Хэлло, дорогая (СИ) - "Sascha_Forever_21 / Hellmeister"

— Да где же? Разве я сдержанный, тыковка?

— Ты замалчиваешь то, что действительно чувствуешь и думаешь. Вроде вежливый, улыбчивый, а на деле — мраморная статуя, — заметила Конни. — Прости, если ошибаюсь, но мне так правда кажется.

Хэл отвёл взгляд в сторону, задумчиво посмотрел на сгиб своего локтя и складки красной рубашки. Проницательности Конни было не занимать. Он удивился: не делая о ней с самого начала каких-то особенных выводов, теперь Хэл понимал, что просто с этой девушкой ему не будет. Вдруг она положила руку ему на локоть, куда он смотрел, и нежно, тихо сказала:

— Это не делает тебя хуже в моих глазах, Хэл.

Он непонимающе дрогнул бровями и поднял на неё взгляд. Таких слов он никогда и ни от кого не слышал, даже от матери, и что-то в груди щёлкнуло, как тумблер. В глазах появилась блестящая искра возле чёрного яркого зрачка на фоне светлой холодной радужки. И он так же тихо, честно, доверчиво ответил:

— Спасибо, тыковка.

3

Чед был пьян. Он не очень-то хотел напиваться, но так уж вышло — поехал вперёд ребят, затем свернул не туда. Ему сегодня не повезло. Нет, не так. Ему всегда не везло. То в общежитии дадут комнату по соседству с похотливым уродом, который только и знает что демонстрировать свой член девчонкам поглупее среднестатистических, вот и таскает одну за другой к себе, плюнув на соседа — на него то есть, на Чеда. То из всей компании на вечеринке именно он попадётся копам с косячком, купленным у местного драгдилера, или с пакетиком с парочкой таблеток, заткнутым за резинку носка.

Он не сомневался в своей невезучести. Вот и в тот вечер Интернет на трассе не работал, небо хмурилось, Луна-парка не было. Чед проколесил порядка сорока минут, не подозревая, что в самом начале пути пропустил единственный нужный поворот — а дальше двигался по обводной дороге вдоль побережья. Только завидев восточнее огненное колесо, сверкающее фонарями на фоне закатного горизонта, Чед громко чертыхнулся, тормознул тачку, выбрался из неё и хорошенько пнул покрышку.

Он был весь белым от злости.

Его всё это достало до ручки, а он даже не рвался в Луна-парк, как другие. Нахрен! Чед сел в тачку, сдал назад, проехался по затканному коричневым светом полю, подломив под колёса сухие стебли злаковых культур, которые никто не собрал в урожайный месяц. Его машина оставила две колеи. А затем, развернувшись, Чед отправился домой.

Но не в том смысле, что к себе домой, а в другой дом — где он гостил. В старый дом Мун. Он бесил его не меньше, чем сама Конни. Вообще все они, понял Чед, его раздражали.

Что он здесь делает, с этими идиотами? Почему не уедет насовсем?

Чед задался вопросом, куда ему двигать — выходило так, что все его друзья отправились в разные концы страны на длинные выходные, и если бы кто-то из них пригласил его («Эй, бро, сгоняешь со мной на классную вписку? Там будут все наши…»), то о’кей. А так он оставался совсем один, дома его никто не ждал, да и сам он к родителям не рвался. У него были слишком бледные, выцветшие веки, слишком матовые глазные белки. Мамаша-медсестра мигом узнала бы, что её сынуля курит не только травку, но и чего похуже, вот уже несколько месяцев, и подняла бы такой лай!

Чед поморщился, только лишь подумав об этом. Нет уж, ему это к чёрту не надо.

Прошло два часа, когда он без спешки вернулся к Конни. Обе тачки стояли уже на месте — Карл и Тейлор припарковали их на подъездной дорожке, и Чед громко выругался. Каким-то образом места там просто не осталось, так что он сказал — ну, сукины дети, блеск! — снова сдал назад, второй раз за день, и вывернул руль так, чтобы оказаться на заднем дворике. Чед проехался уже по кустам гортензий. С большим наслаждением проехался и подался по газону к террасе. Там всё поросло нестриженой самшитовой изгородью, превратившейся в колючее изумрудное чудовище сплошной стеной. В тени самшитов и старого разросшегося клёна, отпустившего тёмную непроглядную крону ниже к земле, он и поставил тачку. Подержав фары включёнными около двадцати секунд, он провернул ключ в замке зажигания и, подумав, механикой опустил стекло, вращая чёрную ручку на двери.

