Наталия Володина - Мираж цвета индиго
— Неглупый парень, но далеко не все убийцы руководствуются логикой. А почему же он за ними следил, если был уверен, что братец в надежных руках?
— Говорит, что часто провожал его таким образом до дома или до квартиры любовницы. Говорит, что алкоголь будил в Вадиме ненормальную активность, и он мог по пути вляпаться во что угодно. Еще говорит, что Даша — хрупкая девчонка, она бы его не удержала в случае чего. Он и по этой причине не считает, что у нее хватило бы сил убить мужчину.
— Сам-то, конечно, Геракл. Следил он. Но по поводу лейтенанта Михайлова нет сомнений? Это точно ее рук дело?
— Больше некому. Дежурный видел, как она вошла в кабинет и как вышла. Есть свидетели по всему пути следования.
— И как тебе кажется, это почерк одного убийцы — в случаях с Михайловым и Коркиным?
— Способ совершенно разный. Михайлов убит таким образом, при котором много сил и не нужно. Коркина изрезали так, как будто работала банда маньяков. Общее лишь одно — наличие снотворного в крови. Дозы, правда, разные. У Коркина — просто для глубокого сна. У Михайлова — почти смертельная. Ну, есть еще что-то неопределимое пока…
— Я, кажется, понимаю. Дух сумасшедшей сволочи.
— Примерно так.
— Говоришь, ее невозможно найти? А вдруг она все-таки сбежала от убийц Вадима Коркина, грохнула на нервной почве Михайлова, а потом ее нашли те, от кого она сбежала, и того… Как свидетеля.
— Все может быть. Слава Земцов занимается вплотную делом Михайлова и вызывал на допрос парня, с которым Даша была в ту ночь в «Приюте одиночек». Он и заказывал корзину, с которой она приехала в отделение. Потом она вернулась в «Приют» и уехала под утро с этим кавалером — Алексеем Ветровым на его дачу. С ними были еще одна девица и парень. Эту девицу, дочь нефтемагната из Уренгоя, тоже найти не могут. Парень оказался обычным студентом из физтеха. Говорит, что на следующий день они все уехали с дачи Ветрова в Москву. Больше он этих девушек не видел. Сам Ветров показался Славе мутноватым, вроде бы не договаривает чего-то. Но он сын того самого Ветрова. Так что особо не потрясешь.
— Понятно. Слушай, Паша, Слава сейчас у себя? Возьму-ка я у него адрес этой дачи, после которой у нас все действующие лица исчезают, и подъеду туда, поброжу. Там ведь охрана, она все видит и знает. Милиции одно сказала, а мне, глядишь, немного другое.
— По-моему, неплохая мысль.
— И она не одна, Паша. Ты говорил, что этот бомж, которого взяли с бумажником Коркина, сначала показывал, что бумажник выбросила девушка? Так?
— Так.
— Но ведь это могла быть и убийца, правильно? Может, он внешность запомнил?
— Не знаю. Главное, самих показаний больше нет, а он сам, боюсь, уже ничего вспоминать не может. К тому же тебя к нему просто не пустят. Этот Сизов, следователь, между нами, редкая мразь.
— Это его личное дело. Потому что тайные свидания с узниками совести — мое хобби. Пока, Паша, до созвона.
* * *— Тема! — Женя дотронулась до руки Артема, который блаженно откинулся на спинку ее дивана. — Ты знаешь, эту девушку, которая к тебе ночевать повадилась, на самом деле зовут Даша, а не Инесса. Она сама мне сказала.
— Да? Честно говоря, мне как-то все равно.
— А как ты относишься к тому, что она без приглашения является к тебе домой?
— Ужас. Полностью безбашенная девица. Нет, я, конечно, могу сказать резко, чтобы она больше не появлялась. Но ты знаешь, ее, оказывается, милиция ищет!
— Да ты что! Из-за чего?
— Я толком не понял. Сначала мне позвонил Алешка Ветров, попросил, чтобы я сказал, будто мы после его дачи, приехав в Москву, высадили обеих девушек, а сами по домам разъехались. Там с нами сначала, кроме Инессы, была еще Ксения. Но она на самом деле уехала одна, ночью. Алешка позвонил другой, она приехала, но я так спать хотел, что все это плохо фиксировал. Вот он мне и говорит, чтоб я сказал, если меня спросят, что мы в таком составе уехали, в каком приехали. Говорит, что, если мы начнем всю эту путаницу описывать, сами же во всем и увязнем. Ну, я так и сделал, когда ко мне пришел парень из милиции.
— Но ты у него спросил, в чем дело? Почему они этим интересуются?
— Спросил. Он говорит, что пока не может говорить в интересах следствия.
— Но ты ему сказал, что эта Инесса-Даша к тебе приезжает?
— Да ты что! Я же тебе объясняю: ее ищут. Что ж я ее закладывать буду?
— Но ты даже не знаешь, из-за чего ищут.
— Алешка был сильно пьян, когда позвонил. Но он говорил, что ее в убийстве подозревают. Представляешь, какой бред?
— Нет, ты ненормальный. Это страх божий, а не бред! Почему ты скрываешь то, что знаешь? Это считается преступлением.
— Женя, прекрати говорить глупости. Ты просто волнуешься, и тебе мерещатся всякие ужасы. Я уверен: Алешка все перепутал. Может, эту Инессу, в смысле Дашу, ищут по поводу какого-то убийства. Наверняка как предполагаемую свидетельницу. Она таскается по всяким местам. Но у нее масса проблем. У нее нет московской регистрации. Она нигде не работает и нигде не живет. Ну как я могу ее выдать? Ты знаешь, — Артем рассмеялся, — она ночью нашла гениальное решение задачи, над которой я бился часов пять. Посмотрела, записала решение и захрапела.
— Ты шутишь.
— Нет, правда. Говорит, сама не поняла, что сделала. В школе двоечницей была. Это, говорит, у нее вроде припадка.
— А мне она поселиться вместе предложила. Хочет, чтобы я стала ее сестрой!
— Серьезно? Она еще более сумасшедшая, чем я думал. Ладно, бог с ней. Я все время надеюсь, что она просто исчезнет из моей жизни. Но сейчас я, наверно, поеду домой. Бабушка просто боится. Она говорит, что «эта кошмарная девица» как-нибудь нападет на нее без меня.
— Но ты скажешь ей, чтобы она больше не приходила?
— Конечно. У меня от ее храпа глаз начал дергаться.
Глава 17
«Только «оборотень» Сизов мог выбрать такого кандидата в маньяки-убийцы», — подумал Сергей.
Владимир Серков по прозвищу Вовка-Кабанчик смотрел на него глазами бездомной собаки, которую люди гоняли, били, мучили, а она все еще хочет отдать кому-то свою преданность.
— Как же тебя угораздило, старик?
— Ты про что? — Вовка напряженно вглядывался в незнакомое лицо, стараясь понять, чего еще можно ждать.
— Про бумажник покойника, признание в трех убийствах с особой жестокостью.
— Кошелек, что ли? Так на них не написано — от покойника или нет. А признания… — Его глаза покраснели и наполнились слезами. — Бьют сильно. Нет возможности терпеть. Скажешь, не надо было подписывать?
— Теперь уже не думай об этом, не мучайся. Все может измениться.
