Галина Романова - Преступно счастливая
Мила была довольна собой. У нее неплохо получилось. Сережа останется доволен. А врать про машину было не совсем разумно. Они же ее так и не купили!
— Понятно… Свободны…
Минин быстро подмахнул ее пропуск, протянул, не глядя на женщину. Она ему была противна. Кивком простился. Но на выходе все же остановил ее словами:
— Постарайтесь никуда из города не отлучаться, пока идет следствие.
— Хорошо.
Она лучезарно улыбнулась ему, будто и не она это вовсе давилась слезами целых двадцать минут. И сидела перед ним с несчастным лицом. И горевала по погибшей подруге. Чего ей горевать? Ей теперь кроить не придется. И мужа без лишней нужды обманывать. Долг-то отдавать не надо… Некому…
Мила вышла из кабинета на трясущихся ногах. Улыбка тут же погасла. Она отошла в дальний конец коридора, где не было никаких дверей и скамеек, только голые стены и крохотное окно с подоконником в торце. Поставила сумку на этот самый подоконник. Поправила волосы и принялась медленно застегиваться.
Нужды в этом особой не было. Она могла запросто дойти до машины и расстегнутой, и не обморозилась бы. Но ей просто нужно было немного времени, чтобы отдышаться, чтобы обдумать все. Все свои ответы на все его вопросы. И предугадать возможную реакцию Сергея. О последнем можно было только догадываться. Как-то он расценит ее импровизацию?!
На подробный анализ у нее ушло почти десять минут. Может, и дольше бы стояла, но внимание неожиданно привлек достаточно громкий разговор за ее спиной. Разговаривали двое мужчин. Оживленно разговаривали. Голос одного показался ей знакомым. И Мила очень осторожно повернула голову. Скосила взгляд.
В самом деле, мужчин было двое. Они подходили к кабинету, из которого она только что вышла. Одним из них был тот самый мужик из телевизора. С ледяным взглядом и чрезвычайно умным лицом. А вот вторым…
Вторым был паскудник Николаша! Парень, который, услужливо улыбаясь, каждое утро паковал ей свежую сдобу в кулинарии. Который стал свидетелем отвратительной сцены разоблачения, которую устроила ей Машка прилюдно. При котором подруга называла ее мошенницей и аферисткой. И еще как-то грязно, она не помнила.
Господи! Как она удержалась на ногах, непонятно! Как потом ехала домой, тоже не помнила почти. Осознание беды пришло, когда уже рыдала на груди Сережи и признавалась ему в том, что отступила от правил и наговорила следователю совсем не то, что Сережа ей велел.
Удивительно! Муж слушал ее и не перебивал. Осторожно гладил по спине и не перебивал. А когда она чуть затихла, вдруг сказал:
— Ой, не знаю, малышка, кто на нашей стороне Бог или Дьявол, но все случилось именно так, как должно было случиться.
— То есть?! — Ее грудь нервно вздымалась вверх-вниз от рыданий.
— Ты все правильно сделала! Ты правильно все сделала, маленькая моя!
И муж принялся покрывать поцелуями ее мокрое от слез лицо. И смеялся при этом. Целовал и смеялся!
— Сережа, я ничего не понимаю… Объясни… У меня голова сейчас лопнет! — пожаловалась она ему. — Николай… Он же расскажет, что Машка обвиняла меня в мошенничестве и…
— И пускай! Это все выглядит как шалость, а не преступление, малыш. Тебе захотелось колечко, тебе нужны были деньги? Тебе надо было скрыть это от меня — мужа своего? Вот ты и пошла к подруге. А та начала капризничать и денег не хотела давать. Вот ты и придумала с ходу слезливую историю. И что такого? Никто же от этого не пострадал. Деньги взяла, расписку оставила. Муж ни сном ни духом. Это здорово! Это просто здорово, Милочка, что ты так все придумала!
— Не понимаю!
— А тебе и не надо понимать, курочка моя глупенькая. — Сережа весело рассмеялся. — Все хорошо, все правильно. Им тебя обвинить не в чем. Не придумают они для тебя версию, детка. Иди ко мне…
А Машка еще смела утверждать, что так, как в кино, не бывает! Бывает, и еще как! В кино, в котором всегда все заканчивается удачно и счастливо. Ее, Милы, жизнь тому подтверждение. Вот так-то…
Глава 20
Волков вышел от следователя Минина уже через десять минут. Историю Николая он знал. Он прослушал ее раз десять, пока пробыл с ним у себя, пока вез его до соседнего отделения полиции и пока поднимался с ним по лестнице на второй этаж, где располагался кабинет следователя Минина. Парнишка оказался словоохотливым и каждый раз, рассказывая, добавлял крохотную детальку. Вроде и ничего особенного, но картинка менялась на глазах.
Этого Волков не любил. В таких рассказах, как правило, оказывается мало правды. Но все же добросовестно исполнил свой долг и доставил свидетеля в кабинет к следователю. Хотя делать это был совершенно не обязан. Мог бы и Гришина послать с этой миссией. Не послал. У того второй день морду разрывало от довольной ухмылки. Видимо, услышал о жалобе, которую накатал в прокуратуру господин Сячин. И радовался теперь.
А и пускай радуется! Ему-то что? Его полковник сразу успокоил, сказал, что никаких неприятностей у Волкова в связи с этой жалобой не будет. Но на Гришина все равно посматривал с интересом. Неужели настолько плох душой человечек?
От Минина он ушел, стоило ему прочитать протокол допроса Людмилы Вишняковой. Там все было бесхитростно. И предъявлять ей было по большому счету нечего, даже с учетом дикого скандала, который устроила ей Мария Стрельцова в кулинарии.
Ну, наврала ей Вишнякова, пытаясь взять в долг, и что? Колечко хотела. А муж денег не давал. Вот и сочинила на ходу историю, пытаясь разжалобить состоятельную подружку.
Все четко!
Либо Вишнякова искусно врет, но доказать обратное вряд ли получится. Наверняка и свидетель у нее имеется из продавцов ювелирного магазина. Кто-то да подтвердит, что была, да, была у них такая клиентка, мерила колечко с бриллиантом.
Кстати, а купила или нет?..
Он вернулся в отдел с чувством острой какой-то недосказанности. Так всегда бывало, когда он что-то упускал. А что — понять не мог. Гришина на месте не было, но он никуда не уехал, точно. На столе дымилась чашка с чаем, на листе бумаги горкой лежало сахарное печенье. Волков вдруг почувствовал, что проголодался. Попытался вспомнить, что ел сегодня на завтрак, и не смог. Жена с детьми ушли из дома рано. Он сел за стол, задумался и…
И не заметил, как все съел. И что именно съел, не заметил. Потому что в доме было тихо-тихо. Окна все были закрыты, потому что на улице было промозгло и дико холодно, и жена еще с вечера все закупорила. В квартире было тихо, благодать для размышлений. Он и думал. Ел и думал. А что съел…
Он подошел к столу коллеги и стащил у него одно печенье. Сунул в рот, принялся жевать. И тут Гришин в кабинет входит. Волкову сделалось неловко.