Ему очень хотелось покурить. Он всмотрелся в тёмные окна замершего в полусне дома. Затем взглянул на экран телефона. Восемь пропущенных звонков от Тейлора! Да и к дьяволу, братик, до утра потерпит. Чед сунул руку в перчаточницу, вывалил оттуда стопку штрафных талонов, пачку некогда влажных — ныне высохших — салфеток, два серебристых квадратика «Дюрекс» (будто они ему нужны были в тачке, где никто и никогда Чеду ни разу не давал)… и наконец нашёл в щёлке между пластиком, за перчаточницей, шуршащий голубой пакетик, где было немного марихуаны, обёрнутой в сигаретную бумагу.

Достав скрутку, он порыскал по карманам джинсов в поисках зажигалки и нашёл её, но в куртке. Вытянув губы трубочкой, сунул между них скрутку, переместил её в уголок рта и, чикнув огоньком, отточенным движением аккуратно взял косяк большим и указательным пальцами. На третьем пальце той же руки был большой аляповатый серебряный перстень, который никак не вязался с обликом зачморённого гика с наглым взглядом. Из внешне хорошего парня, которого Констанс даже считала своим другом, из нагловатого, но забавного заумника-студента Чед в одночасье превратился в скользкого говнюка. Он дышал дымом в салон своей машины, пока ему не захотелось покашлять. Только тогда он открыл окно пошире и помахал рукой, не переставая курить. По телу разлилось щекотное тепло. В подушечках пальцев закололо, всё тело стало лёгким, как воздушный гелиевый шарик. И Чед, хихикнув, вспомнил, как Тейлор ходил важный, как индюк, по дому, постоянно пырясь на Конни, а та делала вид, что его не замечает. Два дебила, два сапога пара, мать их. Потом припомнил Карла и подумал, что, может, стоит предложить ему свалить отсюда нахрен — завтра, это завтра. Следом, перебирая в уме всех, кто спал в доме, Чед подумал, что неплохо было бы остаться здесь только ради того, чтобы напоить Сондру и хорошенько вставить ей. Она кажется милой. Она даже улыбалась ему сегодня утром. Делала вид, что вежлива с ним. Что ж, вечеринка на Хэллоуин будет через день — он знает несколько убойных коктейлей. Водка в нужной концентрации любую девку сделает податливой и весёлой, а Сондра кажется той, кто любит повеселиться и без алкоголя.

Он колебался между «уехать» и «остаться», когда кто-то моргнул фарами далеко на дороге. Только потом до Чеда дошло, что фары моргнули сами, когда чужая тачка подскочила на большой кочке. Она плыла медленно до самого конца улицы, до тупика, и Чед с удивлением спросил себя, кто это, чёрт возьми. К тому моменту он уже взял второй косячок и был прилично накуренным.

Машина была что танкер между катеров. Величественная, длинная, хищная, зловеще-блестящая в пробившемся лунном луче. Свет от фонаря на дороге разок осветил её коричневый бок. Чед мигом узнал «Плимут Барракуду» и сощурился, притихнув. Плимут завернул на задний дворик, где поставил машину Чед под надёжной защитой, в густой тени клёна и самшита — такой, что со стороны дома в ночи её было не разглядеть.

Сквозь густые ветви сам он разобрал, что из Плимута, призраком подплывшего к заднему крыльцу, вышел дядюшка Конни, обошёл его и старомодно открыл дверь, помогая самой Конни выбраться с переднего сиденья. Она бойкая девушка, к ней попробуй подойди — окинет насмешливым взглядом, остановит резким словом. Умела резать без ножа одной шуточкой. Быстрее всех в потоке бегала кроссы. Ни в чьих открываниях дверей, дебильных ухаживаниях и прочей ерунде Констанс не нуждалась, но в эту ночь на лице её блеснула улыбка. Хэнк или Хэм — как его звали, Господи? — в общем, этот хмырь здоровый закрыл дверь и навис над Конни возле машины. Та сжалась в его тени, держась за ремешок своей сумочки на плече с робким видом. Чед ухмыльнулся.

Так-так, это интересно.

Этот Хэнк-или-как-его-там покровительственно положил руку Конни на плечо. Она покорно пошла за ним. Чед глазам своим не верил. Всё же он хорошо знал Конни: такая девчонка скорее откусит тебе руку по локоть, если ты вот так решишь с ней обращаться, словно чёртов папочка. Здесь же, заглядывая человеку с белыми волосами в лицо, она поспевала за его спокойным, но широким шагом, и смотрела в загорелое спокойное лицо, лицо сытого хищника, охочего до таких девочек, как Конни. От одного выражения глаз Чеду стало не по себе.