавета.
– Королева Мария решилась выйти замуж за Филиппа Испанского…
– И это уже не новость, – перебила Елизавета. – Она не только согласилась, но и написала ему нежное, чувственное письмо. У неё прямо-таки страсть писать своим женихам нежные чувственные письма.
– Ого! Видимо, Тауэр связан с Уайт-холлом какими-то тайными ходами, по которым сюда поступают наисвежайшие сведения, – удивился сэр Джон. – В Лондоне только что стало известно о согласии королевы, а в Тауэре уже знают о её письме!
– Но мы не можем себе позволить узнавать новости позже лондонцев. Судьба тех, кто находится в Тауэре, слишком сильно зависит от Уайт-холла, – куда сильнее, чем судьба прочих обитателей столицы, – улыбнулась Елизавета. – А скажите-ка мне как человек с большим жизненным опытом и хорошо знающий женщин – Мария будет счастлива в браке? Из неё получится любящая жена и заботливая мать?
– Нет, – не задумываясь, ответил сэр Джон. – Да простит ваше высочество мою вольность в отношении вашей родственницы, особы королевской крови, но плод перезрел и, к тому же, имеет червоточину.
– Объяснитесь, милорд, и не бойтесь обидеть особу королевской крови, ведь нас никто не слышит.
– Женщина, которая почти до сорока лет не имела ни друга, ни любовника, не может относиться к мужчинам снисходительно, – а без этого ей невозможно любить и быть любимой. Она обижена на мужчин, она ненавидит их, – и в то же время тайно боготворит. Мужчина для неё чудовище и ангел в одном лице, но никак не земное существо со всеми его достоинствами и недостатками. Если она найдёт себе мужа, то будет требовать от него чересчур многого и сама чересчур многое ему предлагать; она изведёт его требовательностью и самопожертвованием, сделает его жизнь невыносимой. О, если бы я был королём, то издал закон, по которому женщин, до тридцати лет не познавших мужчину, следовало бы отправлять в монастырь! Это очень серьёзно, моя принцесса – такой закон помог бы уменьшить количество зла на земле.
– Ах, сэр Джон, сэр Джон, положительно вы неисправимы! – сказала Елизавета, заливаясь смехом. – Но объясните, почему Мария не сможет стать заботливой матерью?
– Всё из-за той же червоточины, моя принцесса. Излишняя требовательность, как и постоянная жертвенность, – плохие воспитатели, они способны отравить детство не хуже холодности и жестокости. Ну, а кроме того… – сэр Джон замялся.
– Да, продолжайте? – вопросительно посмотрела на него Елизавета.
– Вы меня как-то уже спрашивали об этом, и я ответил: кто поручится, что королева Мария сможет родить? Не говоря о её возрасте, она страдает отёчностью, болями в пояснице и головными болями. Часто королева из-за приступов слабости не может выйти на официальные приёмы и ложится в постель посреди дня. Сможет ли он стать матерью?
– Но если она не сможет родить… – проговорила Елизавета.
– …Тогда вы останетесь единственной наследницей престола, – подхватил сэр Джон, – ибо испанцу Филиппу ни за что не отдадут трон Англии. Это слишком даже для епископа Эдмунда.
– Не будем так далеко загадывать, – прервала Елизавета сэра Джона. – Вернёмся к лондонским слухам. О чём ещё болтают в столице?
– Есть ещё одна поразительная новость. У нашего общего знакомого сэра Роберта Дадли нашлась в провинции не то жена, не то невеста. Несчастного отправили к ней, – вы представляете, какой муж выйдет из Роберта Дадли? – усмехнулся сэр Джон.
– Муж из него выйдет, может быть, плохой, но напрасно вы так зло отзываетесь о сэре Роберте, – с неудовольствием заметила Елизавета. – Он был моим товарищем по заключению здесь, в Тауэре: мы гуляли с ним по этому самому двору. Сэр Роберт – благородный и честный человек; да, он не хватает звёзд с неба, но по-своему умен и не лишен наблюдательности.
– Роберт Дадли? – удивился сэр Джон. – Вы его ни с кем не спутали? Может, это Тауэр творит с людьми такие чудеса? Вот уж, действительно, волшебное место!
– Ваше остроумие бывает чрезмерным, милорд, – отозвалась Елизавета с некоторым раздражением. – Вы разите им направо и налево, – вам нет дела, на кого падают ваши удары.
– Виноват, моя принцесса. Вам, конечно, виднее, что за человек Роберт Дадли, – охотно извинился сэр Джон.
– Я знала, что его отсылают в провинцию к этой… как её… леди Эмми, кажется, – продолжала Елизавета. – Я могла бы удержать его, но зачем? Это лишь создало бы ненужные сейчас трудности. Но напрасно Мария думает, что моя дружба с сэром Робертом на этом прекратилась, – таинственно улыбнулась Елизавета.
– Вам виднее, моя принцесса, – повторил сэр Джон. – Что же, – пожалуй, это все новости, которые я вам принес… А вон появился и стражник, недовольное лицо которого свидетельствует о том, что я разговаривал с вами больше положенного времени. Разрешите мне откланяться, моя принцесса, и не забывайте старого сэра Джона, искренне преданного вам.
– Не забывайте и вы принцессу Елизавету, искренне к вам расположенную, – в тон ему ответила она. – Если когда-нибудь, со временем, вы вернётесь в Лондон…
– …То сразу предстану перед вами, – закончил за неё сэр Джон. – А если мне не суждено вернуться…
– …То я буду вспоминать вас добрым словом, – сказала Елизавета.
– А это уже немало, – вздохнул сэр Джон. – Прощайте же, моя принцесса.
– Прощайте, мой славный сэр Джон.
Он пошёл к калитке и, обернувшись, увидел, как Елизавета помахала ему рукой.
* * *Покидая Лондон, сэр Джон неспешно и большим удовольствием пообедал в «Свиной голове». Трактир был снова переполнен: слухи о том, что здесь готовился заговор против королевы, привлекли в «Свиную голову» десятки посетителей, каждый из которых считал своим долгом выпить хотя бы кружку эля в этом примечательном месте. Для сэра Джона как почётного завсегдатая нашли отдельную комнатку, – по иронии судьбы, именно ту, где он впервые встретился с сэром Томасом. В соседней комнате, в которой тогда заседали заговорщики, находчивый хозяин заведения устроил что-то вроде выставки орудий их преступления. Сэр Джон понял это по восклицаниям посетителей: «Вот это пистолет! Посмотрите, какой нож! А это – потайной топор!». Сэру Джону хотелось взглянуть на потайной топор, но было лень вставать из-за стола.
Отобедав, он взобрался на свою лошадь и медленно направился к северным городским воротам. Лондон бурлил, как всегда, – распевал песни, ругался, дрался, обирал прохожих, торговал и назначал любовные свидания. Холод и снег нисколько не мешали обычному ходу лондонской жизни, – разве что костры, разведённые прямо на улице, притягивали к себе разношерстную публику, которая с утроенной силой пила, бранилась и устраивала потасовки.
