Лорен Хендерсон - Заморозь мне «Маргариту»
– Хорошо, Хелен, зови эльфов, – буднично велела Мелани, мгновенно уничтожив магическую атмосферу. – Смотрится неплохо, да? – спросила она, повернувшись к Салли и Софи.
– Душистый Горошек, Паутинка, Мотылек, Горчичное Зерно! – устало крикнула Хелен.
Ранджит, игравший Душистого Горошка, сделал «колесо» и выкрикнул:
– Я здесь…
Паутинка, белокурый юноша, запрокинув голову, стоял у задника. Прежде чем откликнуться, он неторопливо выпустил изо рта пару колец дыма. Потом затушил сигарету и вышел на сцену. Запоздавший Мотылек – рыжая девчонка на бегу крикнула: «И я!» – покаянно бросаясь к ногам Титании. Эльфы нервно озирались. Хелен ждала, не двигаясь с места. В конце концов из-за одного из мобилей показалась голова Табиты.
– И я! – победоносно выкрикнула она и снова пропала из виду.
Я была готова к ее прыжку, но все равно удивилась. Табите удалось выпрыгнуть из-за мобиля стремительно и неожиданно. Словно капля воды, расслабленно и легко она приземлилась на сцену. Зрители захлопали, а Табита, раскрасневшись от удовольствия, изобразила совершенно не подходящий к ее роли книксен.
– Очень хорошо, но можно и лучше. – Мелани спрыгнула со стула и направилась к сцене. На ней были джинсы, свитер с капюшоном и грубые ботинки. Волосы болтались сзади неопрятным пучком. Казалось, что лишенная какого-либо шика Мелани должна выглядеть нелепо рядом с маленькими изящными эльфами и царственной Хелен; пусть актеры и не были загримированы, но магия пьесы окутывала их блистающей дымкой. Однако Мелани была настолько уверена в себе, что отнюдь не выглядела нелепой.
Табита всплеснула руками. Она все еще сияла, довольная успехом, ее глаза сверкали. Остальные впали в актерское уныние – плечи опустились, руки безвольно болтались. Они выглядели марионетками, висящими на стене в ожидании своего часа. В таком состоянии актеры пребывали всякий раз, когда Мелани разводила мизансцену или работала со светом. Я уже заметила, что одна из основных обязанностей актера – ждать, когда закончат работать другие.
– Ты должна высунуться чуть раньше, – объясняла Мелани. – Чтобы у зрителей после твоего возгласа создалось впечатление, будто ты сидишь за мобилем уже очень давно. Лучше всего сделать это, когда подает свою реплику Ранджит – в тот момент все будут смотреть только на него.
Ранджит, услышав свое имя, автоматически выпрямился и улыбнулся.
– Что скажешь, Тьерри? – спросила Мелани хореографа.
– Я уже объяснял Табите, – крикнул он из дальнего конца зала. – Наверно, она слегка переволновалась. Но прыжок был отличный.
– Отличный, – согласилась Мелани. – Попробуем еще раз? Я хочу, чтобы Табита вовремя высунула голову.
Все застонали. Парень, управлявший канатом Табиты, вышел на сцену, чтобы подвесить ее в очередной раз; остальные эльфы удалились со сцены; Табита поднялась в воздух, исчезла за мобилем, и вся процедура повторилась сначала – на этот раз не так хорошо, хотя Табита высунулась вовремя и прыгнула еще лучше. Салли самодовольно улыбался.
– Видишь? – спросил он меня и Софи. – Правильная выбора.
Судя по широкой улыбке Табиты, она тоже это понимала.
Триумфальный выход Мэри, игравшей Пэка, уже состоялся. Она спланировала на мобиле и прыгнула на Оберона, совершив сложный маневр, которым управляли трое рабочих. К этому моменту я чувствовала себя абсолютно измотанной. В любом случае с моими скульптурами на сегодня покончено. А потому я отправилась за кулисы, надеясь найти там Хьюго. В зрительном зале было темно, если не считать рыжих огоньков сигарет и лучей от маленьких фонариков – зрители сверяли происходящее на сцене с текстом пьесы. Я на ощупь отыскала дверь ложи и перешла в другой мир.
Театр был построен в восьмидесятых годах прошлого века и щедро отреставрирован на деньги, заработанные лотереями. Зрительный зал напоминал шкатулку для драгоценностей – пурпурных и оранжево-розовых тонов с отделкой из тусклого золота. Куполообразный потолок и стены лож были декорированы лепными украшениями. За кулисами же посетителя встречали голые кирпичные стены, открытые водопроводные трубы и электропроводка, низкие потолки с трубками неоновых ламп. Здесь царил вечный сумрак, тут и там попадались пепельницы. Я завернула за угол и оказалась у стола зампомрежа. Меня окутала застоявшаяся вонь пива и окурков. Угрюмая актерская толпа ждала своего выхода; это был ужас прогона – от актеров требовались лишь бесконечные входы и выходы, во время которых налаживалось освещение. В этот день властвуют рабочие сцены, а актеры низведены до уровня кукол. Обычно в таких случаях они коротают время в гримерках или ближайшем пабе, но в этом спектакле все сцены были одновременно столь компактны и столь затянуты, что им приходилось постоянно быть начеку, а актеры терпеть не могут ждать за кулисами.
Я прошла мимо переполненного бычками пожарного ведра с песком. Зампомрежа Луиза находилась в своей стихии. Она была похожа на вторую, закулисную Мелани: спокойно сидела за столом, методично проверяла реплики, одновременно переговариваясь по рации – электрик наконец-то наладил радиосвязь. Перед ней инопланетным зеленым оттенком мерцал экран монитора, на котором можно было видеть, что происходит на сцене. Сверху доносились голоса актеров, рабочих и Мелани – в те моменты, когда она подходила к сцене, – усиленные подвешенными над сценой микрофонами. Репетиция транслировалась на весь театр. Кабинетным крысам и трудягам из подвала разрешалось выключать динамики; всем остальным полагалось внимательно слушать, чтобы не пропустить свой выход.
Я прошла в маленький кабинет помощника режиссера сварить себе кофе. Комната была заставлена банками и стаканами с недопитым пивом, пепельницами, заполненными банановыми шкурками и бычками, завалена какими-то бумагами, с виду походившими на секретную документацию. Табачную вонь перебивали запахи лизола и жидкости для чистки ковров. Я еще никогда не видела эту комнату в таком состоянии.
– Боже, какая грязь! – в ужасе вскрикнула одна из ассистенток, заскочившая следом за мной. – Сегодня уже не успеем прибраться… – Она вытащила из кармана батончик «Марс» и умяла его в два приема. – Скука смертная, и жутко хочется спать, – пожаловалась она. – Все время что-нибудь жую, это просто кошмар. Когда спектакль готов, я чувствую себя спокойно, но во время репетиций всегда набираю несколько фунтов. – И она метнулась обратно к двери.
О волшебный блеск театрального таинства!
– Я заметил, как ты входила сюда, – раздался голос Хьюго. – Между прочим, ты даже не соизволила со мной поздороваться. А я сижу тут и курю. Уже целый час. – Он сидел в нише у пыльного пианино. – Так и хочется пометить территорию вокруг. Вход только по приглашениям.
