Филлис Уитни - Слезинка на щеке
«Никто сюда не заходил, — ровно произнесла Ванда. — Я брала ребенка на обед. Мы ходили на прогулку. Ключ я брала с собой. Никто сюда не заходил».
Она ничего не добьется от Ванды Петрус. Доркас вернулась в свою комнату и прошла через хлипкую балконную дверь. Свет из комнаты Фернанды падал широкой полосой на соседнюю секцию балкона. Она постучала в приоткрытые ставни.
Немедленно появилась Фернанда, чтобы ее впустить.
«Привет. Заходи. Мы с Джонни обсуждаем возможность завтрашнего путешествия в Петалудес. Это долина Бабочек, ты знаешь. К сожалению, знаменитые бабочки до июля не появляются, но там прекрасная лесистая долина и… — до нее, видимо, дошло выражение лица Доркас, потому что она резко оборвала. — Ну что еще? Что-нибудь случилось?»
Доркас протянула руку: «Взгляни, пожалуйста, на это».
Монету недавно полировали, и серебро блестело при свете лампы.
Фернанда взяла ее и надела очки. «Интересно, — сказала она. — Похоже на старинную монету».
«Я только что нашла это у себя на тумбочке, — сказала Доркас. — Когда я уходила, ее не было, и Ванда сказала, что ничего об этом не знает».
Джонни оторвался от карты и взял монету с ладони у Фернанды.
«Птица Афины, сова. Рядом отпечаток оливковой ветви. Это все символ Афины во времена ее власти — «неподкупная сова» Аристофана. — Он посмотрел на Доркас. — Это весьма существенно», — произнес он, и она знала, что он почувствовал ее неуверенность в себе.
«Ты что имеешь в виду, — спросила Фернанда, — что какая-то загадочная личность вошла в твою комнату и оставила древнюю греческую монету на тумбочке?»
«Сейчас я ничего не выдумываю», — сказала Доркас.
«Конечно, нет, дорогая, — ласково заверила ее Фернанда. — Я сама нахожу это странным. Без сомнения, тут есть небольшая загадка. Надеюсь, отгадка нас не разочарует».
Говорить с Фернандой было бессмысленно. Доркас с вопросом в глазах обернулась к Джонни.
«Покажи мне, где ты это нашла, — сказал он. — Я через минуту вернусь, Фернанда».
Это был предлог, чтобы поговорить с ней наедине. Как только они подошли к двери Доркас, он задал вопрос.
«Это сова из записки? Вот о чем ты думаешь, не так ли?»
«Кто же еще? — сказала Доркас. — Он либо сам был здесь, либо передал через кого-то. Например, через Ванду. В качестве еще одной угрозы, я думаю».
«Мне это все не нравится, — произнес Джонни. — Почему бы тебе не отдать мне записку на хранение? Ты не должна таскать ее с собой в сумочке, напрашиваясь на неприятности».
«Никто точно не знает, что она у меня, — сказала Доркас. — Она останется там же, где и сейчас. Это доказательство того, что я все это себе не придумываю, так же как и монету».
«Перестань в себе сомневаться, — мягко произнес он. — На все это существует совершенно реальный ответ. Пока нам надо быть более осторожными. Завтра мы все вместе поедем в Петалудес. Не надо расставаться. Ты и Бет — и Ванда тоже, если захочет». Он слегка прикоснулся к ее плечу, приободряя ее, и пошел обратно в комнату Фернанды.
В постели она некоторое время лежала, обдумывая события этого вечера, стараясь разобраться в своих собственных чувствах по отношению к Джонни Ориону, но все еще боясь в них удостовериться. Ее мысли все время возвращались к монете и следам на зеркале.
Глава 9
С утра планы неожиданно изменились. Когда они еще завтракали, прибыл шофер мадам Каталонас с запиской для Доркас. Его хозяйка писала, что обнаружила местонахождение миссис Маркос Димитриус. Она позвонит Доркас в десять часов и будет сопровождать ее на место.
Используя в качестве переводчика гостиничного клерка, Доркас пыталась объяснить шоферу, что у нее уже другие планы на утро. Нельзя ли отложить этот визит на вторую половину дня?
Он стоял в вестибюле рядом со столиком, сильный, квадратный — большая неуклюжая фигура в аккуратной униформе. Он покачал головой, отвергая ее предложение. Мадам приказывает, уловила Доркас, а простые смертные должны к ней приспосабливаться. Его голос заполнил весь вестибюль.
«Ставрос говорит, что вернется в десять часов, — перевел клерк. — Лучше, чтобы вы были готовы».
Доркас сдалась. Найти миссис Димитриус важнее, чем посетить Петалудес. Бет она оставит с собой, вне досягаемости Ванды.
«Скажите ему, что я буду готова», — сказала Доркас. Ставрос отсалютовал. Для такого большого мужчины он очень легко проплыл через вестибюль к машине. Когда Доркас вернулась к столу, чтобы объявить о своих изменившихся планах и предложить, чтобы Бет осталась дома, она встретила двойное противодействие. Бет заявила, что она хочет туда, где бабочки, а Фернанда ее поддержала.
«Не могу одобрить этого копания в прошлом, — сказала она. — Сомневаюсь, что мадам Ксения действительно обнаружила эту женщину, но если и так, тебя это только огорчит».
«Это мне решать», — заметила Доркас. «Подозреваю, что тебе пришлось бы поехать, даже если бы это была охота на диких гусей, — сказала Фернанда. — Но давай не портить Бет удовольствие. Мы можем поговорить об этом после».
После завтрака Доркас схлестнулась с Фернандой в ее комнате, где та собиралась в путешествие.
«Я хочу, чтобы Бет сегодня была со мной, — сказала
ей Доркас. — Я не могу доверять Ванде после того, что случилось вчера и…»
«Я знаю, — прервала ее Фернанда, повязывая голову шарфом перед зеркалом. — Ванда рассказала мне, что тебе померещились знаки на зеркале в ванной, а потом ты ее обвинила в том, что она их стерла. Не очень-то дипломатично, дорогая».
«Там были эти знаки, — сказала Доркас. — Два белых кружка, как те, которые ты сама видела дома. Кружки как глаза у совы».
Фернанда печально на нее посмотрела: «Глаза совы! Доркас, если бы я знала, что мне делать! Я так рассчитывала, что эта поездка выветрит из тебя все эти твои аберрации сознания. Но они продолжаются, и это ужасно плохо для Бет. Эта маленькая сцена за завтраком…»
«За завтраком не было никакой сцены, и у меня нет аберраций. Я хочу только, чтобы Бет была сегодня со мной».
Фернанда резко схватила ее за плечи и повернула лицом к зеркалу трюмо: «Посмотри на себя, дорогая, ты только посмотри!»
Повинуясь силе, Доркас сердито уставилась на девушку в зеркале. Ее лицо выглядело пугающе знакомым. Это была та самая ополоумевшая, сорвавшаяся, разъяренная девушка, которую Джино сдал санитарам в сумасшедший дом — девушка, бьющаяся в истерике. Но сейчас у нее нет истерики, и у нее нет ни малейшего желания, чтобы из нее сделали истеричку. Она просто сердита, и у нее есть все на то основания.
«Ты видишь? — спросила Фернанда. — Ты действительно веришь в то, что сможешь создать для Бет спокойную атмосферу любви, в которой она так нуждается? Только не сегодня утром, моя дорогая».
