Нора Робертс - Глубоко под кожей
Квин разжал ее пальцы и погладил их.
— Твои руки холодные, словно лед.
— Здесь довольно прохладно.
Квин обратил внимание, как какой-то мужчина удивленно взглянул на них — в зале было слишком много людей и становилось жарко.
— Я и не знал, что ты так боишься летать.
— Не говори глупостей, я все время летаю.
— Я знаю. Должно быть, для тебя это тяжелое испытание.
Презирая себя, она бросила взгляд через плечо:
— У каждого свои фобии.
— Ты права. — Он поднес ее руку к своим губам. — Я хочу тебе помочь.
Шантел хотела было вырвать руку, но он ее не отпускал.
— Квин, я чувствую себя круглой идиоткой. Пусть все идет своим чередом.
— Отлично. Но ты не будешь возражать, если я буду держать тебя за руку весь полет, правда?
— Но ведь это же целых шесть часов! — пробормотала она. — Шесть невероятно долгих часов.
Он поднял ее лицо к своему.
— Мы придумаем, как провести это время. — Он прижался губами к губам Шантел, и они не заметили мужчины в темных очках, который уселся в уголке зала вылета. Не заметили они и того, что его руки сжались в кулак, когда он смотрел на них.
— Если мы займемся тем, о чем ты думаешь, нас арестуют, прошептала Шантел, но ее плечи слегка расслабились.
Квин куснул ее губу.
— Ты меня удивляешь. Я хотел всего лишь перекинуться в картишки, сыграть в джин.
— Отличная идея! — Услышал объявление о начале посадки на их рейс, Шантел задержала дыхание и не отняла своей руки. — Ставка доллар, хорошо?
— Согласен.
Засмеявшись, она прошла с Квином и родителями в посадочные ворота.
Мужчина в темных очках, надвинув на глаза широкополую шляпу, достал свой посадочный талон и влился в поток идущих на посадку в самолет.
Глава 10
— Ты действительно хочешь, чтобы я втащила тебя в свою семью? — Шантел аккуратно застегнула молнию на мешке, в котором лежало ее платье. Она заказала его у одного из самых знаменитых модельеров Голливуда, но не для сцены и не для съемок. Не каждый день становишься подружкой на свадьбе своей сестры!
— Как смешно ты это назвала. — Развеселившись, Квин сел на неубранной постели. Его бедра обвивало полотенце — другой одежды на нем не было. В шкафу висел только что отглаженный костюм, но ему не хотелось даже думать об этом.
— А как же это еще назвать? — Шантел деловито проверила содержимое своей косметички. Впрочем, если она что-нибудь забыла, у Мадди обязательно это найдется, возможно, даже в нераспакованном виде.
— Папа просил, чтобы ты был в номере Рида за час до начала церемонии. — Она помолчала и посмотрела на него. — А что обычно мужчины делают перед свадьбой?
— Это — государственная тайна. Что касается твоего первого вопроса, то да, хочу.
Шантел снова остановилась и постучала по ладони щеткой для волос.
— Что ты думаешь о Риде, Квин? Я понимаю, вчера нам удалось пообщаться с ним всего лишь несколько часов, но у тебя уже, наверное, сложилось о нем мнение?
— Беспокоишься о сестре?
— Это совершенно естественная вещь.
Он откинулся на подушки и посмотрел на нее. Узкие брючки, шелковая блузка, серебристые волосы убраны назад и заколоты гребнями с серебряными головками. Шантел О’Харли совсем не была похожа на наседку, но Квин уже научился видеть ее насквозь. Когда дело доходило до ее семьи, она превращалась в самую настоящую квочку.
— Он надежен. Несомненно, успешен. Педантичен, я полагаю. Консервативен.
— А Мадди?
— Несобранная, театральная и немного наивная.
— Ты прав, — прошептала Шантел. С первого взгляда кажется, что общего у них всего лишь на десятиминутный разговор. Но…
— Но что?
— Они подходят друг другу. — Вздохнув, она бросила щетку в сумку. — Подходят, и все тут.
— Тогда о чем же тревожиться?
— Мадди — моя младшая сестра.
— А на сколько минут она тебя младше? сухо спросил Квин.
— Это не важно. — Шантел произнесла эти слова не задумываясь, и Квин понял, что этот вопрос ей задавали уже много раз. Она — моя младшая сестра, самая доверчивая, самая любящая. Эбби — та более… обстоятельная, что ли, — ответила Шантел. — Я достаточно сильна, чтобы постоять за себя, а вот Мадди… Мадди относится к тому типу женщин, которые верят, что в конверте всегда лежит чек, что сигнализация всегда сработает, а газовый кран никогда не подведет.
— А мне показалось, что твоя сестра хорошо знает, чего она хочет и как этого добиться.
— Да я и сама так думаю. Наверное, я стала слишком сентиментальной.
Квин согласно кивнул:
— Тогда почему бы тебе не сесть со мной рядом и не побыть еще немного сентиментальной?
Лицо Шантел медленно расплылось в улыбке.
— А я думала, ты ждешь, когда тебе принесут завтрак.
— Терпеть не могу ждать в одиночку.
— Квин, если я сяду на постель…
— То что?
— То предамся неистовой любви с тобой.
— А, это одни угрозы. — Он лег на подушку и положил под голову руки. — Почему
бы тебе не подойти сюда и не повторить свои слова?
Она отбросила косметичку и подошла к нему.
— У тебя нет ни единого шанса.
— Ой, как страшно!
— Я ведь могу и не ограничиться одними разговорами, — прошептала она и пробежала кончиком пальцев по ноге Квина до того самого места, где заканчивалось полотенце. — Я ведь могу и кое-что сделать.
Но не успела она доказать это, как Квин схватил ее за руку и дернул так, что она упала ему на грудь. Шантел засмеялась, но звук ее смеха поглотил поцелуй.
Она не могла желать его с такой же силой, как и в прошлую ночь, когда они только улеглись на льняные простыни отеля, но возбуждение было столь же острым и свежим.
Она вдохнула запах его тела после душа — свежий и резкий. Его волосы, упавшие ей на лицо, были еще влажными. Его тело было в ее распоряжении — сильное, энергичное, обнаженное. Издав смешок, она прижалась губами к шее Квина.
— Отчего ты все время смеешься?
— Я чувствую себя в безопасности. — Шантел откинула назад голову и улыбнулась ему.
Он убрал волосы с ее лица, подержал их в руке, а потом пропустил их через свои пальцы. Как за такое короткое время она стала ему так дорога?
— Я хочу, чтобы ты чувствовала себя не только в безопасности.
— Неужели? — Шантел приложилась губами к его плечу и провела языком по коже.
— А как еще?
Он хотел, чтобы она испытывала по отношению к нему любовь, верность, преданность. Именно это первым пришло ему на ум, и он испугался. Чтобы защитить себя, а может, и ее, он не стал говорить об этом. Страсть боли не причиняет, в особенности такой сильной, какую причиняет любовь.
