Анастасия Машкова - Поющая в репейнике
– А Голубцовой вы замечаний отныне и всегда делать не намерены? Из-за ее привилегированного положения?
Рита тычет большим пальцем в потолок.
– Какая низость – обсуждать личные отношения сотрудников во всеуслышание. Я этого, Кашина, не потерплю в своем отделе!
Она удаляется в кабинет, хлопая дверью.
– Не было печали, – качает головой Утинская. – А какой девчонкой хорошей была. Как власть меняет людей.
– Елена Стефановна, вы как ребенок – совершенно в людях не разбираетесь, – говорит Маня, отвлекаясь от компьютера.
– Как раз дети очень хорошо чувствуют людей, Манечка. Это нам, взрослым, голову очень просто задурить, – вздыхает Утка.
– Это точно, – зло произносит Рита, кидая на Маню острый взгляд.
Но Голубцова ничего не замечает вокруг. Она с рассеянной улыбкой смотрит на экран монитора.
Глава одиннадцатая
Супин в панике ходит по кабинету, запретив секретарше соединять его с кем бы то ни было. Он пытается найти решение, призывая весь свой недюжинный рационализм. Да, он предчувствовал, что слишком гладко игра с Кашиным ему не сойдет с рук. Эта мегера с ангельским личиком сумела надавить на своего непробиваемого бандюгу, выудила сведения! Впрочем, и черт бы с ними. Конечно, что-то они разнюхали о юристе… Он, паскуда, предать их с Бойченко решил тогда, десять лет назад. Верил, что его спасут от безнадежной болезни денежки конкурентов. Клиника в Израиле, операция… Не успел! У Иры в больнице помер. И ничего никто доказать не сможет – стандартное лечение, включая химиотерапию. А то, что сердце не выдержало, – так это бывает. Кто же знал?..
«Кто?! Ира знала! Я знал! И толкнул ее на это. И проклятие ее заслужил. Как же она сказала тогда?.. Да, руки подняла, будто шаманка настоящая, а не медичка-материалистка и кандидат наук, и прошипела: “Проклинаю тебя и Бога в свидетели беру, что никогда ты не найдешь счастья и покоя в жизни. Никогда!” Вот оно, проклятие, материализуется. Хоть в петлю. И поделом!..»
Павел смотрит в окно на соседнюю бетонную коробку. В ней тоже располагается контора по продаже какой-то смехотворной белиберды вроде наполнителей для кошачьих туалетов, на которой серьезные дядьки и хищные тетки делают миллионы. Может, прав Бойченко со своим Валдаем? Впрочем, и там не за фантики жизнь устраивать придется. За проклятые, ненавистные деньги.
Супин вздрагивает от звонка мобильного. Маша… Сердце прерывает гонку, дыхание останавливается. Он дрожащим пальцем дотрагивается до экрана.
– Я выскочила из бух-столовки, где бабки переругались вконец, и почему-то решила сказать тебе, что умираю от любви! – слышит он радостный шепот Мани.
– И еще я совершенно не могу сидеть на стуле. Все болит и ноет. Вот как ты меня замучил ночью. Что ты молчишь? У тебя люди?
– Нет. Я один. И я тоже… умираю.
– От любви?
– Да, Маш. Да.
– Это просто счастье, – выпаливает Маня, и в трубке раздаются гудки.
«Вот чего я боюсь больше всего на свете! Маниного презрения и недоверия. Я не могу потерять ее, не могу!»
Супин подходит к столу, берет очередной карандаш, крутит его в руке. Он уже знает, что пойдет на все условия Кашиной.
* * *Ночью Мане снится кошмар. Аля подходит к ее кровати, тычет пальцем в лицо и говорит странно, нараспев:
– Такой длинный путь, а ты все спишь. Ты же не успеешь.
– Куда, Алечка, куда? – спрашивает Маня шепотом, боясь разбудить Павла. Он уже вторую ночь не уходит от нее в маленькую комнату – спит, крепко прижавшись, будто боится, что она вскочит и убежит.
– Проводить Трофима в рейс. Дорога далекая, плохая. Вот, на-ка, возьми ему рыбки – Тосик любит рыбку жареную.
Аля сует Мане огромную рыбину. Маня отстраняется и видит, что огромная скользкая рыба еще трепещется, поводит страшным пустым глазом, а из-под жабр сочится кровь, которая заливает простыню…
Маня вскрикивает и просыпается. Павел поднимает голову:
– Что, Манюш?
– Ой, сон дурацкий. Страшный такой, про Алю.
– В церковь сходи, свечку поставь, – зевает он и поворачивается на спину. – Покойники вроде любят, когда свечи за них ставят. Впрочем, я в эту ерунду не верю. Просто ты перенервничала в эти дни. Ничего, в выходные поедем с тобой в Звенигород. Там красотища, тишина… И гостиница очень хорошая есть. Не боишься горок крутых? Усядемся на тюбинг – и в полет. Лепота…
– Не-а, я с тобой ничего не боюсь, – Маня прижимается к Павлу, целует его в шею, шепчет, что вот так, обнявшись, им ничего не страшно. Ничего.
Утром Маня никак не может найти свой мобильник, который запропастился невесть куда.
– Ну Бог с ним, Маш! Какие там срочные звонки у тебя? Вечером найдешь.
– А вдруг Тосик позвонит? Он сегодня из рейса возвращается и обязательно позвонит, будет нервничать, где я и что.
Она вытряхивает все из своей сумищи на кровать.
Супин подходит к Мане, растерянно щупающей подкладку сумки.
– Я вот что хочу тебе сказать, Маш. Трофим, конечно, хороший мужик, и какие-то родственные чувства ты к нему вполне можешь испытывать. Но… мне это, откровенно говоря, не слишком приятно. Все-таки он – мой соперник.
Маня хмыкает.
– Тосик – соперник? Скажешь тоже. Ты еще к братьям моим сводным меня приревнуй.
– Да, я ревную. Мне вся эта ситуация неприятна. Ты всю жизнь будешь носиться с чужим Тосиком как с писаной торбой?
Супин смотрит на часы и хватает со стула портфель. Времени – в обрез, а Павел Иванович никогда в жизни не опаздывал на работу.
– Паш, но это невозможно, взять – и отрезать в один день. Тосик и Аля – это уже моя жизнь.
– А я? Я – жизнь или так, временное явление?
– Ты – мое счастье.
Маня подходит к Павлу, обвивает его руками.
Супин смотрит на нее строго.
– Тогда немедленно хватай сумку и иди за мной в машину. Водитель уже наверняка приехал.
– Ах да, мой повелитель, у вас же теперь личный водитель. Как же я забыла?
– Да, помни, пожалуйста, что у нас теперь СВОЯ жизнь. И твое прошлое к ней не имеет никакого отношения.
– А твое прошлое?
Супин резко отворачивается и идет к двери:
– У меня нет прошлого. Оно забыто, похоронено и даже… Ну, ты готова?
Он вдруг наклоняется и поднимает Манин телефон, который лежит под зеркалом.
– Вот, Маша-растеряша, твой телефон! Едем!
Лишь в машине Маня включает телефон и видит два пропущенных звонка. Необычный, чужой номер, кажется, не московский. Она не слышала вызова, так как телефон был поставлен на бесшумный режим.
