Кей Хупер - Шепот дьявола
Нелл стало не по себе, когда она задумалась, как скоро после ее бегства он обратился к этим книгам в поисках ответов. Сразу ли после того, как он попытался открыть дверь и обнаружил, что не может? Научился ли он тогда ее ненавидеть?
— Я рехнулась, снова сюда заявившись, — пробормотала Нелл.
— Будем надеяться, что нет, — сказал Макс от дверей. И совсем другим тоном спросил: — Как ты себя чувствуешь?
Нелл повернулась к нему и медленно кивнула:
— Хорошо. Просто обморок, ты же знаешь.
— Разве? Просто обморок? Ты же сама сказала, что на этот раз все было иначе. Или ты забыла?
— Я помню. — Интересно, а в дверях он стоит, чтобы она не сбежала? Он что, думает, что она кинется бежать из дома? Возможно. Возможно. — Немного неожиданно, вот и все. Как правило, я получаю предупреждение заранее.
— Да, конечно. И что бы это значило? Почему ты потеряла сознание почти без предупреждения?
Она с трудом улыбнулась:
— Будь я проклята, если знаю. Я уже тебе говорила, все это еще в теории. Полагаю, стресс действует на меня сильнее, чем я думала.
— Этот обморок предупреждает тебя, что надо остановиться, — сердито сказал Макс. — Вот что я думаю.
— Может быть. Или двигаться помедленнее. А может, это вообще чистая случайность и не имеет никакого значения. Я не собираюсь убегать, Макс, так что не обязательно загораживать дверь.
— Ты уже однажды убежала, — напомнил он довольно резко.
— Тогда все было иначе.
— Разве? Я знаю, ты пока не хочешь об этом говорить, но я хочу знать одну вещь, Нелл. Ты сбежала из-за меня? Это моя вина?
— Так что? — спросила Шелби.
— Он ничего об этом не знает, — доложил Джастин, садясь в машину.
— Или говорит, что не знает.
Джастин откинулся назад и внимательно посмотрел на нее.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве ты не знаешь Итана Коула всю свою жизнь?
— Ты не ошибаешься.
— И тем не менее ты подозреваешь его в том, что он знает о серии убийств больше, чем говорит?
— По меньшей мере, — быстро ответила она.
— Почему?
— Я же сказала тебе, почему.
— Ты рассказала, почему пришла ко мне с информацией о Джордже Колдуэлле и этих документах, в которых он рылся. Поскольку я совсем недавно поступил сюда на работу, по сути дела, никого в городе не знаю, то и нахожусь вне подозрений, по крайней мере, с твоей точки зрения.
Он перевел дыхание.
— Но ты не сказала мне, с какого бока все это касается тебя, почему ты решила, что все, работающие в полиции города, под подозрением и с какой стати шериф Коул возглавляет этот список.
— Наверное, лучше начать с самого начала.
— Был бы премного обязан.
Шелби слегка пожала плечами.
— Это касается меня, потому что это мой город, и я не могу не беспокоиться о том, что в нем происходит. Это касается меня, потому что любопытство раньше меня родилось, это тебе любой скажет. И еще это касается меня, потому что я в самом деле по-настоящему ненавижу убийство.
— Ладно, — сказал он, — Это все разговоры, а что-нибудь более доказательное?
Шелби помолчала ровно столько, чтобы ее наигранное нежелание отвечать показалось натуральным.
— Я кое-что видела и слышала, и мне кажется, что кто-то в конторе шерифа может быть замешан. Ничего такого, с чем можно пойти к кому-то, скорее ощущения, чем факты.
— Очень ненадежная вещь — ощущения, Шелби.
— Конечно. А вдруг я права?
Вместо ответа он спросил:
— Ты все никак не объяснишь мне, почему шериф — главный подозреваемый.
— Потому что я его знаю. И я вижу, что он ведет себя не так, как обычно, когда он хочет добраться до сути.
— И отсюда ты делаешь вывод, что он что-то скрывает?
— Это то, что возбудило мой интерес, Джастин. Заставило меня следить за ним. А потом я вернулась домой и просмотрела фотографии, сделанные за этот год.
— И?
Шелби запустила руку в большую парусиновую торбу и вытащила оттуда конверт из плотной бумаги.
— И нашла вот это.
Джастин открыл конверт и медленно просмотрел фотографии.
— Вряд ли на этом основании можно делать выводы, — наконец сказал он.
— Верно. Но ведь интересно, не так ли, Джастин? Очень, очень интересно.
Пока Нелл решала, что же ей ответить Максу, он резко сказал:
— Слушай, уже седьмой час, и я прекрасно знаю, что ты после ленча ничего не ела. А может, и ленч пропустила. Моя экономка всегда оставляет для меня ужин в духовке. Давай поедим и поговорим? — И сухо добавил: — У тебя будет больше времени, чтобы решить, сколько можно мне рассказать.
Нелл протестовать не стала. Как ни крути, а поесть необходимо, иначе ноги не потянешь. Она безумно устала, что само по себе было странным: обычно после обмороков она приходила в себя отдохнувшей. Поэтому она ограничилась тем, что сказала:
— Ты так занят своим ранчо, что нуждаешься в экономке?
— Конечно. Кроме того, я ненавижу работу по дому и не умею готовить, — честно признался Макс. — Пошли.
Через полчаса они сидели за маленьким дубовым столиком напротив друг друга у окна, сквозь которое днем наверняка видно все ранчо, и с удовольствием ели салат и вкуснейший куриный пирог, явно приготовленный для мужчины, если судить по величине. Разумеется, сейчас за окном было темно, а поскольку ажурные занавески прикрывали только самый верх, большой черный провал окна наводил Нелл на неприятную мысль, что кто-то за ней следит.
По крайней мере, она уверяла себя, что именно этим вызваны ее неприятные ощущения.
Пока они ели, Макс вел ничего не значащий разговор, и Нелл была благодарна ему, что он пытается разрядить обстановку, хотя и сознавала, что его вопрос, на который она так и не ответила, висит над ней, как дамоклов меч.
Что на самом деле так хотел узнать Макс?
Правду? Какую правду? Всю правду или только часть?
И если она сможет рассказать ему все, что тогда? Что изменится? Что он почувствует, когда узнает?
Он налил кофе и убрал со стола лишнюю посуду, давая ей время поразмыслить. Когда же Макс снова сел за стол, он опять задал ей вопрос, на который он, по-видимому, больше всего хотел получить ответ:
— Ты уехала из-за меня?
— Как ты можешь так думать? Я тебя в тот день даже не видела.
— Так это я виноват? — упрямо повторил он.
— Нет.
Макс поудобнее уселся на стуле и сложил руки на груди с видом человека, который ждет объяснений с невероятным терпением и вежливостью. Нелл даже улыбнулась:
— У тебя все на лице написано, Макс.
— Есть вещи, которые не меняются. Я не поклонник скрытности, ты забыла?
Нет, она помнила. Как раз эта черта и привлекла ее к нему в самом начале, эта его склонность открыто выражать свои мысли и при этом не извиняться, каждым словом, жестом и даже позой показывая, что он за человек.
